Золотой зверь придерживал бьющееся в агонии тело черного у самой поверхности плато. Вдохнув с хрипом, он выплюнул на черного сгусток багряного пламени, и дышал огнем, пока черный дракон не затих, а тело его не осунулось, начав стремительно таять. Только когда оплавленная морда черного дракона утратила всяческие очертания, золотой перестал изрыгать пламя.
Казалось, черный дракон вплавился в обсидиан, из которого слеплена Антарг, — от него не осталось ни чешуи, ни клыков, ни костей.
Ничего.
Золотой дракон обернулся к человеку, стоящему на том конце плато. Луны прекратили свой яростный хоровод так же внезапно, как начали.
Даньслав оказался совсем рядом к заляпанному кровью чудищу, а сам дракон вдруг стал намного меньше, чем был. Даньслав взял его за морду и, приподняв, заставил посмотреть себе в глаза.
— Теперь твоя судьба такова: ты уйдешь снова и сделаешь то, ради чего ушел впервые, но сделать, увы, не смог. Дух Огня забирай с собой, но ключ ты оставишь мне.
Морок моргнул. Высокий статный мужчина оказался мальчиком лет четырнадцати с растрепанной светлой челкой и раскосыми темными глазами. Огромный драконоподобный зверь стал человеком, тяжело опирающимся на одно колено. Человек был изранен, тяжело дышал. По плечам его рассыпались ярко-красные длинные волосы, спутанные, слипшиеся, грязные; тело было исполосовано кровоточащими ранами и царапинами по четыре штуки вряд; но взгляд его, несмотря на усталость и толчками струящуюся из ран кровь, все еще пылал неудержимой яростью.
— Вставай и иди, непутевый, — сказал мальчик. — Стань тем, кем тебе положено быть. Знаешь же, в жизни у каждого есть то, что он должен сделать. И должен сделать сам.
— И что же будешь делать ты, когда я вернусь? — спросил Мартин.
— Я буду ждать тебя, чтобы не дать ничего изменить.
— А если я изведу всех твоих потомков — в ком ты проявишься, а? — человек, поднявшись, рывком ухватил мальчика за шею, и, сдавив ее обеими руками, приподнял легонькое тельце над гладкой поверхностью стекла.
Мальчик смотрел сначала расслабленно и безэмоционально, самоуверенно, но потом его глаза широко распахнулись, и он стал судорожно царапать держащие его руки, пытаясь кричать. Но изо рта его не доносилось ни звука.
Мартин Майн, сдавливая шею мальца, говорил глухо и яростно:
— Что? Не так уж хорошо твое бессмертие? Реинкарнации — разве ж это настоящее величие? Это каторга, растянутая на века. Вы прокляты, и никак не можете этого понять. В одном ты прав: я вернусь. И я найду способ вырезать вас из утробы мира, не покалечив его. И мое снова станет моим.
Он опустил мальчика на гладкую поверхность обсидиана почти даже ласково и осторожно. Тело безвольно распласталось на вулканическом стекле.
Мартин Майн, стряхивая с себя раны, словно засохшую грязь, перешагнул через мальчика и пошел вперед. Вскоре его силуэт стал полупрозрачным, а потом и вовсе растворился в свете сорока иллюзорных лун.
ГЛАВА 28
Морок ложился под крыло податливо, как кошка под ласковую ладонь. Казалось, это пространство создано для тех, кто умеет или хотя бы хочет летать.
Широкие серо-синие крылья, хлопая, поймали восходящий поток, и, работая парусом, затормозили стремительный полет.
Камориль коснулся носками ботинок черного обсидиана. Стоило ему свободно встать на выщербленное стекло, Лунь отделилась от него и снова взлетела ввысь, заложив крутой вираж, невозможный для нее, когда она с "седоком".
— Далеко не улетай, — произнес некромант негромко.
Он не был уверен, послушается ли его Лунь, но подозревал, что должна.
Над Антарг царила вечная ночь. Луна, зажатая между двух рогов, мерцала ровным, холодным светло-зеленым, похожая на ажурный хрустальный шар, превращая туман над плато в призрачный серый саван.
— Что ж тихо-то так, — поежился некромант, двигаясь вперед, к расщелине между скал. — И мертвых не видать... А ошибиться местом я не мог. Никак не мог.
Он еще издалека видел вспышки тьмы и света, какие до этого видал лишь на картинках. В небе билось два юрких, огромных зверя, и не на жизнь, а насмерть. Каждый, кто пребывал в мороке, так или иначе видел эту битву. И Камориль знал: согласно координатам, дело происходит как раз над горой Антарг. И это — оно.
Преставление закончилось совсем недавно. Странно, как быстро все здесь успокоилось, притворилось неживым. Как не было ничего.
Под ноги некроманту, захрустев, легла выщербленная стеклянная крошка. Он увидел в клочьях тумана яркую точку — что-то красно-синее... Пошел быстрее, переходя на бег.
Ромка.
Камориль, встав рядом с мальчиком на колени, быстро пробежался пальцами по его шее в темных характерных отметинах и с облегчением выдохнул. Жив, сорванец. Живее всех живых.
Камориль потряс мальчика за плечо. Ответом ему стали приоткрывшиеся темные глаза.
— Ну, что вы тут? — спросил Камориль. — Мир спасли? Злодеев порешили? Где Мйар? Или... Мартин... кто там из них сейчас в его теле...
Ромка, жмурясь, сел. Брови его сошлись к переносице, когда он, оглянувшись, понял, где находится.
— Ох ты ж... — прошептал он. — Я помню все... все, что случилось, помню... Боже ж мой, какая эпическая жесть... Кошмар... Я... Это был я, все это время, но... — он ухватился за голову руками, — но и не я... и я ничего... ничего не смог сделать! Я не смог остановить его! И он прямо сейчас во мне! Все еще во мне!
— Успокойся, — Камориль встряхнул его за плечо. — Ты жив, цел, я здесь, — и пока что тут нет никого, кроме нас. Мйар где?..
Ромку трясло.
— Ну что ж ты будешь делать, — Камориль провел рукой по поясу и вытащил ярко-розовую пробирку, вынул пробку зубами, и, схватив мальчишку за волосы, запрокинул ему голову и насильно влил в горло вязкую жидкость.
Ромка отшатнулся, припал ладонями к стеклу, закашлялся, выплевывая часть зелья.
Прокашлявшись, снова сел.
— Ну? — сурово произнес Камориль. — Успокоился?
Ромка кивнул.
Камориль встал, оглядываясь.
— Он должен быть где-то там, — Ромка показал рукой в сторону Игольного Ушка. — Недалеко. Но... Я не уверен, что... В общем... — Ромка сглотнул. — Надо спешить.
Камориль, не дослушав, уже шел в указанном направлении.
— Нить очень тонкая! — крикнул ему вслед Ромка.
Камориль и сам это понял к тому времени, глянув на морок своим особенным глазом, тем, что голубоват. Тонкая, тонкая, слишком тонкая нить. Одна единственная.
Сердце гулко ухало в груди так, что, казалось, его должен слышать весь морок. Тонкая нить — ничего хорошего. Как никогда. Совершенно определенно ничего хорошего.
Камориль, пройдя уже с километр, все еще никого не видел. Где же он?.. В какую дыру забросило этого рыжего полудурка?
Обсидиан ощетинился острыми сколами. Сюда, очевидно, пару раз падал какой-то из огромных змеев или брал здесь разбег, взрывая вулканическое стекло мощными когтями. Еще и этот мерзкий, обманчивый туман, заполоняющий выемки и низины. Камориль ненавидел прямо сейчас каждую крупинку его взвеси всем своим существом.
Некромант, попеременно оглядываясь по сторонам, шел вперед. И вот, когда луна в клешнях Антарг стала светло-лиловой, он заметил вдали смутный скрученный силуэт, резко выделяющийся на фоне черного стекла. Камориль не мешкая устремился туда, и сердце в груди стучало набатом, выбивая быстрый тревожный ритм.
Мйар лежал в луже золотистой крови, которую Камориль узнал: Мертварь. Некромант рухнул рядом с ним на колени, касаясь шеи так же, как и Ромкиной до этого, для того, чтобы в этот раз не нащупать пульса. Камориль прошиб озноб. Он еще раз приложил пальцы к едва теплой коже, и все-таки распознал биение крови. Тонкая-тонкая нить. Слишком тонкая.
И только потом некромант обратил внимание на развороченный Мйаров живот, заляпанный золотом, и лишь оттого не похожий на обычный эксперимент по вскрытию, проведенный начинающим неряшливым врачом.
Камориль затрясло.
— Вы должны сделать что-то, — послышался голос сбоку. Камориль резко обернулся — Ромка, безвольно опустив руки, стоял рядом. — С деревом он больше не связан, и Духа Огня в нем нет. Вам нужно сделать что-то, иначе он очень скоро умрет.
Камориль, почти рыча, рявкнул:
— Ты ж судьбоплет! — глаза некроманта сверкали яростью и отчаянием. — Ты хоть чему-нибудь научился, пока гулял здесь?..
— Я вижу, что путь есть, и... вы должны что-то сделать.
Камориль дрожащими руками стал ощупывать Мйаров живот, складывая кое-как, как умел и помнил, все, что нашел.
— Что-то сделай, говоришь,— пробормотал Камориль. — Я — некромант, а не целитель! О, высокое небо, почему здесь нет Эль-Марко... Что ж я так, а... не предусмотрел... Точно! Эль-Марко...
Камориль пробежался пальцами по поясу с зельями, нащупывая концентрированный эликсир регенерации. Вынул пробку, и стал обильно поливать Мйару развороченное нутро.
— Что я делаю, что я делаю, — приговаривал он.
Открыл еще одну пробирку — светло-голубую. Впился пальцами в плотно сжатые зубы Мйара, заставляя его раскрыть рот. Влил ему в горло лазурную жидкость, приподняв голову. Это должно замедлить метаболизм так, чтобы у них оказалось чуть больше времени. Как среагируют вместе зелье ускоренной регенерации и замедляющее метаболизм, Камориль предпочел не задумываться.
Он понял, что дышать Мйар перестал. Озноб прошиб Камориль с макушки до пят. Некромант быстро пробежался дрожащими руками по едва теплой коже, заляпанной золотом, нащупывая нужное ребро, и, ощущая под ладонями медленное, угасающее биение сердца, стал давить, высчитывая ритм. Было тяжело сдерживаться и не колдовать, — все-таки Камориль был на взводе, а так давить на сердце... Это очень похоже на то, как он создает зомби — горячих или холодных, без разницы. Очень похоже.
Камориль замер, когда к нему пришло понимание того, что нужно сделать.
Мйар дернулся. Его веки дрогнули, и он, скрутившись узлом, закашлялся.
— Тш-ш, тихо, тихо, сознание это конечно хорошо, но это не совсем то, что нам... — начал приговаривать Камориль. — Ох ты ж, Мйар, я ума не приложу, как там у тебя все срослось, и вообще... достаточно ли этого...
— О, — простонал Мйар, снова ложась на спину, — Камориль... — он поднял на некроманта замутненный взгляд, кое-как его сфокусировав. — Что ты... совсем бледный... Слушай... не реви.
— Тихо! — рявкнул некромант. Он на самом деле знал теперь, что нужно делать. Был путь, и правда. Пускай он ему и не нравился. Очень. Сильно. Не нравился. Камориль, вытерев нос запястьем, утробным жестким голосом, почти рыча, вбивая каждое слово, как штырь, стал говорить: — Скажи, что вверяешь мне свою смерть.
На обветренных губах Мйара блуждала странная, блеклая улыбка.
— Ну! — Камориль вцепился пальцами в его плечо.
Мйар, вдохнув, будто что-то хотел сказать, осекся. Потом все же произнес, медленно, тихо, отрешенно:
— Хочу домой...
— Скажи мне, что вверяешь мне свою смерть! Повтори! — кричал Камориль.
— ...к тебе, — произнес Мйар. Скривился каплю. — И да, да... вытащи когти... из меня. Я вверяю тебе свою смерть. И жизнь, и вообще все, что хочешь... то и вверяю. Только дай мне спокойно сдохнуть.
— Ну уж нет.
Камориль снова провел пальцами по поясу с зельями. Вот ведь — пригодился, так пригодился. Достал очередную колбу, на этот раз — светло-оранжевую, и выпил залпом, не разобрав даже привкуса. Чувствуя, что зелье начало действовать почти мгновенно, Камориль, пошарив вокруг, взял в правую руку тяжелый скол вулканического стекла, острый по краю. Зажмурившись, размахнулся и в один удар отсек себе мизинец на левой руке.
Голубая кровь смешалась с золотом. Зелье не успело подействовать до конца, но Камориль усилием воли сдержал порыв и не заорал.
Отсеченный палец, валяясь на черном стекле, самопроизвольно сжимался. Это было... странно, но удивляться некогда. Действовать нужно очень быстро.
Камориль достал из кармана рубашки мешочек чужих костяшек и кинул на стекло свободным полукругом, как будто посеял зерно. Из другого кармана он вынул миниатюрную шкатулку, — в ней был особенный, редкий и дорогой ингредиент — прах не рожденных человеческих детенышей. Он зачерпнул серую массу двумя пальцами и обильно смазал Мйару лоб, губы, запястья и живот в районе солнечного сплетения.
Свой отрубленный палец некромант положил Мйару в рот, благо, тот снова прикрыл глаза. Достав с пояса темно-фиолетовое зелье, Камориль залил его сверху. Лиловая жидкость вспенилась, соединившись со слюной, и потекла густыми ручейками Мйару по щекам и подбородку. Мйар, выпучив глаза, попытался ее выкашлять и выплюнуть, но Камориль закрыл ему ладонями нос и рот так, чтобы тот вовсе не смог дышать.
— Если есть конечная точка у нашей свободы, то она будет здесь, — произнес некромант, легко справляясь со слабыми попытками изможденного тела сбросить его руки и высвободиться, колдуя безмолвно один из самых страшных ритуалов, известных ему и срабатывающих наверняка. Ритуал описывается в томе "Тьма" тайной антологии "Торжество". Второй том называется "Тлен", и мало кто прочел его до конца, сохранив рассудок.
Откуда-то у Мйара появились силы на борьбу. Но сопротивление это было смешным. Камориль, скрепя сердце, творил свое смертельное волшебство, и если б его золотые глаза были хоть чуть более человеческими, то слезы стекали бы по щекам ручьем.
В тот момент, когда Камориль закончил и отнял измазанные кровью и зельем руки, Мйар судорожно дернулся в последний раз и затих.
Камориль била крупная дрожь.
Это был его первый полуживой.
Первый и последний, — некромант знал это наверняка.
Тело Мйара быстро обмякло — он будто бы провалился в тяжелый, глубокий сон. Но это было не так. Он смотрел прямо вверх немигающими глазами, в которых застыли боль и панический ужас. Фиолетовая луна вздрогнула, тени странно переменились, и из разбросанных вокруг неподвижного Мйара косточек, как из настоящих семян, стали стремительно расти темные, шипастые стебли.
Камориль попытался сморгнуть иллюзию морока, но здесь у происходящего были свои законы. На острых концах побегов набухли тяжелые, темные бутоны, и в следующий же миг они начали раскрываться, являя вечной ночи над верхним плато Антарг шелковистые влажные лепестки, закрученные в тугие соцветия иссиня-черных роз.
Камориль сидел недвижно возле тела Мйара, оплетенного синими розами, уже долго. По крайней мере, ему так казалось. Из темных глубин собственного разума его вырвал голос Ромки:
— Что вы сделали?
Камориль медленно повернул голову к мальчику, вспомнив, что тот, вестимо, наблюдал ритуал с начала и до конца.
— Я создал из него полуживого.
— А почему вы плакали, когда создавали его?
Камориль замер, а потом, ссутулившись, глубоко вздохнул.
— Да как вы все понимаете, что я... — он зарылся пятерней в упавшие на глаза волосы.
— У вас лицо кривится, хоть слезы и не текут, и это на ярость не похоже совсем... как будто бы.
— О-ох.
Камориль хотел было сложить руки замком, но тут же отдернул левую ладонь. Посмотрел на нее хмуро, как будто бы не узнавая.
