— А знаешь, Игорь, я принимаю твое предложение и согласна стать твоей женой, — вдруг произнесла Татьяна.
Игорь даже немного оторопел, так неожиданно прозвучали ее слова.
— Я очень счастлив и обещаю...
— Подожди, — прервала его Татьяна. — Я согласна стать твоей женой, но при определенных условиях.
— И что за условия?
— Наше бракосочетание состоится ровно через год, день в день. И весь этот год у тебя не должно быть ни одной женщины. Включая меня. Мы будем встречаться, но не будем все это время заниматься сексом. Если же мне станет известно, что ты с кем-то мне изменяешь, все наши отношения тут же прекращаются. Я попрошу папу, чтобы он больше никогда не имел с тобой никаких дел.
— Я понимаю твое требование по поводу других женщин, но почему мы должны прекратить заниматься любовью?
— Очень просто, это испытание для тебя. Готов ли ты ради меня принять на целый год целибат? Подумай, Игорь, я знаю тебя, воздержание тебе будет даваться тяжело.
Игорь, в самом деле, задумался. Татьяна права, год без женщин при его темпераменте дастся ему, ой, как нелегко. Но с другой стороны, а есть ли у него выбор? Он сильно обидел Татьяну и не удивительно, что она выкатила ему столь жесткие условия.
— Я согласен, — сказал он.
Татьяна вдруг встала, подошла к двери и закрыла ее на щеколду. Затем скинула с себя халатик, представ перед ним абсолютно голой.
— Год без женщин у тебя начнется с завтрашнего дня, — сказала она.
89
На следующее утро Игорь проснулся в плохом настроении. И дело было не во взаимоотношениях с Татьяной, а в том, что ему предстоял крайне неприятный разговор с Ольгой, который должен был завершиться ее увольнением.
Игорь прекрасно понимал, насколько это несправедливо; уж, если она и в чем-то виновата, то не больше, чем он. Но лишиться работы должна она, а он, как ни в чем ни бывало продолжит ее. А ведь у нее не простое материальное положение; от краткосрочного брака с однокурсником остался сын, которого Ольга воспитывает одна. И никто ей не помогает. А теперь она по его милости лишится дохода.
Игорь проинспектировал все свои сбережения; не так много, но кое-что есть. Он решил, что почти все деньги отдаст Ольги, оставив себе только на самое необходимое. Это немного улучшило его настроение, но не настолько, чтобы привести его в надлежащее состояние.
Едва Игорь вошел в кабинет, то сразу пригласил к себе Ольгу. Она вошла и вопросительно взглянула на него.
— Что скажешь, дорогой? — в своем, немного развязном стиле спросила она.
— Садись, Оля. Нам предстоит неприятный разговор.
— Кто бы сомневался. Это тебя твоя фурия накачала? Ты мне о ней ничего не говорил.
— А надо было?
— Не помешало бы. — Ольга, наконец, села. — Не связывайся с ней, пожалеешь, она не твой человек. И вообще, не слишком хороший.
— Да, откуда ты знаешь! — возмутился он, слегка обидевшись за Татьяну. — Ты видела ее всего одну минуту.
— А больше и не надо.
— Хочешь сказать, что за одну минуту можешь узнать человека?
— Да.
— Это невозможно.
— А не надо узнавать его всего, одного взгляда достаточно, чтобы проникнуть в суть человека. Особенно, в такой экстремальной ситуации. А какова суть, таков и человек.
— И какова ее суть?
— Злая, ограниченная, злопамятная, хочет тобой командовать. Тебя любит, но ее любовь не принесет тебе радости. Продолжать?
— Достаточно. — Игорю вдруг стало тревожно, он испугался, что все это может оказаться правдой. Он и не подозревал, что Ольга обладает таким даром проницательности.
— Это не так. Но давай больше не будем об этом. Я вынужден обратиться к тебе с одной просьбой — напиши заявление на увольнение. Желательно с завтрашнего дня.
Игорь увидел, как побледнела Ольга.
— Что-то подобное я предполагала от тебя услышать, — пробормотала она. — А что еще ожидать? Впрочем, я на тебя не в большой обиде, я неплохо потрахалась с тобой. А чего другого может дать мужчина.
Игорю стало неприятно от такой циничной прямоты, ему казалось, что их объединяет не только то, что происходило на диване его кабинета. Иногда они подолгу разговаривали, и это были интересные беседы.
— Послушай, Ольга, я сознаю, что поступаю некрасиво, но по-другому не получается. Я знаю, тебе понадобятся средства, пока найдешь другую работу. Вот, пожалуйста, возьми.
Игорь положил перед Ольгой на стол довольно пухлый конверт.
— Это что? — спросила она.
— Деньги для тебя и твоего сына, на первое время.
— Думаешь, не возьму. Еще как, возьму! — Ольга взяла конверт, достала деньги и стала пересчитывать. — Ого! Полагала, что если станешь от меня откупаться, то предложишь намного меньше. А ты, Игорек, щедрый. Спасибо. Хотя нет, твоя щедрость исключительно от чувства вины. — Она оглянулась на дверь. — Не хочешь напоследок. Я закрою дверь. — Она поспешно встала.
— Нет, — резко и решительно произнес он.
Ольга снова села.
— Почему? Это же последний раз, он надолго запомнится.
Игорь колебался — говорить ей или нет?
— Я обещал Татьяне, что не буду заниматься сексом целый год. Это ее условие в качестве прощения.
От изумления у Ольги даже вылупились глаза.
— Ты это сейчас серьезно? Это с твоим-то темпераментом?
— Серьезно, — кивнул Игорь головой.
— Выдержишь?
— Постараюсь.
Какое-то время Ольга молчала. Он тоже не произносил ни слова и только смотрел на нее.
— Я буду по тебе скучать. Знаешь, почему мне именно с тобой среди всех мужчин, что здесь работают, захотелось спать? Были же и другие претенденты.
— Нет, но буду рад, если скажешь.
— Ты тут чужой, и я тут чужая. Здесь все в той или иной степени свои, а вот ты нет. Даже не понимаю, как тебя занесло в этот гадюшник. Но меня это сильно заводило. Беги-ка ты отсюда, да куда подальше. Это мой тебе совет на прощание.
— Спасибо.
— Не побежишь?
— Нет.
— Твое дело. Пойду писать заявление на увольнение. Отрабатывать надо?
— Не надо.
Ольга положила конверт с деньгами в сумочку.
— А у тебя на жизнь остались еще деньги? — вдруг поинтересовалась она.
— Немного. Но уже скоро зарплата. Не беспокойся.
— Только мне и делать нечего, как о тебе беспокоиться, — сказала она, подняла плечи и направилась к двери.
90.
Игорь сдал сессию на все пятерки. Он знал, что это исключительно его заслуга, Жемга о нем никого не просил. Это он видел потому, как дотошно, а некоторые и пристрастно принимали у него экзамены преподаватели.
Но красный диплом в торжественной обстановке получить ему не удалось. За два дня до этого события, неожиданно позвонила мать, чего она не делала несколько месяцев. И сообщила, что у отца четвертая стадия рака печени. Она не сказала, что он умирает, но интонация, с которой она разговаривала с сыном, не вызывала сомнений, что смерть может наступить в любую минуту.
Игорь в Интернете прочитал об этом заболевании и окончательно понял, что дни отца сочтены. В тот же день купил билет на самолет, позвонил декану, чтобы сообщить, что он уезжает. Тот не возражал, наоборот, высказала даже слова сочувствия. Утром Игорь улетел.
Так как от ближайшего аэропорта на автобусе нужно было ехать еще пять часов, домой он добрался вечером. Вошел в квартиру, прошел в спальню. Одного взгляда на отца хватило, чтобы понять, что на кровати лежит умирающий человек. Он настолько исхудал, что был не похож на самого себя.
Игорь почувствовал раскаяние; в последние годы он мало общался с родителями, под разными предлогами избегая этого. Он не мог побороть внутри себя ощущение, что они чужие для него люди. Но сейчас все его внутреннее пространство заполнила жалость к отцу, он отдал бы все, что у него есть, чтобы его спасти. Но Игорь понимал, что это невозможно.
Но почему они так поздно известили его о болезни, Жемга со своими огромными связями мог бы помочь устроить отца в лучшую клинику Москвы. Как знать, может быть, папу и спасли бы. А местную больницу он хорошо знает, однажды в десятом классе в ней лежал. Там не только сыпется здание, которое без ремонта стоит уже, наверное, лет пятьдесят, но так устарело буквально все: и врачи, и оборудование, и методы лечения.
Об этом во время ужина на кухне он спросил мать: почему его известили так поздно?
Мать явно не хотела отвечать, но он стал настаивать.
— Я хотела тебе давно позвонить, но папа запретил, — призналась она.
— Запретил? Но почему? — удивился Игорь.
— Это не просто объяснить, — с явным усилием над собой произнесла мать. — Давай в другой раз.
— Нет, мама, извини, но я хочу знать сейчас.
— Ты уверен? — Она растерянно взглянула на него.
— Да! — твердо произнес он.
— Хорошо. — Она оглянулась на дверь, которая была закрытой, так что отец не мог их слышать. — Это папа категорически запретил тебе звонить.
— Но почему? Я не понимаю.
Мама грустно вздохнула.
— В последние годы мы с тобой мало общались, ты даже перестал приезжать на каникулы. Мы не обижались, точнее, папа не обижался, он понимал, что тебе с нами не интересно.
Игорь хотел возразить, но в последний миг не стал этого делать. Все так и есть. А сейчас не тот момент, когда стоит врать; ложь перед лицом смерти выглядит кощунственно.
— Да, это так, — пробормотал он.
— Вот папа и не хотел тебя лишний раз беспокоить. А когда врачи выявили рак, то категорически мне запретил тебя извещать об этом. Он быстро понял, что неизлечим, мы слишком затянули с исследованием, хотя он давно жаловался на боли, на плохое самочувствие.
— Если бы я раньше узнал, то принял бы меры.
— Что уж теперь говорить. Я совершила чудовищную ошибку, и нет мне оправдания.
— Мама не говори так.
— Что есть, то есть. Я не сомневаясь ни минуты, сынок, что ты бы попытался помочь папе. Но теперь ничего не исправишь, и нет смысла об этом говорить.
Она права, подумал Игорь, слова в данной ситуации потеряли всякий смысл.
После ужина он вышел из дома и сел на скамейку. Вечер был теплый, при этом не душный и сидеть было очень приятно. После того, как при виде отца, он заплакал, слез больше не было. Но это-то было и плохо, возможно, тогда ему было бы легче.
Во всем виновато отчуждение, думал Игорь. Это он возвел между собой и родителями стену из этого абсолютно непрозрачного материала. Видите ли, они его не понимают, потому что он поднялся намного выше их. А ведь они это чувствовали, вот потому до последней минуты ничего не стали сообщать ему на его недостигаемую высоту. Отец предпочел умирать, нежели докучать сыну. А произошло это потому, что они стали по вине Игоря чужими. Все связывающие их родственные нити были разорваны. И чего скрывать, именно этого он хотел, именно к этому и стремился. Он желал оставить свою прошлую жизнь в прошлом, не брать никого из нее в свою новую действительность. И первыми жертвами этого намерения и стали родители.
Сидя на скамейке возле входа в свой подъезд, он испытывал боль и раскаяние. Молчавшая долгие годы совесть вдруг стала подавать громкий голос, который он никак не получалось заглушить. Теперь Игорь сознавал, что существуют узы и связи, которые важней всех этих искусственных представлений. Они не напрасно даются, потому что только в них и кроются истинные линии соединения между людьми и именно они носят божественный характер. Только уяснить это для себя бывает чрезвычайно трудно, эта истина открывается только в исключительных ситуациях. Вот как сейчас.
Если бы он мог все изменить, то непременно изменил бы. Он бы говорил и говорил с родителями и совершенно неважно понимали ли они его, разделяли ли его представления о мире. Все это, на самом деле, вторично, а первично то, что если человека постигает утрата, то ничем ее невозможно восполнить. Внутри образуется зияющая пустота, которая будет с тобой до тех пор, пока будет длиться твоя жизнь. С этой пустотой ему предстоит отныне жить до самого своего конца.
От охватившей его внутренней боли, Игорь застонал. Вокруг никого не было, а потому издаваемые им звуки никто не слышал. Но для Игоря это не имело никакого значения, пусть бы весь город услышал его стоны — ему было все равно.
Смерть наступила через три для после его приезда. Они так и не поговорили; когда Игорь приехал, у отца не хватило сил на разговор, а затем он впал в беспамятство. И уже не выходил из него до самой кончины.
Через два дня состоялись похороны, затем поминки. Игорь был буквально потрясен, сколько народу пришло проводить отца в последний путь. Игорь даже не предполагал, что отец стол популярен в городе, как много людей не только знают, но и любят его.
На поминках из речей выступавших Игорь узнал о своем отце намного больше, чем знал до сих пор. Это обстоятельство только усиливало боль. Особенно сильную горечь вызвало то, что им так и не удалось поговорить в последний раз. Может быть, они бы сказали друг другу что-нибудь важное, сумели бы преодолеть то отчуждение, которое разделило их.
На следующий день Игорь сказал матери, что намерен остаться дома не меньше, чем на месяц. Хотелось побыть с ней, помочь смягчить горечь утраты. Но к его большому удивлению, она этому воспротивилась.
— Не стоит, сынок, я справлюсь, а тебе надо возвращаться в Москву. Я знаю, домой ты уже не вернешься, теперь твой дом там. Вот и поезжай туда. Если ты останешься, я стану корить себя за то, что ты бросил свои дела ради меня. Пусть мне будет в этом плане спокойней. Поэтому завтра с утра иди на автобус и отправляйся в областной центр. Оттуда и улетишь. А этот вечер, если хочешь, проведем вместе, будем вспоминать отца.
Игорь вернулся в Москву к концу следующего дня. Вошел в свою квартиру, сел на диван. Какое-то время пребывал в неподвижности. Внезапно к горлу подступили рыдания, он заплакал. Это продолжалось минут двадцать. Затем встал, открыл холодильник, чтобы посмотреть, есть ли продукты для приготовления ужина. Он увидел упаковку яиц. Значит можно пожарить яичницу.
Завтра он непременно встретится с Татьяной, решил он перед тем, как заснуть.
89.
— Я тебе очень сочувствую, мне так жаль твоего отца. Он умер еще молодым.
— Ему не было и шестидесяти. Никогда не предполагал, что лишусь отца столь рано.
Татьяна погладила его по щеке.
— Игорь, есть вещи, над которыми мы не властны. Если принять это и смириться, то тяжесть утраты будет легче.
Игорь отрицательно покачал головой.
— Ты не понимаешь, отца можно было спасти, если своевременно положить его в московскую больницу. Но родители почти до самого последнего дня молчали о болезни. А все из-за моего греха гордыни.
— Не понимаю, о чем это ты?
Они гуляли по парку, медленно шагая по аллеям.
— В какой-то момент я вообразил себя намного выше их. Я учусь в лучшем университете страны, я знаю много того, о чем они даже не слышали. Все, что они говорили, казалось мне проявлением невежества и примитивизма. Они это чувствовали, и мы отдалялись друг от друга, пока между нами не возникла непреодолимая пропасть. В нее-то и провалился мой отец.
