— Этого нельзя допустить, — сказала Оже. — Если мы потеряем след, то потеряем все. Весь твой мир, Флойд — все, кого ты знаешь, все, кого ты когда-либо любил, — умрут в одно мгновение.
— Я скажу Тунгуске, чтобы они подбросили в топку еще несколько стульев.
— Мне жаль, — сказала она, откидываясь на подушку, словно лишившись сил. — Не знаю, почему я делаю это еще более трудным для тебя, чем оно уже есть. Тунгуска наверняка делает все, что в его силах. — Затем она пристально посмотрела на Флойда, какое-то случайное воспоминание вернулось на место. — Координаты АКС, — сказала она. — Ты с ними разобрался?
— Нет. Тунгуска все еще пережевывает это. Он говорит, что мы, возможно, никогда их не найдем.
— Мы здесь чего-то не понимаем, Флойд. Что-то настолько чертовски очевидное, что должно бросаться нам в глаза.
Тунгуска пришел навестить ее чуть позже. Он был огромным мужчиной, но двигался и говорил с таким неторопливым спокойствием, что Оже не могла не расслабиться в его присутствии. Само его существование, казалось, уверяло ее, что ничего плохого не случится.
— Вы пришли, чтобы вытащить меня из постели? — спросила она. — Я чувствую, что мне не хватает всего этого волнения.
— По моему опыту, — сказал Тунгуска, устраиваясь на временном сиденье, — волнение всегда лучше, когда это происходит с другими людьми. Но я пришел не за этим. У меня есть для вас сообщение. Мы перехватили его незадолго до входа в портал.
— Какого рода сообщение?
— Оно от Питера Оже. Хотели бы вы на это посмотреть?
— Вам действительно следовало сказать мне об этом раньше.
— Питер специально просил, чтобы вас не беспокоили, пока вы не почувствуете себя лучше. Во всяком случае, ответить не было никакой возможности. Мы сказали Питеру, что вы будете без сознания до тех пор, пока мы не окажемся в гиперсети.
— Значит, он знает, что я в безопасности?
— Теперь знает. Но почему бы мне просто не воспроизвести сообщение? — Не дожидаясь ответа, Тунгуска протянул руку к одной из стен и сотворил экран. На нем появилось плоское, статичное изображение Питера, выглядевшее немного более измученным и грубоватым с виду, чем обычно.
— Я оставлю вас, чтобы вы могли просмотреть сообщение наедине, — сказал Тунгуска, вставая и жестом приказывая своему креслу раствориться в полу.
Изображение ожило, как только Тунгуска вышел из комнаты.
— Привет, Верити, — сказал Питер. — Надеюсь, что это письмо дойдет до тебя в целости и сохранности. Прежде чем ты начнешь беспокоиться, я хочу, чтобы ты знала, что с детьми все в порядке. Мы находимся под защитой умеренных в Политиях — друзей Кассандры, — и они очень хорошо заботятся о нас. Тунгуска позаботится о том, чтобы мы все воссоединились, как только это безумие закончится.
— Хорошо, — одними губами произнесла Оже.
— Теперь давай поговорим о тебе, — продолжил Питер. — У меня все еще нет всех фактов — и я не ожидаю получить их, пока мы не встретимся лицом к лицу, — но я услышал достаточно, чтобы знать, что ты в основном цела и что ты в отличных руках. Я сожалею о том, что случилось с Калисканом и Кассандрой. Я знаю, что ты прошла через немалые испытания с тех пор, как вернулась с E2, даже если не обращать внимание на то, что на самом деле произошло на другом конце линии. Все, что я могу сказать, это — и знаю, что это прозвучит странно в моих устах, — но я горжусь тем, что знаю тебя. Мы были бы удовлетворены, если бы все, что ты сделала, — это выполнила миссию, которая была возложена на тебя. Но ты сделала гораздо больше. Ты оправдала память о Сьюзен Уайт. Ты позаботилась о том, чтобы ее смерть не была напрасной. — Питер сделал паузу и поднял плоский экран дисплея, на котором извивалась и кувыркалась сложная трехмерная форма, похожая на металлическую снежинку или морскую звезду. — Ты, вероятно, не узнаешь это. Это единственный воспроизводимый элемент "серебряного дождя" — того самого сорта, который, по мнению людей Кассандры, попал в руки Найагары.
Он был прав: она не должна была этого замечать. Но она почувствовала проблеск чего-то знакомого, когда впервые увидела вращающуюся фигуру. Машины Кассандры распознали это, даже если Оже этого не сделала.
— Официально это никогда не должно было быть возможно, — продолжал Питер. — Предполагалось, что все запасы были уничтожены двадцать лет назад. К сожалению, этого не произошло. В вопиющее нарушение договора Политии сохранили стратегический резерв. Они даже выделили небольшую команду для улучшения оружия.
— Ублюдки, — сказала Оже.
— Но не будь к ним слишком сурова, — сказал Питер с блеском в глазах, как всегда точно зная, какой будет ее реакция. — Мы поступили точно так же. Единственная разница в том, что наши исследовательские группы были не столь изобретательны. Или, возможно, умны. — Он наклонил экран дисплея так, чтобы иметь возможность посмотреть на него самому. — На самом деле, то, что сделали ученые из Политий, было очень простым. Оригинальный "серебряный дождь" был антибиологическим средством широкого спектра действия. Он не мог отличить людей от растений или любого другого вида микроорганизмов. Он внедрялся во все живые организмы и убивал их всех в один и тот же запрограммированный момент: вот почему у нас до сих пор есть Очищенная зона на Марсе. Очень хорошо подходит для уничтожения целой экологии... не так уж хорошо для хирургического удаления одного его элемента. Но новый штамм способен именно на это — он специфичен для человека. Когда он выполнит свою работу, нигде на E2 не останется никого в живых. Через несколько недель там не останется даже трупов. Тем не менее, во всех остальных отношениях экосистема останется нетронутой. Для остальной природы это будет выглядеть так, словно только что закончилась кратковременная сильная лихорадка. Лихорадка, длящаяся миллион лет и называемая Homo sapiens. Города будут рушиться и приходить в упадок. Дамбы треснут и рухнут. Дикая природа вернет себе то, что принадлежало ей по праву. Животные, вероятно, даже не заметят разницы, за исключением того, что воздух станет немного чище для птиц, а океаны будут звучать немного тише для китов. Не будет даже атомных электростанций или кораблей, которые вышли бы из-под контроля и отравили бы мир, когда уйдут их хозяева.
Питер убрал панель движением запястья и отложил ее в сторону. — Зачем я тебе все это рассказываю, когда у Найагары уже есть оружие? Просто потому, что вы — наша единственная надежда остановить это. Если это оружие будет выпущено в атмосферу E2, поймите, что оно сработает. Реальной вероятности неудачи не существует. Никакого противоядия, которое мы сможем выпустить позже в надежде, что оно уничтожит репликаторы до того, как они сработают. Единственный способ остановить это — перехватить Найагару до того, как он достигнет Земли Е2. Если его не перехватят, убийство трех миллиардов душ в E2 будет достаточно серьезным. Но это еще не конец. Если агрессоры потерпят неудачу, тогда, я полагаю, у нас есть надежда положить конец этой безумной войне до того, как она обострится еще больше. Возможно, мы потеряли Землю, но нам не обязательно терять всю систему. Но если "серебряный дождь" достигнет E2, сторонники жесткой линии в Политиях никогда не согласятся ни на какое прекращение огня, даже с умеренными. Это пройдет до конца. Это будет конец всему. — Он пожал плечами. — Конечно, мы проиграем. Я просто почувствовал, что для тебя нужно абсолютно прояснить этот вопрос, чтобы ты знала, что поставлено на карту.
— Знаю, — сказала Оже. — У тебя не было...
— Я знаю, я знаю, — сказал Питер, кивая. — После всего, через что ты прошла, всего, что ты сделала для нас, просить тебя о гораздо большем... это нечестно и неразумно. Но у нас просто нет альтернативы. Я знаю, что у тебя есть сила, Верити. Более того, я знаю, что у тебя хватит смелости. Просто делай, что можешь. А потом возвращайся к нам домой. У тебя больше друзей, чем ты думаешь, и мы все ждем тебя.
Позже у нее был еще один посетитель. Темноволосая девушка вошла в комнату без приглашения, затем скромно встала в ногах ее кровати, сцепив руки за спиной, словно ожидая легкого выговора за опоздание с домашним заданием.
— Я могла бы сделать себя прозрачной, если ты считаешь, что это может помочь, — сказала Кассандра.
— Не беспокойся. Я знаю, что ты ненастоящая.
— Я посчитала за лучшее появиться лично. Ты ведь не возражаешь, правда? По сравнению с тем, что я уже сделала с тобой, изменение каналов твоего восприятия кажется довольно банальным.
— В чем дело, Кассандра?
— Это касается тебя и меня. Речь идет о том, что с нами случилось, и что мы с этим делаем.
— Я не питаю иллюзий, — сказала Оже. — В Париже ты похитила мое тело, чтобы спасти нас.
— В процессе я также спасла себя. Не могу отрицать, что здесь была замешана определенная доля личных интересов.
— Почему? Уверена, что эти твои машины могли бы спрятаться от греха подальше, пока опасность не миновала.
— Они могли бы это сделать, но я бы долго не прожила без разума-носителя. Личность — хрупкая вещь и в лучшие времена.
Оже ощутила какой-то холодок при мысли о том, что пришлось пережить Кассандре. — Как много в тебе... — Но она не смогла найти в себе сил закончить вопрос.
— Какая часть меня выжила? Больше, чем я могла надеяться. Гораздо меньше, чем мне бы хотелось. Мысленно у меня было время написать сообщение в бутылке. Ты обращаешься к этому сообщению.
— А твои воспоминания?
— В принципе, машины могли бы кодировать и передавать только крошечную часть информации. Мои воспоминания кажутся завершенными... но тонкими, похожими скорее на набросок натуры, чем на саму вещь. В них нет никакой фактуры, нет ощущения, что я действительно пережила эти события. Я чувствую себя так, словно моя жизнь — это нечто, случившееся с кем-то другим, нечто, о чем я слышал только из вторых рук. — Она взяла себя в руки, опустив взгляд на свои туфли. — Но, возможно, так всегда кажется в жизни. Беда в том, что я не могу вспомнить, была ли какая-то разница до моей смерти.
— Мне жаль, Кассандра.
— О, не пойми меня неправильно — это лучше, чем быть мертвой. И когда мы разберемся с этим беспорядком, всегда будет шанс, что я смогу восстановить резервные копии воспоминаний из мнемонических архивов Политий. Если они выживут.
— Надеюсь, что они это сделают.
— Посмотрим. Главное, что я зашла так далеко. Я должна поблагодарить тебя за это, Оже. Ты могла бы мне отказать.
— Не помню, чтобы мы обсуждали это.
Кассандра слегка улыбнулась. — Ну, признаю, это не заняло много времени. И в процессе того, как я штурмовала твой мозг, ты, вероятно, потеряла последние несколько секунд своей кратковременной памяти. Но уверяю тебя, у меня было твое разрешение сделать то, что должно было быть сделано.
— Ты спасла нас, — сказала Оже. — И когда я была ранена, когда Флойд вернулся, чтобы спасти меня, ты осталась со мной.
— Что еще я должна была делать?
— Ты могла бы сбежать из моего тела... бросить меня в Париже. Уверена, что твои машины справились бы до тех пор, пока не нашли бы другого хозяина. В конце концов, ты могла бы обойтись и Флойдом.
— У тебя неправильное представление о нас, — сказала Кассандра. — Я бы никогда не бросила тебя. Я бы предпочла умереть, чем жить с этим.
— Тогда я благодарна.
— Ты тоже спасла меня. После всего, что произошло между нами, я ни на что не рассчитывала. Прими мою благодарность, Оже. Я просто надеюсь, что в каком-то смысле это послужило нам обеим уроком.
— Я была единственной, кто нуждался в этом уроке, — сказала Оже. — Я возненавидела тебя, потому что ты сказала правду обо мне.
— Тогда я сделаю небольшое признание. Даже когда я готовилась давать показания против вас, я восхищалась твоей самоотверженностью. У тебя внутри горел огонь.
— Он чуть не обжег меня.
— Но, по крайней мере, тебе было не все равно. По крайней мере, ты была готова что-то сделать.
— Этот небольшой беспорядок, — сказала Оже, — произошел из-за людей, которые были готовы что-то сделать. Такие люди, как я, которые всегда знают, когда они правы, а все остальные неправы. Может быть, что нам нужно, так это чтобы нас было на несколько человек меньше.
— Или правильная точка зрения, — сказала Кассандра, пожимая плечами. Она неловко поерзала. — Послушай, я перейду к делу. Я имела в виду все, что только что сказала, но причина, по которой я пришла поговорить с вами, очень проста: теперь это твой выбор.
— Какой у меня выбор?
— То, что ты сделаешь со мной. Ты исцелена. Тебе больше не нужно, чтобы я была у тебя в голове, чтобы поддерживать твою жизнь.
— Значит, вы определили нового носителя?
— Не совсем так. Тунгуска взял бы меня, если бы у него было свободное место... чего у него нет, учитывая всю дополнительную тактическую обработку, которую ему приходится выполнять. То же самое касается и остальной команды. Но есть методы. Они могут приостановить работу моих машин до тех пор, пока мы не вернемся в Политии и не найдем хозяина.
— Ответь мне честно: насколько стабильным было бы это отстранение по сравнению с тем, что ты осталась бы там, где находишься сейчас?
— Процедура отстранения более чем способна...
— Говори честно, — сказала Оже.
— Были бы некоторые дополнительные потери. Невозможно определить количественно, но почти неизбежно.
— Тогда ты остаешься на месте. Никаких "если", никаких "но".
Кассандра откинула в сторону прядь своих черных волос. — Не знаю, что и сказать. Я никогда не ожидала такой доброты.
— От меня?
— От любого трешера.
— Тогда, полагаю, мы обе что-то не так поняли. Давай просто надеяться, что мы не единственные, кто сможет найти какой-то общий язык.
— Будут и другие, — сказала Кассандра. — Но это не значит, что мы не можем сыграть свою роль. Когда мы разберемся с Найагарой, когда вернемся в Седну, останутся очень свежие раны, которые нужно залечить.
— Если кто-нибудь останется в живых.
— Нам просто остается надеяться, что ситуация не дошла до крайности. Если они этого не сделали... если прогрессивные трешеры и умеренные слэшеры смогут отбросить свои разногласия в сторону... тогда, возможно, у всех нас появится надежда. В любом случае, пример сотрудничества мог бы все изменить.
— Ты имеешь в виду такой пример, как мы?
Маленькая девочка с темными волосами кивнула. — Я не говорю, что должна навсегда остаться в твоей голове. Но когда ведутся переговоры о мире, кто-то, кому могли бы доверять обе стороны, действительно может оказаться очень важным игроком.
— Или они могут вообще не доверять нам.
— Это рискованно, — признала Кассандра. — Но я была бы готова принять это. — Затем что-то, казалось, позабавило ее. — И ты никогда не знаешь наверняка, Оже.
— Никогда не знаешь чего?
— Это могло бы стать началом прекрасной дружбы.
После долгих настояний Тунгуска наконец уступил и разрешил Оже прогуляться по кораблю. Она была умыта и бодра, голоса в ее голове больше не были такими настойчивыми. Простыня из элегантного постельного белья облегала каждое ее движение, сохраняя ее скромность и — всякий раз, когда она мельком видела себя в какой-нибудь полированной поверхности или настоящем зеркале, — незаметно льстила ей, как она заметила. Еще совсем недавно она пришла бы в ужас при мысли о том, что позволит машинерии слэшеров стать настолько близкой с собой. Теперь, когда бы она ни пыталась вызвать соответствующее рефлекторное отвращение, его просто не было. Несмотря на свои небольшие разногласия с Кассандрой, она задавалась вопросом, было ли это из-за того, что машины тайно манипулировали ее мыслями, или события последних нескольких дней, наконец, заставили ее осознать, что не все в слэшерах было неправдой, автоматически вызывающий отвращение. В то же время она задавалась вопросом, действительно ли ей нужен был ответ. Простой факт заключался в том, что она больше не испытывала к ним принципиальной ненависти. Это также было источником постыдного изумления, что она могла когда-либо тратить столько энергии на беспочвенные предрассудки, когда принятие и терпимость были бы более легким, даже ленивым курсом.
