Вытерев пот и выслушав мою просьбу, мужчина вздохнул, бормотнул себе под нос старую, как само время фразу о "любовь-морковь и все дела", давая понять, что совершенно не против, чтобы я поболтал с заключенной. Заодно и просветил меня о том, за что эти четверо тут очутились.
На добрые четверть часа я стал нетраспортабелен — меня просто рассмешило до слез, небрежно оброненное охранником: "А потом твой приятель развернулся, громко сказал "мать" и веселье началось по-новой!"
Игнатич сказал мне, что безопасники засунули в камеры всех, без разбору, но то, что все обошлось синяками... Просто не верилось, что Аркан не прокатился по ребрам этих двоих, своим любимым, подкованным носком сапога, а только снял ремень и устроил "безобразную драку в людном месте"!
Размяк старый морпех, совсем страх потерял!
Валия тоже хороша — видела же, что он не убьет этих двоих, ну, выпорет, до спанья на животе, слегка пересчитает ребра и растянет уши, до размера спаниелевых, но не убьет — совершенно точно! Хотя, это я знаю Бена таким, каким знаю. Для остальных его 120 килограмм живой дури — страшная сила, помноженная на опыт и вбитое в подсознание, умение убивать одним ударом. То, что годится для кино — годится только для кино, уж можете мне поверить. И все красивые позы, изящные растяжки годятся только для показательных выступлений с палками. Но, как говорил незабвенный Брюс Ли — "Палки сдачи не дают!" и боевой комплекс от спортивного отличается так же сильно, как "Наргиле" от акваланга. Описание драки заняло у охранника, бывшему тому свидетелем, целых десять минут — на пять минут больше, чем сама драка. Вмешавшуюся в воспитательный процесс Валию, тоже получившую пониже спины от разошедшегося во всю ширину своей американской души, морпеха, засунули на "губу" за компанию. Ну, и за то, чтобы не учила дураков... На голову всем, живущим в бункере.
Сгоряча, Бен пообещал ее выпороть, за все хорошее...
А теперь дрых, уже и забыв о всех неприятностях.
Всегда завидовал этой его черте характера — не забивать себе голову пустяками, но и не забывать использовать любую возможность себе во благо.
Мне такое неподвластно, оттого я гарантированно так и остался бы капитаном, получив подполковника за пару дней перед выходом на пенсию.
Стоило мне приблизиться к решетке, за которой возилась на узком и жестком ложе, Валия, как та, словно что-то почувствовав, уселась, свернув ноги по-турецки и откинувшись к стене с закрытыми глазами.
Так и проболтали мы, почти два часа, пока охранник не погнал меня спать, ругаясь шепотом на все ту же, "любовь-морковь".
Утром меня взгрел Игнатич: за нарушения постельного режима — раз и за болтовню с наказанными — два и, в качестве наказания, погнал на томограф, проверять все ли у меня в порядке с мозгами.
Лежа на белой кушетке в полной тишине, тепле и без движения, я снова придремал, наверстывая упущенные ночью, минуты сна.
Проснулся от ругани и беготни за дверью. Томограф стоял незыблемо, не издавая ни малейшего звука, не светясь ни малейшим огоньком. А ругань и беготня за дверью, все набирали обороты, превращаясь в полноценный скандал. По обрывкам услышанного, скандал разгорелся из-за томографа, "просадившего" сеть. Ну и из-за тех, кто этот томограф включил, разумеется.
Выкручиваясь дождевым червяком, выбрался из-под колпака и пошел открывать дверь: во-первых, "когда больше двух — говорят вслух", а становиться "третьим лишним", как-то не хотелось — могут, не ровен час, решить, что услышал так много, что гора с раком будет самым, что ни на есть лучшим, местом ссылки. И хорошо, если живым.
— ... Семен, прекрати! Это не военная база — сам видишь! — Сидящий ко мне спиной Игнатич, отстукивал кончиками пальцев по столешнице, сложнейшую гамму, словно пианист, готовящийся к важнейшему в его жизни, концерту. — Оборудование, материалы, секретность — база научная, Семен, научная! Кто-то хорошо потратился, пряча ее так, что сам черт ногу сломит и рога обломает, но не найдет... Так что... Признавайся, откуда координаты и коды доступа!?
Семен, видя меня, в белом халате, с завязками вместо пуговиц лишь растянул губы в улыбке, доводя Игнатича до белого каления.
— Ну, что ты лыбишься, как майская роза под первой грозой? Думаешь, молния промажет? — Полковник покачал головой. — Или как?
— Или кто. — Семен ткнул в меня пальцем. — Кто из нас двоих — склеротик? Этот что здесь делает?
— А его здесь нет... — Огорошил меня своим ответом, Колошко. — Его вообще — не существует. Он не человек — видимость.
Обалдел от такого заявления не только я. Махрсан хлопал ресницами, переводя взгляд с меня на Игнатича и обратно, сердито гнул бровь, но не понимал о чем речь.
— Ничего себе, видимость в сто восемьдесят килограмм! — Я решил перейти в наступление, выдавливая из медика объяснения. — Вот он я, хотите — могу по столу, кулаком, стукнуть!
— Лучше — головой! Она у тебя все равно — пустая. — Полковник толкнул в мою сторону обычную картонную папку, из которой, веером, высыпались снимки. — Полюбопытствуй, пока тебя наша безпека в оборот не взяла...
Я вертел в руках снимки, пытаясь понять, чем так они не нравятся Игнатичу.
Хорошие снимки, цветные. Высокого разрешения, контрастные. Черепушка, видимо моя. И содержимое, врет все полковник, есть в моей черепушке содержимое!
— Ничего странного не замечаете? — Ехидно полюбопытствовал медик. — Профаны...
— Игнатич... Ты, между прочим, в своем деле мастер... Я — в своем. Говори! — Семен отбросил снимки, которые смотрел. — Что из тебя, все клещами вытаскивать?
— Ты сколько извилин в его мозгу насчитал? — Игнатич развернулся в мою сторону. — Две? Десять? Он не человек, Семен. Он — марионетка. А если он марионетка, значит — что? Есть где-то и кукловод!
Я судорожно таращился на фотографии, выискивая прихотливые завитушки извилин.
Как в анекдоте — извилины только две. Одна к выходу, вторая — потертость от фуражки.
— Агрегат свой проверь. — Остудил пыл полковника, Семен. — Может глючит? Или настройки сбились. Зам знаешь — не в том мы месте...
— Аппарат я проверил, с чего, как ты думаешь, он всю сеть просадил? — Игнатич смотрел на меня с интересом. — А у этого, мозги вообще кипеть должны были, после таких напряжений. А он, вот он — свеженький и не овощ вовсе...
Очень сильно захотелось дать эскулапу в челюсть, так, чтобы он вместе со стулом до противоположной стены летел. И растекся по ней кровавым пятном, без права жить на белом свете, за такие эксперименты.
Пришлось закрыть глаза и сделать медленный и глубокий вдох, а затем такой же — выдох.
— Дурак ты, Алексей Игнатьевич... — Услышал я спокойный голос Махрсана и открыл глаза. — Сколько тебе лет? 68-69? Ты, с его приятелем, о чем разговаривал? О красотах вокруг ленточного бора? А ты... "Марионетка", бери стул и устраивайся... Только кулаки разожми, да глазами так не зыркай в сторону нашего материалиста от науки...
Пришлось послушаться, тем более что ноги, отчего-то, противно дрожали и подгибались, предавая меня по всем статьям.
— Я вот, с Беном долго беседовал... — Безопасник начал аккуратно складывать фотографии обратно в папку. — По его словам, ангел считает Олега чьим-то аватаром.
Я сразу понял, о каком ангеле идет речь.
— В разговоре, ангел упоминала, что Олег — "ходячий мертвец", то бишь — зомби, с разложившимся мозгом... — Продолжал свой рассказ Семен, вертя в руках папку, то завязывая, то развязывая веревочки. — Так что...
— Ты веришь ангелам? — Игнатич враз присмирел. — Сам знаешь, какие они... Твари!
Последнее слово медик почти выплюнул и с его оценкой ангельского характера, я, как это ни странно, был совершенно согласен.
— Знаю... Брехливые и себе на уме. — Согласился вояка. — Осталось только понять, с аватарой мы имеем дело или, все-таки, с марионеткой...
— Или чем еще, похлеще... — Полковник рассматривал меня, как диковинную зверушку, которую и препарировать жалко, а надо.
— Я — мыслю. — Напомнил я умную мысль. — Следовательно, я — существую!
— То, что ты существуешь — бесспорно. — Семен почесал затылок. — А вот мыслишь ты, или за тебя мыслит "нечто", находящееся бог знает где — это еще тот вопрос. Только задать его некому. А ты — обязательно соврешь. Так что... Живи пока... Под наблюдением, разумеется, но живи. Отпустить тебя отсюда, прости, не имеем права. Да и связи твои, теперь под очень плотным наблюдением. Сам понимаешь — ты непонятен, и, следовательно — опасен. Быть может потенциально, быть может даже в третьем или десятом поколении, но... Твои странности обязательно вылезут и нам придется с ними справляться. Как-то ставить себе на службу или уничтожать, стирая с лица земли всех твоих потомков.
Чувствуя, как на меня нисходит холодная решимость и уверенность, откинулся на спинку стула, пряча руки под стол. Они не тряслись — страха не было и в помине. Они просто сжались с такой силой в кулаки, что ногти врезались в кожу, разрывая ее до крови.
Мудрствования этих двух господ офицеров были классически верными, как "Сицилийская защита", логичными и разумными. Раз нет извилин — значит нечем думать. Раз думать нечем — значит напротив них сидит пустая и безмозглая оболочка, руководимая посторонней силой.
Будь я на их месте — думал бы, почти так же.
"Почти"!
Они не знали меня, а мне не было повода доверять им. То, что Бен рассказал о домыслах Кайты — значительный факт против моего напарника, уже не в первый раз умудряющегося меня продать задешево. Вот только "домыслы" Кайты вполне получили себе подтверждение снимками, которые можно было потрогать и "пришить к делу".
— А с другой стороны... — Игнатич встал из-за стола, хрустнув коленями. — Есть ведь и еще один вариант... Божественное вмешательство!
Мы с безопасником переглянулись и от хохота, рухнули со стульев!
— Ой... Игнатич... Убил! — Семен, всхрюкивая и вытирая слезы, с трудом поднялся на ноги. — Божественное вмешательство... И ниспослал боженька на землю Воина Света... Только забыл ему силушки дать, мозгами обделил и вообще, сунул в руки то, что проплывало мимо!
Я обиделся — вот так витиевато, меня еще никто с г... не сравнивал. Нет, конечно, насчет силушки, Махрсан был абсолютно прав — по сравнению с тем-же Арканом я казался блеклой тенью, но вот за мозги...
Дождавшись, когда Семен попытается опустить свой зад на стул, легко и небрежно отодвинул его "пиджопник" ногой, любуясь на взлетевшие вверх длинные ноги, радуясь короткому вскрику и гулкому удару черепа об пол.
Детство? Детство!
Зато приятно!
Игнатич погрозил мне пальцем.
— На гадости — мозгов не надо! — Держась за ушибленное место, провозгласил Семен.
Но стул отодвинул от моих ног подальше.
Бену тоже хотелось сделать гадость, но пока старый напарник сидит на "губе"...
Месть блюдо холодное, так что я, что-нибудь придумаю.
Обязательно.
Не принципиально, что именно — хоть пинком, болтуна, но награжу!
— ... Для меня основной показатель "ненормальности" это не твой томограф, Игнатич и даже не слова ангела — та, как привыкла врать, да по кривде жить, так еще и перестроиться не смогла... Иначе, Бен не ушел в запой — он кривду чует получше любой овчарки... — Безопасник продолжал сверлить меня взглядом, пытаясь доковыряться до самого моего нутра, сокровенного и тщательно спрятанного. — Больше всего, меня насторожило отношение к нему, женщин... Они же к нему липнут, как мухи на мед, а как дело до "дела" доходит — сматываются, закрыв глаза. То есть — чувствуют, нутром своим женским, интуицией, чувствуют, что ничего хорошего не будет! У них же в крови — продолжение рода от лучших из лучших, а тут — парень видный, а обходит его, даже и не на вираже, старый сморчок, Бен Аркан!
— Пчелы на мед... — Поправил я Семена. — Мухи на другое липнут...
— Зато, всё абнормальное — на тебе просто виснет! — Хлопнул по столу ладонью, Игнатич. — И "Младшие" предпочитают с ним дело иметь. И инопланетяне — с ним предпочитают общаться. Оборотень — и тот предпочитает открыться Олегу, игнорируя более опытного морпеха! Да и "Снежная Королева", от тебя просто млеет и тает!
"... Н-да, ой вот чувствую я, что Бена не пинать надо, а кастрировать на самую его выдающуюся часть. На язык!" — Я начал мысленно примериваться, куда пну морпеха, куда потом его тело спрячу и замер от простого понимания — а куда, собственно говоря, я спешу? Эти двое, сидящие сейчас плечом к плечу в маленькой комнатке, за столом, напротив меня — мне ведь и не враги — они больше фантазируют, пользуясь полученными от морпеха сведениями. А врать Бен умеет так, что уши и ангел развешивала, и, вот крест на все пузо, хоть слева на право, хоть справа налево, подвернись такой вариант, то и дьявол бы, лапшу килотоннами снимал!
Ну да, с женщинами мне никогда особо не везло — ни статью, ни удалью особыми не отличался. Легковерный да добрый, слишком.
— Кто такая "Снежная Королева"? — Я постучал по столу, костяшками пальцев, обращая на себя внимание. — Ау!
— Всю ночь болтал, а теперь спохватился! — Семен коротко хохотнул. — Не, ты не аватар! Ты — Дурак!
— У меня извилин нет, мне можно! — Я привычно огрызнулся, играя на узнанном. — Значит Валия — "Снежная Королева"?
— Легенда нашей стороны... От Северного-Ледовитого и до Индийского! — Игнатич пафосно ткнул в потолок пальцем, но не выдержал и сам рассмеялся. — В общем, Марат все рассказал, что можно было. Кое-что, слухами давно ходит. Так что "Снежная Королева" она не спроста!
Если двум этим пережиткам прошлого мира, охранник расскажет, как именно заливисто хохочет "Снежная Королева" — легенде придет конец!
— А он нас не боится... — Семен снова взялся за папку, развязывая и завязывая шнурки, словно демонстрируя собственную неуверенность.
— И не слушает. — Игнатич попытался отнять картонку, но успеха не имел — безопасник был быстрее.
— Вы знаете, господа, я так спать хочу... — Я старательно зевнул, из принципа не прикрывая рот. — Так что, вы, тут, между собой пообщайтесь, а меня либо отпустите, либо — усыпите. Умные, вы, умные. У меня извилин нет, я аватара куклы-марионетки и где надо поставить подпись, что я в этом признаюсь? Только учтите — так как я идиот, то и отвечать за свои поступки и росписи в официальных бумагах — не могу. Не дееспособен я, господа!
Обоих "старичков" просто перекосило от злости.
— Дверь слева — гардероб. — Семен встал из-за стола, засовывая папку себе под мышку. — Твоего размера, наверняка нет, но — что-нибудь подберешь!
Развернувшись на каблуках, Махрсан вышел из комнаты, на диво осторожно прикрыв за собой дверь, словно та стеклянная.
"Вот, знаю же, что меня пытаются развести", — ругал я самого себя, старательно подбирая одежду по размеру. — "Знаю и все едино — верю этим двум, прожжённым всеми кострами, пройдохам. Слишком уж они... Испуганны!"
Гардероб, в который меня отправил Игнатич с глаз долой, оказался здоровенной комнатой, метров эдак в сотню, квадратных. Вдоль трех стен — длинные стеллажи с одеждой всей фасонов и цветов, что мне встречались. В центре — в три ряда — длинные дорожки с развешанными на плечиках, женскими платьями. Мягкий свет обычных ламп накаливания, спрятанных в матовые плафоны, чуть желтоватый и радующий глаз. Паркетный пол, деревянный и тщательно отполированный, вычищенный до медового блеска плашек, сложенных стандартной "елочкой". Белый потолок, окрашенный, на мой взгляд, обычной водоэмульсионкой или такой новомодной, "акрилкой". Стены — мягкого, кофе с молоком, где кофе самую малость, а молока совсем не пожалели, цвета.
