— Почему ты спрашиваешь меня, а не машину? — спросила она, застигнутая врасплох.
— Потому что у тебя тоже есть право голоса в этом вопросе.
Она несколько долгих мгновений смотрела на него, затем слегка кивнула. — Если ты не против, Кильон.
— Запишите и меня, — сказала Мирока.
— Нет, — резко сказал Кильон. — Ты и так достаточно сделала для всех нас, Мирока. Тебе не нужно идти дальше. Больше нечего доказывать.
— Речь никогда не шла о том, чтобы что-то доказывать, Резака.
— Моя точка зрения по-прежнему остается в силе. Я не знаю, куда нас везут и что нас ждет, когда мы туда доберемся. Если нас доставят куда-нибудь поближе к Трясине, то переходы между зонами будут быстрыми, суровыми и, по сути, непредсказуемыми. Нимча и Кэйлис обладают естественной переносимостью. У меня есть выносливость, которую дали мне ангелы, прежде чем отправить меня на Неоновые Выси. Нам все равно будет трудно, а у тебя нет ни одного из этих преимуществ.
— Резака прав, — сказал Фрэй, кладя руку ей на плечо. — В любом случае, твоим талантам было бы лучше найти применение в другом месте. Ты можешь быть уверена, что Талвар уже в туннелях, и он прикроет обычные входы и выходы. Но, конечно, это не единственные пути входа и выхода. Ты же не рассказывала ему о других маршрутах, не так ли?
Мирока пристально посмотрела на него.
— Нет, конечно, ты этого не делала, — поспешно сказал Фрэй. — Дело в том, что они не знают о другом убежище. Отведи туда Малкина и подготовь его. Там есть еще оружие и патроны, а также достаточно припасов, чтобы продержаться несколько дней, если понадобится.
— "Пурпурный император" и остальной флот все еще думают, что с Талваром стоит иметь дело, — сказал Кильон. — Кто-то должен сообщить им об этом так, чтобы Талвар ничего не узнал.
— Мы всегда могли бы сжечь баню дотла, — сказал Малкин.
— Куртэйна и Эграфф — наши друзья из Роя, и в настоящее время они восстанавливают силы в бане. Мы не хотим, чтобы они или какие-либо другие невинные люди оказались втянутыми в это. Но голову нужно отрубить. Рикассо и остальные должны быть предупреждены, что это не тот человек, которому они могут доверять. Если они смогут высадить достаточное количество летчиков, чтобы взять под контроль баню... — Кильон умолк, полагая, что сможет предоставить детали кому-то, кто лучше подготовлен к их предоставлению. — Нам нужно отвести кого-нибудь в баню, если сможем. Или, по крайней мере, отправить сообщение по гелиографу на другие корабли.
— Зеркало для бритья в другом отсеке, — сказал Фрэй, потирая свой лишенный щетины подбородок. — Хорошо, что я забочусь о внешнем виде. Они подходят с запада, верно?
Кильон кивнул. — Если ветер не стихнет.
— Воспользуйтесь выходом у старой газовой и электрической подстанции Второго района. Это позволит вам находиться в пределах досягаемости бани, и у вас не должно возникнуть проблем с получением прямой видимости из любой точки этого района.
— Талвар никогда не упоминал об этом входе, — сказал Кильон.
— Потому что Талвар об этом не знает. Ты думаешь, я хотел, чтобы мои лейтенанты знали все, Резака?
— Надеюсь, кто-нибудь из вас знает, как подавать сигналы этим кораблям, — сказал Малкин, — потому что я, должно быть, прогулял школу в тот день, когда рассказывали о гелиографах.
— Да, но я не прогуливала, — сказала Мирока. — Не говорю, что буду такой же быстрой, как роевик, или что не допущу нескольких ошибок, но я должна быть в состоянии что-то передать.
Фрэй выглядел впечатленным и гордым одновременно. — Правда?
— Знаешь, то время на дирижаблях не было потрачено впустую.
— Ты никогда не перестаешь меня удивлять, — сказал Фрэй.
Джаггернаут гремел и гудел. В издаваемых им звуках чувствовалась нотка задумчивого нетерпения.
— Я думаю, нам лучше отправиться в путь, — сказал Кильон. Он повернулся к машине. — Как нам... путешествовать с тобой, Джаггернаут? Если это не глупый вопрос?
— Я позабочусь о вашем комфорте и безопасности. Путешествие не будет долгим, но мы пройдем через ряд границ перемен.
— Все векторы, должно быть, направлены в зоны более высокого уровня, иначе вы не смогли бы там функционировать, — предположил Кильон. — Эта зона, вероятно, самое низкое состояние, которое вы можете вынести.
— Правильно.
— Думаю, мы вернемся, — медленно произнес Кильон, — но я не уверен. Мы не должны ничего принимать как данность. Мирока ... Я знаю, что мы не всегда сходились во взглядах. Мы оба кое-что скрывали друг от друга, особенно я.
— На это были причины, Резака, — сказал Фрэй.
— Все в порядке, — сказала Мирока. — Резака и я... у нас все хорошо. Он уговорил Рой вернуться сюда и... это был не пустяк. Не могу сказать, что когда-нибудь стану фанатом ангелов номер один, но не все они плохие. У некоторых из них даже хватает смелости поступать правильно, когда это необходимо.
— Высокая похвала, — сказал Фрэй Кильону. — На твоем месте я бы ушел, пока ты впереди.
— Ты уходишь, Мирока? — спросила Нимча.
— Дальше не могу, девочка. Кто-то должен донести это сообщение до Роя, и не думаю, что мы хотим доверять это Малкину. — Мирока протянула руку и взяла Нимчу за руки. Мирока была невысокой женщиной, но ее руки все равно были намного больше и старше, чем у Нимчи. Она нежно сжала их. — Ты снова начнешь поправляться, малыш. Вот из-за чего все это было.
— Спасибо, что почитала мне.
— Тебе понравились эти истории?
Нимча сделала то, на что до этого Кильон не сказал бы, что она способна. Она улыбнулась. Это была неуверенная улыбка с редкими зубами, но, тем не менее, это была улыбка. — Не совсем.
— Мне тоже. — Мирока широко улыбнулась в ответ, и они вдвоем обменялись шуткой. — Они были отстойными, не так ли? Все эти штучки с воздушными кораблями?
— Они отстой, — согласилась Нимча, и на мгновение это прозвучало как уменьшенная и более дерзкая версия Мироки.
— Спасибо, — сказала ей Кэйлис. — Ты была добра к нам. Ты не обязана была быть такой.
— Спасибо Резаке. Именно он изменил мое решение, когда дело дошло до вашего спасения.
— Я благодарю вас обоих.
— А теперь, — сказал Кильон, — я действительно думаю, что нам нужно отправляться в путь. Мы не хотим бесконечно испытывать терпение Джаггернаута.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Машина забрала их. Она складывала части самой себя, чтобы сделать платформы, на которых они могли стоять, как на подножках лимузинов. Кильон и Фрэй, Нимча и Кэйлис забрались на нее, вчетвером держась за обшарпанный металлический борт Джаггернаута и друг за друга, пока машина грохотала и приводила себя в некое подобие равномерного движения. Им казалось, что они едут верхом на ускоряющейся лавине. Под их ногами огромные куски Джаггернаута отделялись от основной массы и двигались вверх, вниз, взад и вперед, ни одна из его частей, казалось, никоим образом не была скоординирована со следующей, но целое каким-то образом сговорилось заставить машину двигаться вперед, как если бы она была на колесах или гусеницах.
Они двигались по туннелям, достаточно широким, чтобы в них могли сесть не только поезда, но, возможно, и один-два дирижабля. Склон становился все круче, поднимаясь и ныряя, пока временами они не спускались по шахтам, которые были практически вертикальными. Джаггернаут защищал свой человеческий груз, постоянно изменяя кувыркающуюся, перемещающуюся, хаотичную форму таким образом, чтобы они всегда оставались в вертикальном положении и были вне опасности.
Границы стали жесткими, как серия волн, разбивающихся одна за другой. Кильон компенсировал это, как мог, раздав Морфакс-55 из своей медицинской сумки, даже когда эффект усилился и ослабил его собственную способность ясно мыслить. Это было проверкой пределов его собственной выносливости, точно так же, как это было проверкой пределов переносимости Нимчи и Кэйлис. Что касается Фрэя, то он не хотел думать, что это делает с уже поврежденной, разлагающейся инфраструктурой его нервной системы. Однако Фрэй, несомненно, тоже знал об этом. Кильон просто надеялся, что огромной дозы антизонального препарата, которую сейчас получал Фрэй, будет достаточно, чтобы поддерживать его в рабочем состоянии еще некоторое время, даже в ущерб его здоровью в долгосрочной перспективе.
Но, несмотря на все это, путешествие все равно было удивительным. Они двигались через районы Копья, которые человеческие глаза вряд ли видели за тысячи лет. Конечно, подозревал он, очень немногих людей, у которых когда-либо была возможность рассказать о том, что они видели. В какой-то момент широкая шахта, по которой спускался Джаггернаут, стала прозрачной с одной выпукло изогнутой стороны, и он понял — или догадался, — что они смотрят в центральную шахту Копья, похожую на ту, в которую они с Рикассо заглядывали с воздушного шара "Раскрашенной леди". Затем это прошло, и туннель снова стал без окон, а смена зон продолжалась, каждая более резкая, чем предыдущая.
Но затем наступил момент, когда он почувствовал, что вектор изменений сместился в противоположном направлении, и внезапно они вернулись в зоны более низкого состояния, симптомы ослабли, хотя и не исчезли полностью. Когда Джаггернаут в конце концов остановил их, он решил, что они вернулись в условия, не сильно отличающиеся от тех, что были в хранилище, где он впервые увидел Джаггернаута. Нельзя было отмахнуться от последствий всех границ, через которые они перешли, и невозможно было игнорировать уровни Морфакса-55, которые они все были вынуждены потреблять. Но сейчас это была своего рода передышка, и он чувствовал, что все они приветствуют ее.
Это было еще одно хранилище, по меньшей мере такое же большое, если не больше, чем первое. Но это было освещено с самого начала, так что ему не составило труда осмотреть окрестности. Джаггернаут опустил их почти на землю, и они все сошли, кроме Нимчи, которой помогла спуститься ее мать. Лязг и жужжание Джаггернаута теперь были лишь одним компонентом в более громком хоре, потому что здесь присутствовали и другие машины, около дюжины их.
Все они были похожи на Джаггернаута в том смысле, что, казалось, состояли в основном из мусора и механических обломков, собранных и переделанных в огромные, перемешанные компоненты. Шесть или семь были примерно такого же размера и формы, как Джаггернаут, но остальные были крупнее, а одна была еще крупнее, в два раза выше, шире и длиннее любой из остальных. Судя по тому, как другие машины были расположены вокруг этой, Кильон не мог не думать о ней как об их лидере или, по крайней мере, о том, к кому относились с наибольшим уважением. Джаггернаут, действительно, зашаркал и загремел в сторону, как только люди высадились. И тогда большая заговорила.
— Приведи ее.
Голос был громче, более повелительный, чем у Джаггернаута. Это был женский голос, но с заметно отличающимся тембром и интонацией. И пока машина говорила, беспорядочные элементы ее передней панели двигались таким образом, что в промежутках между моментами меняющегося хаоса можно было предположить женское лицо.
— Ты знаешь этого человека? — прошептал Кильон.
— Для меня это ново, Резака, — сказал Фрэй. — Никогда раньше не был так глубоко. — Он сильно дрожал, на лбу у него выступила испарина, и ему приходилось опираться одной рукой на колено, чтобы не упасть.
— Приведите ее! — снова скомандовала машина, на этот раз с большей настойчивостью.
Нимча и Кэйлис стояли, держась за руки. Фрэй прошаркал перед ними, все еще сутулясь, пока не оказался перед огромным подвижным лицом самой большой машины.
— Мы приведем ее, если нам захочется. Во-первых, было бы полезно, если бы мы знали, с кем — с чем — мы имеем дело.
От машины исходил вулканический грохот, словно изнутри поднималась ужасная мощная ярость. Это прозвучало достаточно сердито, чтобы в одно мгновение превратить их всех в кровавое месиво. Но — попытался убедить себя Кильон — этот звук мог быть не более чем слышимым коррелятом мощных размышлений, происходящих внутри.
— Я... последняя, — объявила машина.
— Последняя в чем? — настаивал Фрэй. — Помогите нам разобраться, пожалуйста.
Лицо распалось на части. Оно прекратило свое смещение и раскололось по линиям излома, широко раскрываясь, как цветок, обнажая часть светящейся красным сердцевины машины. Кильону это напомнило пасть Джаггернаута, печь, в которую было помещено подношение Фрэя. Однако это было не совсем то же самое. Там что-то было. На первый взгляд это напоминало замысловатую скульптуру в форме колеса, повернутую к ним лицом. В центре скульптуры находился стеклянный саркофаг, а внутри саркофага, хотя и едва различимая за слоем инея, лежала взрослая человеческая фигура, лысая женщина в белом одеянии, повернутая головой вверх. Глаза женщины были закрыты, руки сложены перед собой так, что они скрещивались в запястьях, поза выражала достоинство святой. Вокруг женщины, каждый на конце одной из спиц колеса, стояли другие саркофаги, всего десять, и из них пять в настоящее время были заняты.
Фрэй оглянулся на Кильона, затем снова сосредоточил свое внимание на машине. — Это ты, я полагаю, в середине. Ты была человеческой женщиной, а теперь ты такая... эта. Наверное, спящая. Погруженная во что бы то ни было, во что погружены другие.
— Думаю, они такие же, как Нимча, — сказал Кильон. — Тектомантки.
— Расскажите нам, что произошло, — попросил Фрэй.
Женщина не пошевелилась и не отреагировала каким-либо заметным образом. Но Кильон, как и Фрэй, не сомневался, что на каком-то уровне они общались с ней.
— Произошла ошибка, — сказала она. — Мы открыли не ту дверь. Мы пропустили это мимо ушей.
— Пропустили что?
— Трясину, — сказал Кильон. — Око Божье.
— Сеть разрушилась под наплывом, ветвь за ветвью, вплоть досюда, обратно к Земным Вратам, обратно к контрольной сети, из которой мы отдали команду открыть дверь.
— Дверь во что? — настаивал Фрэй. — Какую дверь?
— Это было тысячи лет назад. Наши измерения показали, что он восстановился, отжиг завершен, и тракт снова может быть открыт для прохода. Но измерения были ошибочными. Наши данные были неполными, наша интерпретация неверной. Наше решение было таким... гибельным. Это принесло бедствие Земным Вратам, этому древнему, некогда мертвому миру. Если сама Земля была спасена, то это благословение, которого мы не заслуживали. Наше высокомерие не знало границ. Наше неверное суждение принесло смерть этой планете и позор нашей гильдии по рождению.
Фрэй, дрожа от усилий взять себя в руки, оглянулся на Кильона. — Для тебя это имеет какой-нибудь смысл, Резака?
— Думаю, она говорит нам, что они допустили ошибку, и это позволило Оку Божьему прорваться.
— Какая-то гребаная ошибка.
— Думаю, она также говорит нам, что люди, которые отвечали за управление этой штукой, были рождены для этого. Что-то вроде семейного бизнеса, я полагаю. — Кильон улыбнулся. — Хотел бы я, чтобы Рикассо был здесь. Он бы знал, о чем спросить.
— Десять тысяч лет ... десять тысяч земных лет ... прошло уже много времени с момента вторжения, — сказала женщина. — Большую часть этого времени все, что мы могли сделать, — это поддерживать минимальную функциональность, готовясь к тому времени, когда можно будет начать ремонт. Теперь это началось. Тракт претерпел изменения, совершенно неподвластные нашему контролю. Он начал восстанавливать целостность, в точности так, как наши ошибочные измерения заставили нас поверить все эти тысячи лет назад. Мы не ставим себе это в заслугу: как мы могли? Но эти изменения имели последствия на всем пути следования по сети. Наконец-то демпфирующие и удерживающие устройства начали вновь включаться и обеспечивать определенный контроль. Возможность ремонта теперь в пределах нашей досягаемости. Вторжение может быть отменено, и сеть снова станет проходимой. Врата Земли могут быть вновь открыты для прохода. Но эта работа требует тонкого руководства.
