— Он!?! — спросил он. И посмотрел на сжавшуюся дочь, которая так и не выпустила пистолета, хоть на лице у нее было написано отчаяние.
— Вы что, подумали, что я приказал убрать свою жену и дочку? — прохрипел он, задыхаясь и рванув воротник. Он странными глазами посмотрел на меня. — И что сейчас подставлю их обоих под нож!?
Я не смотрела ему в глаза.
Он вдруг отчаянно разозлился. И, отложив Принцессу, как куклу, на диван, почему-то подбежал ко мне и схватил меня за грудки.
— Вы так думаете!?!!! — заорал он, яростно притягивая меня к себе. Непонятно почему он схватил именно меня, обогнув по кругу Любу, которая стояла ближе. — Вы думаете!!!???
— Нет... — честно сказала я. Я не думала, я смотрела на Любу.
Он как-то сразу стал спокойным.
И, мрачно поглядев только на меня, злобно вылетел в дверь, вырвав у Принцессы пистолет.
— Ищите церковь и платье! — уже с лестницы бросил зачем-то он. — Белое!
— Зачем ему белое платье? — подозрительно спросила я. — Он хочет в нем ходить?
— Он хочет жениться! — рявкнула Принцесса.
— Странный какой, — механически подумала, представив его в белом платье при венчании.
— Так, я все беру на себя... — быстро сказала Люба. — У меня есть мое свадебное роскошное старинное платье из парчи, в котором венчалась моя мама, и даже... — она оборвала себя. — Впрочем, зачем вам это знать... Оно подойдет для журналистов. Только жаль, что драгоценности сгинули... — она весело засуетилась.
А я зачем-то просто припала к окну, украдкой смотря, как он выбежал из подъезда и не в силах заставить себя не смотреть. Было стыдно и приятно.
— Куда он без охраны и помощи? — с тоской сказала я, не желая, чтоб он убегал.
— Подожди, — резко сказала Люба, подойдя и глянув. Она тут же достала телефон и набрала номер. — Ребята, прикройте болвана, что только что вышел из моего дома, пожалуйста. Это отец моей Принцессы, Джонсон, он — корпорация Хрософт.
Значит, Макбрайда зовут Джонсон, — удовлетворенно отметила я.
— ...Черт, мы же его ищем, где он... — хрипела трубка голосом генерала, который встрял в разговор, будто всю жизнь прослушивал переговоры своих групп. — Это же международный скандал, если его опять возьмут! ... Мать вашу!
Я же только смотрела в окно. Когда мужик поднял руку у дороги, чтоб поймать попутку, возле него тормознул БТР. Было видно, как солдат-водитель предлагает жестами его подвезти, мол, ему туда по дороге... Всего десять долларов... Он показывал ладонь.
Наш клиент упорно торговался.
В водителе я с трудом узнала генерала, которого видела в Конторе, и который говорил с Любой в трубочку. Его, очевидно разжаловали. Я это выговорила с жалостью.
Люба и Принцесса тихо хихикали, глядя в окно за моей спиной...
Глава 66.
— Так, давайте готовиться к свадьбе... — предвкушающе радостно потерла руки Принцесса.
Я же так вдруг устала, просто страшно. На улице темнело. Постояв и посмотрев на закат, я просто повалилась на диван.
— Меня не интересует ваша свадьба... — буркнула почему-то обижено я, закрывая глаза. — Сами готовьтесь, я устала, потом мне расскажете, как прошла свадебка.
Люба кинулась ко мне.
— Ран нет, — через силу пробормотала я, не в силах открыть слипающихся глаз. — Просто больно.
— Когда у тебя нет ран, это значит, что я должна тебя осмотреть, — сквозь зубы процедила Люба. — Ибо это просто значит, что ты просто еще на ногах. Где это ты нашла пули?!
— В аэропорту стреляли, — меланхолично сказала Принцесса. — Боевики захватили заложников. Все боевики умерли. Русский спецназ. Радио уже передало, что действовала Королева, одна из сестер.
Люба ахнула.
— Они послали впереди спецкиллера по кличке Пуля, — сказал от двери Вася, — говорят, зрелище было страшное, люди до сих пор ежатся. Вы почему дверь не закрыли?
— О Господи, мы и забыли, а Джонсон не захлопнул.
Принцесса бросилась к двери закрывать.
Люба хотела что-то сказать, но я заворочалась от боли, ибо она меня дернула, когда снимала бронежилет. Люба тут же забыла все и тут же принялась за рану. Лицо ее стало отрешенным и каким-то сосредоточенным. Сквозь туман я отрешенно смотрела, как ко мне склоняется откуда-то знакомое ее лицо.
Но смутное воспоминание, словно вызванное бессознательностью и слабым, младенческим состоянием души, мелькнуло и отключилось... Люба просто положила мне на лицо наркоз.
— Спи...
Я очнулась, когда был вечер. У кровати в моей комнате сидела Люба. И о чем-то тихо разговаривала с Принцессой, уговаривая ее. Принцесса сидела на коленях у своего отца. Тот сидел тихо.
Я счастливо спокойно посмотрела на них. Счастье было таким полным, я была так спокойна, я молча улыбалась, невидимая им.
— Ты проснулась! — счастливо сказала мне Люба, когда взглянула на меня. Она обвиняюще покачала головой. Они все трое странно смотрели на меня.
— Принцесса не хочет уезжать отсюда, хочет, чтоб мы все жили здесь, — виновато объяснила мне Люба. — Она боится, что в Америке вы опять будете уезжать на задания, и она снова окажется одна.
— Мы сегодня едем в Америку, — решительно сказал мне доктор. — Не надо бояться, у меня уже нет помощника!
Наверное, я дура, — подумала я, — почему он обращается ко мне и держит меня за руку?
— Да, я звонил твоему брату, он дал разрешение на наш брак, — вдруг сказал он.
Я немного насторожилась.
— Адрес он сам подглядел с письма, — буркнула Люба. — Я его по глупости положила тебе в бронежилет, но он и туда залез, разглядывая.
— Оказывается, я его хорошо знаю, — невозмутимо продолжил этот доктор. — Но приданного он не даст без твоего разрешения. Но зато согласился на сделку, о которой раньше и думать не хотел, отказывая мне.
Я ничего не понимала.
— Я буду приезжать к вам, а вы будете присылать Принцессу ко мне, когда получится... — сказала Люба, подкидывая перебравшуюся к ней на колени Принцессу.
Я, ничего не понимая, механически достала письмо брата, которое взяла из абонентского ящика и о котором совсем забыла. И стала разворачивать конверт, ни на что не обращая внимания.
— Я его прочитала... — невозмутимо сказала Люба, щекоча и подкидывая визжавшую и обнимавшую ее от восторга крошечную Принцессу, которая ревниво стреляла глазками на меня. — Не знаю, чтоб я с тобой сделала, если б ты не была такой слабой!
Я молча, сжав зубы, раскрыла письмо. Не люблю, когда меня ругают, потому что все равно не понимаю за что. Сама я могу пытаться мыслить, но это не помогает. Понимание ситуации просто накатывает на меня мгновенно. Будто волна. И я просто сразу схватываю ситуацию. И чем напряжение внешнее выше, тем я умней.
Брат, как всегда, был большой шутник. Я была так счастлива, что угодила, когда послала ему сто долларов и попросила купить сыну монопольку, игрушечный банк, кораблик, а себе одну акцию Микрософт... Боже, что он пишет! Я умирала от смеха:
"Пуля, купил сыну вместо монополии концерн, банк, корабль, самолет, он прилежно учится... — писал брат. — Скоро станет бизнесменом... Контрольный пакет фирмы Alu... купил, они действительно выпустили новый процессор, ты невероятный гений. Через день наши акции поднялись в цене в двадцать раз, мы заработали на этом около восьми миллиардов. Самолетики купил. По твоему указанию создал концерн, заключил договор на продажу частным лицам скоростных самолетов, что могут садиться на небольшую плоскость вертикально. Среди миллионеров бум, ибо им не нужно ехать на аэродромы, просто садятся на своих дачах, это в сотню раз быстрей вертолета, — я отчаянно хихикала, медленно читая и проговаривая про себя. — "Микрософт" не купил. Пуля, зачем тебе "Микрософт"? Я купил небольшую дешевую фирму программистов за триста миллионов, твоя программа обучения иностранным языкам через обычные книги с картинками над словами уже в пять раз окупила фирму. Прочитав сотню таких электронных книг, люди знают язык. Пулечка, есть ли у тебя деньги? Может тебе перевести миллиард? Я волнуюсь за тебя — ты хоть и гений, но такая неопытная!
Твой любимый брат Хрючик..."
Я утерла слезы от смеха — ох шутник, шутник! Нет, чтоб написать, что купил одну акцию, так он вот как написал, чтоб меня порадовать, посмешить! Но вот хоть сторублевочку мог бы выслать в письме, а то у меня сейчас нет денег, и хоть плачь. Но у него, наверное, тоже безденежье. Я тщательно осмотрела письмо, вытряхнула, вздохнула и снова улыбнулась.
— Братец всегда готов меня рассмешить, сказать хорошие слова! — объясняюще примирительно сказала им я, вытирая слезы. — Он такой умный!
Но никто почему-то не смеялся. Наверное, его шутки слишком глупы для умных людей. Они хмуро сидели вокруг меня, настороженно смотря, словно ожидая моего решения.
Все так и сидели рядком.
— Когда свадьба!? — хором спросили они.
Я чувствовала себя совсем больной. А они еще и издеваются! Мне хотелось раскричаться, заплакать, что я видеть не хочу ни их, ни свадьбу, ни ту непонятную курву, которая бросила Принцессу и опять выходит замуж. Откуда я знаю, когда!?!!!
Они ждали ответа! А я его не знала! Сейчас они опять решат, что я дура, простейшего не помню. Слезы чуть не потекли у меня из глаз.
— Завтра, — заскрипев зубами от ярости, наугад отчаянно ткнула я, сжав крепче зубы, лишь бы не разрыдаться. И сказать что-то, чтоб меня не посчитали дурой. Ну откуда я знаю когда!?! Чем быстрей садисты побрачуются и удерут в свою Америку, тем меньше муки.
Не пойду на эту свадьбу!
Но садисты, издеваясь, почему-то радостно стали спрашивать меня, какой я хочу видеть свадьбу. Отвечая на их совершенно глупые вопросы насчет того, какой она должна быть, и давая самые фантастические ответы, я так устала психически, так вымоталась от этого дурацкого допроса, что незаметно уснула на руке у Любы.
Очнулась я от долгого звонка в дверь. Принцесса спала рядом. Спать хотелось ужасно, но я все же прислушалась, сонно приподняв тяжелую голову.
— Ты!?! — услышала я полувскрик-полустон Любы, и безумно радостный, и горестный одновременно. Столько было в нем муки!
— Я, Люба, — виновато ответил голос, в котором я с трудом узнала почему-то голос белобрысого. Что он тут делает?
— Заходи домой, — странно дрогнул голос Любы.
— Люба, у меня ужасно горькие и чуть радостные известия одновременно... — как-то странно взглотнул белобрысый. — Я не знаю, выдержишь ли ты их... Не знаю... Они горькие, и ужасные... — он говорил медленно, горько и тяжело.
— Что... ? — подбитой чайкой с мукой выдохнула вопрос Люба, потянувшись к нему.
— Я не могу об этом сказать...
— Ну говори!!! — с безумной болью вскрикнула она.
— Люба, наши дети... Это будет тебе больно... Это ужасно горько пережить снова.
— Говори! — со слезами выкрикнула Люба.
— Они не погибли тогда при пожаре... наши дети выжили... — выдохнул белобрысый.
— Они...?!? — Раздались безумные, чудовищные истерические рыдания Любы, в которых звучала такая безумная боль, мука, страх, терзание, старое открытое горе. Она безумно рыдала у него на груди. Она ничего не могла говорить. Мне казалось, что человек не выдержит те бегущие по ее плачу волны муки.
Я нахмурилась — безумная боль Любы, ее мука, заставила меня подняться и пойти защищать Любу. Сейчас я всыплю гаду, который так надругается над ней.
Босой и сонной, я дошлепала до двери. И увидела белобрысого, на груди которого истерически рыдала Люба. Я видела, что он причинял ей адскую муку.
— Немедленно перестаньте мучить Любу и немедленно уходите, — сонным напряженным голосом приказала я белобрысому, стараясь проснуться и защитить Любу от этого непонятного зла. Мой голос напряженно дрогнул. — Какое право вы имеете так ее истязать!?
— Да, — с трудом пробормотала Принцесса, сонно державшаяся за меня.
Люба немного застыла, словно пытаясь меня немного успокоить.
Но белобрысый почему-то не ушел, а, наоборот, вызверился на нас обеих с Принцессой.
— А с вами я еще разберусь, что вы наделали!! — обернувшись к нам с маленькой Принцессой, что шла за мной, уцепившись в халат в полусне, не отпуская, но и не просыпаясь, с болью строго рявкнул нам белобрысый. Он сверкнул на меня так, что я послушно потепала босиком обратно, пожав плечами.
— Подумать только, и этот человек был у меня солдатом... — пробормотала я, пока Принцесса послушно тепала за моим халатом, повиснув на мне, почти спя на ходу.
— Ты, командир школы, был ее солдатом? — в шоке спросила Люба, на мгновение неверяще отвлекшись от такого события...
— Недолго... — мрачно выплюнул белобрысый.
Все это заняло мгновение, ибо Люба снова нас не видела и не слышала.
Мы с Принцессой снова ляпнулись на диван, закутались и послушно засопели. Слушали только шум. До сознания разговор доносился урывками. Я слышала просто истерическую боль.
— Ты ведь наколола им имя и номер? Это номера... — болтал белобрысый, — и имена Таня и...
Послышалось безумное рыдание, рев.
— Люба, будь крепкой...
— Наши дети... — рыдая, пыталась выговорить Люба, — они... они умерли, да? Они жили в интернате и умерли, да... А я и не знала, да... Ну говори же, говори... — она чуть не кричала в безумии.
— Нет, они живы, но приготовься к неприятной новости... — сказал белобрысый.
— Они покалечены, да? — безумно закричала с болью Люба, ревмя ревя и цепляясь за белобрысого. — Они инвалиды, все еще в больнице?! Они идиоты? Они не говорят? Я немедленно еду к ним!!! — ревела она, размазывая слезы. — Я заберу... заберу... я буду ухаживать... я...
— Нет...
— Почему!?! Они не хотят меня знать, да!?! Живы!?! Где!?!
— Нет, но я же говорил, что это и сладкая и горькая весть. Приготовься к неприятной части...
— Где!?!!!!! — это была безумная, истерическая, надсадная мука души. — Почему горькая?
— Потому что одна из дочерей спокойно спит в твоей комнате... — спокойно сказал белобрысый.
Раздались ужасные рыдания, достигшие крещендо, и Люба безумным метеором с воем с яростным лицом ворвалась в комнату, сорвав к черту с меня одеяло и разглядывая тату с номером на ноге.
— Я говорила, что их было двое! — лупила и обнимала она меня одновременно.
Я ничего не понимала, сонная. Она склонилась над ногой, читая вслух стершийся номер и рыдая.
— Вторая где!!!
Я сонно послушно подняла вторую ногу.
— Я спрашиваю про сестру! — взревела она. — Я говорила, что их двое! — сквозь зубы повторяла она, лупя меня. — Как можно было так издеваться над матерью, не сказать!?!
Она тут же заливала меня слезами и прижимала меня.
— Она что, моя бабушка? — сонно равнодушно спросила меня привставшая Принцесса. — Люба что, тоже дура, тоже теряла дочерей и не могла вспомнить, что ты ее дочка?
Люба яростно сверкнула на нее.
— Где вторая!!?? — со слезами заорала она мне. — Немедленно сюда ее!
Я ничего не понимала. Но взяла купленный мне Любой телефон и набрала Юлин номер в больнице. Мне молча кинул бумажку с ним один из ее бойцов, когда я освобождала заложников. Нужно было разобраться. Люба — мама?
