Но ни я, ни мама не засмеялись её шутке. Не до того было. Подняли старуху за руки и стали спускаться к тонущей во мраке долины тропе.
Часть четвертая.
Глава двадцать первая.
О том, что происходило на землях Сау-кья после большого побоища в Долине Каменных людей, рассказывают разное: каждый говорит свое и не понятно, кому можно верить, а кому не стоит. Сколько людей — столько и мнений. Чаа"схе многих расспрашивал об этом, но ничего вразумительного ему никто не ответил. Может от того, что он говорил с людьми других родов, а не с самими Сау-кья, для которых те события были гораздо ближе и роднее. Правда, случалось ему как-то встречать молодых охотников Сау-кья на одном из летних Сходов, но тогда, по молодости лет, его мало интересовали призрачные образы давно минувшего, голова была занята другим: ожиданиями и надеждами на недалекое будущее, сулившее почет и уважение соплеменников: тогда он готовился к, пожалуй, самому важному событию в своей жизни — приобщению к миру духов. Когда отзвучит музыка и смолкнут песнопения, когда поутихнет и успокоится после бурного веселья люд, отмечающий долгожданное воссоединение племени, которое происходит всего один раз в году, ближе к осени отец собирался отвести его к жрецу Генчжа, где он должен будет занять почетное место ученика. Тогда, конечно, голова была занята совершенно другим. Хоть он уже и знал сказания о великом Жреце Сау-кья, но не думал, что когда-нибудь захочет узнать об этом таинственном человеке, о котором ходили многочисленные слухи, побольше. Нет, тогда он, не без трепета, ожидал встречи с Мана-кья, своим будущим наставником, не зная, что это за человек, в воображении рисовавшийся ему как мудрый и справедливый муж, наделенный самыми большими добродетелями. Знал бы тогда Чаа"схе, как примет его Мана-кья, не стремился бы так приблизить это событие. Все оказалось совсем не таким, каким представлялось: иллюзии рухнули, едва он, подталкиваемый сзади сильными руками тхе-хте, переступил порог тхерема жреца.
Но, с другой стороны, именно пребывание в доме Мана-кья, злые и хвастливые речи жреца Генчжа, его суждения и честолюбивые планы, заставили Чаа"схе усомниться в избранности этого человека. Тогда-то он и вспомнил о жреце Сау-кья, том самом, которого восхваляли люди и так яро ненавидел его учитель. И тогда же в сердце Чаа"схе зародилось одно тайное желание, пока еще слабое, казавшееся несбыточной мечтой. Он ни с кем не делился этим, но потихоньку, с оглядкой, начал выспрашивать у разных людей про па-тхе Сау-кья. По мере того, как он узнавал все новые и новые подробности, начали вкрадываться и сомнения... А не лукавят ли люди? Захотелось во всем разобраться и, прежде всего, правдива — ли сама легенда о подвигах и жизни Котла Вей нья.
Те люди, с кем ему, удалось говорить о событиях Большой Войны с Кагаа, знали о жреце немного, все больше рассказывали о самой войне. Но Чаа"схе был доволен и этим. Ему хотелось знать все. Не только потому, что юноши любят слушать о подвигах, но еще и потому, что все было так или иначе связано с именем жреца Сау-кья, со временем, когда он впервые соприкоснулся с таинственными Силами. О самой войне, как и ожидалось, он услышал многое, ведь она затронула каждый род, каждую семью. Наверное, не найдется среди Тхе-Вей человека, который мог бы сказать, что его семью миновала карающая длань той войны, собравшая кровавую дань с народа. У каждого была своя история, но все они, эти истории, походили одна на другую и сплетались в нечто единое. Ведь правильно говорят: судьба народа складывается из судеб людей. События выстраивались перед Чаа"схе в стройной последовательности, одно за другим, открывая всю широту и размах происшедшего когда-то; от тех, кто пережил то нелегкое время сам, и от их потомков, молодой Пыин-ли черпал знания о борьбе народа с грозным врагом, о тяжелых испытаниях, горечи поражений, скорби, а также нечастых, но таких желанных и нужных победах. О многом узнал Чаа"схе: о начале войны, когда несметные орды Кагаа захлестнули Равнинные леса и вторглись в Ге-эрын, о том, как после война перекинулась в Бодойрын, к берегам Кривого озера, как покатилась дальше. Обо всем рассказывали люди. Только о событиях первой зимы никто толком ничего не знал. Рассказывали, как от военного отряда откололись Гэнчжа во главе с сыном Лу-хья Со-тхаем, потом потянулись Су-тхе, а затем ушли остальные. Говорили, что в холмах остались только немногие уцелевшие воины Сау-кья. Кто-то говорил, что было не так: остались еще Ге-ч"о с Савай Вей-нья и даже Кья-тхе. Другие же вовсе считали, что ушли из Ге-эрын все, а вернулись уже потом, позже, когда окончательно лег снег. Кому верить? Предание же обо всем этом умалчивало.
Одним из немногих, кто знал правду о событиях первой зимы, наступившей после начала нашествия Кагаа, был никто иной, как Котла Вей нья. Он знал правду со слов своего тхе-хте Мен-ыра, бывшего участника тех самых событий. От него-то, человека, коего народная молва наделила необычайными качествами и умениями, а главное, щедро одаренного Силой, — па-тхе Сау-кья, Чаа"схе узнал все доподлинно, так, как оно было на самом деле... Старик поведал юноше все, что знал сам, все, что рассказывал ему тхе-хте: "Почти что, — грустно улыбнувшись добавил жрец, — слово в слово, подобно птице, что перепевает песню своей товарки точно так, как услышала ее." И у Чаа"схе не возникало сомнений, что Котла Вей нья говорит правду: не зачем ему врать или искажать правду. Вот Мона-кья — тот обязательно бы приврал, потому что человек он такой. Совсем иное — Котла Вей нья! Этот — прямодушен и не покривит душой; тот, кто не боится потерять почет и уважение — не станет юлить и изворачиваться. Это Чаа"схе уже понял: Котла Вей нья говорил ему только правду, не опасаясь, что ее узнаю от молодого Пыин-ва другие люди. Откровенность старого жреца порой сильно тревожила юношу: а что, если бы его рассказы услыхал не он, Чаа"схе, а какой-нибудь худой человек? Ведь многое из услышанного можно было обратить во вред Котла Вей нья. Смелый, однако, он человек! И это не смотря на то, что Чаа"схе был учеником Мона-кья! Правда, в том, что касалось войны как таковой, не было ничего, что кто-нибудь мог бы использовать против жреца Сау-кья: здесь все просто — кровь. Зато все, что касалось скитаний маленького Сикохку, его матери и Ойты в горах — другое дело: тут было, где разгуляться коварному разуму, дойди до такового все то, что услышал от старика Чаа"схе.
А война — что? — страсти людей взявшихся за оружие, да алая кровь, окропившая землю. Знай себе: перечисляй сражения, да загибай пальцы по именам убитых. На то она и война...
В битве у стойбища Кагаа в Долине Каменных людей погибло много народу, еще больше было раненных и покалеченных. Ушел в другой мир вождь Пыин-ва Намуг Вей-схе. Был ранен Савай Вей нья, правда легко: получил удар палицей по ребрам. Раненных без промедления отправляли на Кривое озеро: кто мог — шел сам, остальных положили на носилки. С раненными ушло много народу: ведь кто-то же должен был помогать им (ведь, среди них было много и таких, кто сам передвигаться не мог, кого приходилось нести), охранять. Па-тхе собрались на совет. Старейшины Пыин-ва просили распустить отряд, так как все нуждались в отдыхе, а самим Пыин-ва необходимо было избрать нового вождя. Поражение народа слишком жестоко, говорили они: после такого побоища нужно подымать новых людей, взамен раненым и убитым, иначе оставшимися силами Кагаа не одолеть — слишком сильным и многочисленным оказался враг. Мен-ыр рассказывал, что Савай Вей нья на этом совете молчал. Всех выслушал, а сам ничего не сказал. Тхе-то и Моо-тын, па-тхе Кья-тхе, сказали, что сделают так, как решит совет. Ге-пья от своих воинов выступил с речью: Сау-кья, говорил он, готовы продолжать борьбу. Когда высказались все, наступила тишина. Все ждали решения великого па-тхе Ге-ч"о. Но тот, по-прежнему, молчал. Наверное, не знал, на что решиться, высказывал предположения Мен-ыр. Потом Савай Вей нья осмотрел тех, кто сидел вокруг него возле костра Совета, взглянул на изможденные лица воинов, что сгрудились позади вождей и старейшин.
"Кто хочет — может уйти. Кто хочет — оставайтесь, — громко сказал па-тхе. — Но все вы должны вернуться, как только соберется новый военный отряд. Война только началась. И эта первая битва, которую мы проиграли, должна лишь укрепить нас, как тяжкое, но неизбежное и нужное испытание."
Больше суровый вождь Ге-ч"о не сказал ни слова. Отошел от костра в темноту, дав людям возможность самим все обдумать и решить как себя повести.
На следующее утро люди потянулись по тропе, ведущей в Бодойрын. Ушла часть Ге-ч"о и Кья-тхе, но их вожди остались. Ушли на Кривое озера и оба брата По-на-ло, ушли к ожидающим их возвращения после похода женщинам — своей жене и жене покойного брата. Простились сухо. Мо-кья ни разу не обернулся, так как еще с вечера повздорил с Ге-пья. Т"оло же, напротив, то и дело оглядывался и махал рукой своим товарищам. С ним ушла и Маналы. Теперь, после ухода братьев и отправки одного раненного к Ге-ч"о несколькими днями ранее, отряд Сау-кья сократился до семи охотников. А вот Су-тхе, отослав раненных, остались вместе со своим вождем, чего от них мало кто ожидал. Пыин-ва ушли. Тех, кто уходил, не осуждали: люди измотались, а впереди была зима. Большая война возобновится все равно только к весне, не раньше. Пока же оставалось беспокоить врага мелкими вылазками да хитростью попытались высвободить из плена женщин и детей, а для этого больших сил, вообще-то и не требовалось. Небольшим отрядом действовать даже сподручнее.
Как только последние из уходящих в Бодойрын скрылись на лесной тропе, Савай Вей нья отдал приказ уходить. Нестройный отряд потянулся к северу, где воины надеялись скрыться в густых хвойных лесах, откуда намеревались наносить колкие удары врагу.
К вечеру вышли на ручей и остановились. Па-тхе разослал разведчиков на соседние холмы, чтобы Кагаа не застали отдыхающий отряд врасплох. Несколько дней Тхе-Вей ничего не предпринимали. Требовалось время, необходимое для того, чтобы люди восстановили растраченные силы. Воины лежали в палатках, сидели у маленьких костров (топили осиной, чтобы было поменьше дыма), отъедались и отсыпались. Теперь, как полагали па-тхе и старейшины, торопиться не стоило. Каждый новый шаг должен быть обдуман и взвешен, чтобы не подвергать понапрасну риску и без того малочисленный отряд.
Во время этого безмятежного отдыха не сидел на месте только Мен-ыр. С разрешения Ге-пья и ведома Савай Вей нья, принявшего близко к сердцу беду молодого охотника Сау-кья, он в первый же день отправился на поиски следов своих жены и ребенка. Обследовал все большие и малые тропы, пролегавшие поблизости от лагеря, взбирался на холмы, продирался сквозь черемошник в глубоких распадках, избил все ноги на осыпях. Вечером вернулся ни с чем и на все расспросы только разводил руками. А на следующее утро снова ушел из лагеря. В этот день рыскал по лесу далеко к западу, вдоль охотничьей тропы, отходящей от берегов Двойного озера. Все искал следы. Далеко ушел, почти до предгорий, так что засветло вернуться не успел, заночевал в лесу под обгорелой валежиной, на мягкой подстилке из пушистого мха. Лишь к полудню возвратился к своим. По настоянию Ге-пья этот день провел в лагере. После сытной трапезы прилег, как сказал, ненадолго, а проснулся только на рассвете следующего дня — так устал от свои бесплодных поисков. В этот день Мен-ыр опять никуда не пошел: все вокруг он уже обошел. Теперь следовало идти дальше, а на это требовался не один день; к тому же, Савай Вей нья велел готовиться к скорому выступлению.
Через два дня Тхе-Вей снова выступили в поход. Вышли на охотничью тропу в стороне от разоренного стойбища Сау-кья, прошли немного на север, после чего углубились в лес, держа путь к Сау-Со. Ночью остановились у болотца в какой-то низине и, не разводя костров, улеглись спать. Утром сторожевые донесли, что за соседними холмами поднимается дым. Савай Вей нья скомандовал подъем и Тхе-Вей, вслед за дозорными, ушедшими вперед, направились к замеченному дыму. Обогнув холмы, они сходу обрушились на охотничий лагерь Кагаа и, окружив врагов, всех их перебили. Потом в лесу поймали еще одного и забили камнями. Отрубили всем покойникам головы и насадили на шесты. Забрали оружие врагов, в том числе и несколько больших луков. Теперь следовало опять затаиться где-нибудь в глуши, чтобы переждать облаву, которую Кагаа наверняка устроят, разгадав тайну исчезновения охотничьего отряда. Тхе-Вей опять откатились к востоку, к одному из хранилищ, устроенных еще до листопада Ге-пья и его сородичами.
Вскоре после этого, когда враги снова успокоились. Тхе-Вей вновь появились вблизи их стойбища и за пару дней совершили четыре нападения на небольшие группы Кагаа и Пыин-ли, впрочем, ни причинив последним почти никакого вреда, за исключением легких ранений нескольких человек. Совершив этот набег, Тхе-Вей опять скрылись. Но на Кагаа и Пыин-ли это подействовало: они стали более осмотрительными и уже не отходили от стойбища маленькими отрядами; разослали дозоры и даже снарядили целый отряд, который постоянно бродил по холмам вокруг Долины Каменных людей, чтобы отразить еще один внезапный натиск хитрых Тхе-Вей.
А Савай Вей нья вновь отвел своих воинов подальше даже не думая вступать с Кагаа в открытый бой, зная, что это будет гибельно для его отряда. Тхе-Вей всячески избегали встречи с мощными отрядами врагов, охранявшими подступы к священной долине, но всякий раз возникали словно из ниоткуда, стоило только Кагаа и Пыин-ли зазеваться, и осыпали ошеломленных врагов и их союзников стрелами. Появлялись и тут же вновь растворялись в лесах, умело уходя от преследования.
За это время снег несколько раз ложился на землю и таял. Всякий раз казалось, что после того как на землю ложилось белое покрывало, тепла больше не будет, что вот и пришла зима. Но на небе снова показывалось солнце, тяжелые снеговые тучи уходили и земля набухала от талых вод. Вновь возвращалось тепло.
Мен-ыр всегда ходил в дозор. Не мог дожидаться неизвестно чего на месте, всюду хотел быть первым. Кто знает, вдруг ему повезет и он случайно наткнется на следы своих близких? Иногда вместе с тхе-хте Котла Вей нья ходил в разведку и Ге-пья. Как-то вдвоем они подобрались к стойбищу Кагаа и с высокого уступа, откуда только что сошел дозорный Пыин-ли, заметили группу пленных женщин, которых вывели на окраину лагеря, где они мяли и скоблили целый ворох свежих. лоснящихся от жира шкур. Среди них Ге-пья узнал и свою жену. Ге-пья закусил губу, вытянул шею и следил за ней. Мен-ыр опасался, что его товарищ не сможет сдержаться и кинется выручать свою жену, но, к облегчению, ошибся. Ге-пья был спокоен, по крайней мере, он не собирался совершать ничего необдуманного. Пленных охраняли несколько воинов с большими луками, а вблизи них играли в кости еще несколько мужчин. Пытаться отбить женщин в таких условиях, было полным безрассудством. "Еще не время!" — сказал Ге-пья, когда они с Мен-ыром спустились с утеса.
— Настанет время и все будет по старому, — сказал Ге-пья, на привале, который они устроили неподалеку от Двойного озера. — Мы вернем их. Всех вернем.
