— Не торопись, — сказал Илан.
— У меня нет времени, доктор, — горько усмехнулся владыка Таргена.
Илану тоже стало горько: смысл сказанного распространялся не только на сегодняшний вечер. Государь косо глянул на Илана:
— Зря кир Хагиннор тебя позвал в Адмиралтейство. Ты теперь все время будешь на меня вот так смотреть.
— Буду, — согласился Илан. — И буду все время думать, что могу сделать.
— И придумаешь что-нибудь?
— Надеюсь, да.
Совсем без церемоний все равно было никак. Госпожа Гедора демонстрировала царское воспитание, государь тоже, и Илан остался не у дел. За ними следовали секретари, советники и Намур, куда-то бесследно запихнувший Мышь.
— Парадному залу я предпочел бы кабинет со столом, — сказал государь Аджаннар, — чтобы можно было положить бумаги.
И они все повернули в кабинет доктора Наджеда, а у Илана заболела голова, потому что при упоминании о бумагах у него болела голова всегда, из принципа. Горе-государь Шаджаракта. Воет, когда ему показывают простую квитанцию на доставку оконного стекла. К столу поставили два золоченых, обитых красной парчой кресла (горе-государю Шаджаракте кресла не хватило и он сел с угла на обыкновенный стул, чтоб не мешать секретарям), разложили документы, начали читать, считать, записывать. Цифры назывались все время такие, что ни с трудом, ни без труда в голове у недогосударя Шаджаракты не укладывались.
Достеклить дворцовые окна, перекрыть крышу, переделать канализацию, доставить новое оборудование для второй операционной, для автоклавной и аптеки, привезти дополнительный инструмент, заказать другую химическую посуду, а еще нужна учебная литература и пособия, пригласить бы врачей с Ходжера — но оттуда они ехать не спешат, ценят себя высоко, а у госпиталя еще не тот уровень, чтобы специалисты были профессионально заинтересованы, и хорошо бы госпиталю собственный корабль, чтобы не зависеть от сторонних поставок, которые то ли будут, то ли не будут... Планы огромные. Илан смотрел то в стол, то в потолок. Его внимание привлек только проект замены старой золоченой черепицы на кровельное железо — просто по сумме денег, которые для этого требовались, — и врачи с Ходжера, потому что рук не хватает. Намур тоже скучал, брал в ладонь тяжелую шелковую кисть портьеры, старательно причесывал ее пальцами и отпускал, потом брал снова.
Через четверть стражи подсчетов и обсуждения в кабинет по стеночке прокрался человек в темном, подошел к Намуру и зашептал тому на ухо. Намур кивнул, шагнул к государю и почтительным шепотом передал тому услышанное.
— Конечно, — сказал государь.
И Намур спас Илана от головной боли, склонившись к его плечу и произнеся: 'Пойдемте со мной, вам будет интересно'.
За дверью столичные вежливость и церемонность закончились, и превратились в исконно арданскую беготню. Намур схватил Илана за рукав, сказал: 'Скорей!' — и они помчались вверх, на крышу, на смотровую площадку дворца. Илану на ходу в руки сунули сложенную подзорную трубу уже без футляра, еще одна была у Намура. Повод для переполоха дал парусник 'Гром'. На этот раз плечо под зрительный прибор Илану подставлять никто не стал, он смотрел, как умел. 'Гляди, что делают, мерзавцы!' — комментировал происходящее советник, подкручивая резкость. На паруснике, аккуратно подведя канатную сетку и погасив палубные огни, без суеты и всплесков топили в забортной воде известные свинцовые ящики. С воды было не видно происходящего, а от наблюдателей с берега действо прикрывалось груженой понтонными бочками баржей без огней. Если бы не высокая смотровая площадка на холме, и не увидишь, чем они там занимаются. Ходжерские тайны не пригодились для Хофры. Или же на 'Громе' боялись обыска.
— Что с ними делать, с негодяями? — риторически вопросил Намур.
— Оштрафовать за загрязнение акватории, — пожал плечами Илан. — Насколько мне известно, в порту выбрасывать за борт ненужную дрянь запрещено.
Намур нехорошо засмеялся. Понятно было, что 'Гром' просто так от него не уйдет, и штраф за утопленные ящики — наименьшее, чем Хофра расплатится за причиненные Тайной Страже беспокойства.
— Их кто-то всегда предупреждает, — проговорил Намур сквозь зубы, когда над последним ящиком сомкнулись зимние черные воды, и на 'Громе' приступили к уборке палубы. — Они впереди нас не на шаг, даже не на полшага. Всего на четверть, но это каждый раз позволяет им уворачиваться. Какая-то сволочь в городе работает на них и против нас. Осторожная сволочь со скользким хвостом, за который я не могу схватить. С утра карантинная служба должна была проверить, травят ли они крыс, как положено, и обойти трюмы — вот результат.
Илан опустил тяжелую трубу, Намур продолжал еще что-то рассматривать.
— Карантинная служба часто обходит суда в порту? — спросил Илан.
— Не знаю. Периодически. Когда хочет продать отраву по тройной цене — обходит. В этот раз с ними должен был идти наш человек.
— Чем карантинная служба травит крыс?
— Вопрос вне моей компетенции, доктор. Чем травят крыс обычно? Тем же и они...
— У кого в городе заказывают отраву?
Намур оторвался от разглядывания порта.
— Спросите у доктора Ифара. Если он не знает, то никто не знает.
Илан понял, что мерзнет, спрятал под одежду руки, хотел отдать трубу секретарю Намура, но тот отошел на почтительное расстояние, чтобы не мешать разговору. Вопросы, которые Илан задавал Намуру, действительно вряд ли касались области ответственности советника. Какое отношение мышьяк, которым травят корабельных крыс, имеет к нападению на 'Итис'? На первый взгляд, никакого. Может быть, только Илану кажется, что какое-то.
— Простите, я был невежлив, — сказал Илан.
— Ладно. Представление окончено, пойдемте вниз.
Илан не торопился. Снова поднял трубу и прошелся взглядом по городским крышам. Из префектуры тоже велись наблюдения, но вряд ли им было так же хорошо видно, как со смотровой площадки дворца. Несмотря на то, что в префектуре украли идею Илана с телескопом. Намур заметил, куда он смотрит, усмехнулся.
— Государь останется на ужин? — спросил Илан, сложив трубу и протянув ее Намуру.
— Не могу знать, я помогаю в делах, но не в организации визитов. Оставьте ее себе. Вы же хотели себе такую.
Илана дернуло вдоль спины, словно ему защемило нерв. 'Хочу подзорную трубу', — написано было в той скомканной бумажке, которую он как-то утром бросил в кабинете матери в мусорную корзину. За ним следят. Или за ними всеми следят. Он отступил назад и не смолчал:
— Вы роетесь в госпитальном мусоре, господин советник?
— Ну... положим, не я. Госпожа Джума принесла мне вашу записку. Немного помятую. Решила, что она упала в мусор случайно.
— У вас в госпитале шпион, и вы приставили его к моей матери, — недобро усмехнулся Илан. — Мало ли, вдруг мы хотим захватить таргский императорский жезл власти. Мы же следующие в очереди на него после семьи с острова Джел.
— Это вовсе не так, успокойтесь, — ровным голосом проговорил Намур. — У вас хорошая голова, я бы хотел, чтобы вы знали всё, что происходит, но кир Хагиннор... У него есть присловье 'меньше знаешь — крепче спишь', и он говорит, что старается избавить вас от лишней головной боли, вам и так тяжело. Но, даже будучи непосвященным в добрую половину наших забот, вы способны делать правильные выводы. Я очень вам благодарен за участие. Только хотел бы, чтобы вы отправляли свои записи не в мусор, а отдавали их мне. Ваши наблюдения помогают мне думать.
— Предложите мне еще составить отчет, как полагалось в префектуре, — мрачно отозвался Илан.
— Отчет это замечательный инструмент, чтобы структурировать сделанные наблюдения и подвести итоги, как общие, так и промежуточные, — Намур смотрел на город, повернувшись к Илану обожженной стороной лица, на интонацию собеседника он не обращал внимания. — Но я уважаю вашу матушку, уважаю вас и ваше служение людям, и не смею затруднять вас лишними просьбами.
Илан смерил Намура взглядом. В слабом свете, струившемся с неба, тот выглядел невозмутимо, словно привидение, которого не касаются земные тревоги и чувства. Неужели работа, и еще раз работа — все, что знает о жизни эта черная тень? Но откуда тогда у госпожи Мирир маленькая белокурая девочка, похожая на Намура? А друг, рыдавший Намуру в плечо, когда было плохо? А у самого советника интерес к фельдшерским курсам — зачем и почему?.. Как тут быть? Илану злиться или не злиться сейчас? Если быть государем Шаджарактой, личное нельзя ставить выше общественного. Если быть доктором Иланом — правила те же. И даже 'тот парень из префектуры' когда-то давно давал присягу общественный долг учитывать прежде собственных интересов.
Это не пристрастность и не базарное желание во все вмешаться. Это его Ардан и его Арденна, и его госпожа Мирир с маленькой девочкой на руках, его фельдшерские курсы, его порт с черной водой, коптящими огнями и вездесущими крысами, его собственное родное небо с низким пологом облаков и затяжным холодом, сыплющим на море и пальмы хлопьями снег. Его мир, который, если слишком сильно и неосторожно наклонять к себе край, может вдруг опрокинуться. А если тянуть на себя его станут все, кто собрался вокруг, мир треснет и разобьется.
Нет, Илан не бросит то, что начал. Он выдержан, спокоен, у него стальные нервы. Обижаются пусть те, кто не уверен в себе и в том, что делает. У лопоухой и добродушной собаки Чепухи под складками на мягкой морде были острые клыки и мертвая хватка, если брать примеры попонятнее. За своё и за своих она, не сомневаясь, могла и убить, и отдать жизнь, зажмурив глаза и не разжимая страшных челюстей.
— Если хотите получить мой отчет, — сказал Илан, пытаясь вспомнить, что еще, кроме желания обладать подзорной трубой, было в той смятой бумажке, — посвятите меня в ту добрую половину ваших забот, о которой я не знаю. А крепко спать... я и так почти не сплю. Особенно с той ночи, когда меня позвали в Адмиралтейство не к киру Хагиннору и не в подвалы после допросов, а к императору на сердечный приступ.
Намур некоторое время молчал. Возможно, о таком эпизоде не знал он сам. Наконец он осторожно произнес:
— Чтобы вы верно меня понимали, позвольте уточнить. Кир Хагиннор очень высокого мнения о вашей дальновидности и широте ваших взглядов на политику. Это не лесть. Вы были совершенно правы, утверждая, что Хофра без внутреннего единства ведет себя нерешительно и, чем дольше это затягивается, тем меньше вероятность серьезных действий с ее стороны.
'Чем дольше думаешь, тем меньше вероятность, что на что-то решишься', — вспомнил предпоследнюю строчку своей записки Илан. Только относилось она не к Хофре, а к нему самому. Дрянная была строчка, пусть и правдивая. Интересно, эту бумажку показали киру Хагиннору или пересказали ее?.. Илан сейчас чувствовал внутри себя отвращение и тошноту — от людей и от того, что они делают. И, при всем этом, никакого запаса внутренней ненависти, которую можно было бы вылить хоть на Намура, и тем сделать себе легче. Надо же, он помогает Намуру думать. А кир Хагиннор ценит широту его взгляда. И отчеты, конечно, великая вещь: когда не выделено главное, поток событий превращается в кашу. Тогда теряешься, вязнешь в мешанине, не понимая, что причина, а что следствие, что больше мучит — отсутствие ответов на вопросы, или собственная болезненная реакция на общую нерешенность и неустойчивость. А составишь отчет — и все структурируется.
— Кир Хагиннор любит простые примеры, — сказал Илан. — Я тоже. В обычной жизни с теми, кому должны, но нет денег расплатиться, не воюют, вводя себя в лишние расходы. С ними просто перестают здороваться, отворачиваются при случайной встрече. Для Ходжера выгодно убрать Хофру с горизонта именно так, поэтому кир Хагиннор не ведет никаких разговоров с ее посланниками, кроме как о возврате долга. И клан Серых, похоже, с ним заодно. Серым нужно, чтобы Хофра и Ходжер смотрели мимо друг друга, сохраняя долги и напряженность. Сами Серые ни один из возможных конфликтов не вытянут, их осталось мало, и после любой войны с кем угодно станет еще меньше. А Ходжеру нужно отвадить этих легких на подъем торговцев от своих берегов, потому что все, чего он не мог раньше, сейчас он делает сам, и ему не нужны ни помощники, ни наблюдатели, ни конкуренты. Им создадут невыгодные условия для торговли, и вся политика на этом закончится.
— Мне не во что вас посвящать, — проговорил Намур. — Вы, оказывается, и без меня знаете почти все. Если хотите...
— Я не хочу, я обязан, — перебил его Илан. — А хочу я, чтобы вы забрали своих шарящих в мусоре шпионов. От меня и от матери.
— Я не... не приказывал госпоже Джуме рыться в мусоре, — наклонил голову Намур, и Илану показалось, что тот улыбается. — У нее были другие поручения. Она просто собирала растопку для печи.
Илан ждал, что ему сейчас скажут, какие секретные поручения пересеклись с растапливанием печи. Не сказали.
— Значит, в следующий раз она получит по рукам от меня, — пожал он плечами. — Кто продал Хофре парусник 'Итис', вы нашли?
— Шпионы, — сказал Намур, — бывают не только у нас. Это ишулланское дело, хвосты увели туда, а сам шпион удачно скрылся. Поэтому можете не ждать, что предатель вернется на арданский берег и потребует назад своего раба. Пора отнести бумаги в Адмиралтейство, подшить к ним дарственную на вас и поставить печать. Имя вы рабу, конечно, дали не очень удачное...
— Какое заслужил, — сказал Илан. — Я хочу поговорить с государем.
— О том, о чем сейчас говорили мы с вами? Нет, — покачал головой Намур. — Говорите с киром Хагиннором, если вам угодно. Государь болен, его берегут. В остальном вы рассуждаете верно: Хофру приказано не замечать. Пока ее посланцы в открытую не нарушают закон, пусть делают, что хотят. Нам нужно выловить своих крыс, всех до единой. Даже тех, кто еще не поддался искушению, а только готовится. Над этим мы работаем.
* * *
Казалось бы, можно было выдохнуть. Обошлось без церемоний, сосчитанных шагов, поклонов и трона с золотой парчой. Но в горле стояла та же тошнота и двигаться вперед приходилось сквозь вязкое ощущение, что он не управляет событиями. Не будет ими управлять, даже если окончательно разберется, что к чему. Хофре разрешили не платить долги. Хофре разрешили свернуть свои дела и уйти с побережья гордо, но мирно. Если, конечно, у просрочившего плату по кредиту должника может быть какая-то гордость.
Из темной коридорной ниши на втором этаже выползла Мышь, по-прежнему с коробкой. Не прыгает, не поет и не танцует. Только задумчиво шуршит в коробке пустыми бумажками.
Спросила Илана почти шепотом:
— Доктор, я не поняла, это что, какой-то обман? Где золото, где праздник, где император? Они к нам что же, площадь перегораживать и чернилами пачкаться приплыли? Вся эта кучища народу, все эти важные рожи, из-за которых шагу не ступи?..
— А как ты думала, глупенькая? — вздохнул Илан. — Что императорская свита это вечный праздник — только наряды меняй? Конечно, мы не нужны им для радости. Мы нужны им для работы. Такова жизнь, Мышь.
