"А того и другого нельзя?" — мысленно ответил Гаор, но вслух сказал.
— Как хотите, хозяин.
Ридург рассмеялся.
— Хитёр. Ну, пожри сначала.
Первый кусок новокупленному рабу хозяин должен дать из своих рук.
И потому Ридург отошел от него к фургончику, достал запечатанный пакет с бутербродами и протянул.
— Бери. Лопай.
Гаор осторожно, не приближаясь вплотную, подошёл и, протянув руку, взял пакет и отступил на шаг.
— Спасибо, хозяин.
В его голосе не было и намёка на искренность благодарности, но у Ридурга это вызвало не гнев, а насмешливую улыбку. Парень настолько явно боялся его, что это даже льстило самолюбию.
Гаор вскрыл пакет и впился зубами в бутерброд. Есть он и вправду хотел сейчас больше, чем курить. Но глаза его, пока он перемалывал готовые сдвоенные бутерброды с непонятной прослойкой между тоненькими ломтиками хлеба, настороженно следили за каждым движением хозяина. Доев, он скатал промасленную бумагу в тугой комок и отбросил в ту же лужицу к окурку. По морде он получил, еду тоже, дальше что?
Ридург достал пачку и вытряхнул себе на ладонь сигарету, насмешливо глядя на раба. Парень слишком явно старается держать дистанцию, попробуем подманить на сигарету. Ишь ты, смотрит, не отрываясь, но не подходит. Чего же он так боится? Это отстойник или... Гархем! Да, если парень познакомился с некоторыми его привычками, то его страх понятен, и... ну, пусть ещё побоится, рабу полезно.
— Как назывался?
— Рыжий, хозяин, — ответил Гаор, с трудом отводя взгляд от сигареты.
"Дразнишь, сволочь? Так я не поддамся".
— Ладно, — кивнул Ридург, — оставайся Рыжим.
"Пошёл ты... думаешь, осчастливил? Хрен тебе я что попрошу, только сунься".
Ридург спрятал пачку, сунул сигарету в рот и закурил. Пыхнул дымом в сторону раба и удовлетворённо усмехнулся, увидев, как непроизвольно дрогнули ноздри. Ишь ты, и упрямый, и гордый. Да, тут одной оплеухой не обойтись, но и нахрапом я тебя брать не буду, сам упрыгаешься и по струнке ходить будешь.
— Садись за руль.
— Да, хозяин, — ответил Гаор, осторожно проходя мимо хозяина к машине так, чтобы между ними оставалась прежняя дистанция.
Вот чёрт, ведь рядом, сволочь, сядет, но авось прямо за рулём лапать не полезет, аварии побоится.
Ридург дал ему завести машину и прогреть мотор и, докурив в две затяжки сигарету, выкинул большой окурок и сел в кабину.
— Поехали, выруливай на дорогу.
— Да, хозяин.
Выбравшись на шоссе, Гаор выразительно покосился на хозяина: дескать, теперь куда?
— Налево и прямо.
— Да, хозяин.
Ридург откинулся на спинку, с удовольствием ощущая, как уверенно управляется машина. Да, в этом он не прогадал: парень и в самом деле неплохой, скажем так, шофёр. А после училища и работы у Сторрама и в карте должен разбираться.
Гаор сразу оценил состояние машины. Работали с ней вполне профессионально, и если это сам хозяин, то... то такому очки не вотрёшь, придётся вкалывать по-настоящему. Но это-то пустяки, это он сможет, да он на всё согласен, лишь бы... лишь бы не то. Еды, конечно, было маловато, и с сигаретой его классически прокинули, показать показали, поманили и не дали, но если этого хозяину будет достаточно... ладно, это всё пока побоку. А далеко как от Аргата отъехали, и, похоже, точно — на Дамхар направление. Скорость за восемьдесят, и явно мотор потянет и больше, но приказа не было, так что будем держать эту.
Лес то смыкался зелёными сплошными стенами, то отступал, открывая холмистую равнину с полями и далёкими поселками. В ясно-голубом небе отдельные облака клочками ваты и неразличимо чёрная точка плавающего в вышине коршуна. Вдоль дороги чуть запылённая, но ещё яркая зелень только что пробившейся травы. Может... может, и обойдётся. Он так хочет, чтобы обошлось. Мать-Вода, пронеси меня.
Ридург незаметно для себя задремал, откинув голову на спинку сиденья, настолько плавно шла машина. Всё-таки умотал его Аргат. Слишком уж многое намешано в этом городе. Да, деньги там крутятся большие, но большие деньги — это большой риск. А он не может рисковать. И так почти всё оставленное отцом, и нажитое, и родовое, пришлось пустить в ход. Но... но надо. Он должен думать не о себе, а о семье. Сыновья, дочки, жена — они, их благополучие, их будущее на нём и только на нём. Усадьба помогла выжить, но не поможет прожить. Двадцать рабов, да, вместе с новокупкой, двадцать, и с этим он должен наладить дело, которое сможет обеспечить его настоящее и будущее детей. Времена меняются, и только глупец цепляется за прошлое. Сейчас, чтобы выжить и прожить, семья должна быть единой, а значит, вкладывай деньги в обучение и воспитание бастардов, если не хочешь, чтобы сын и наследник оказался один на один с враждебным миром, собирай приданое дочкам, если хочешь породниться с надёжными семьями. Только последний идиот не понимает, что женщины сейчас играют куда большую роль, чем раньше. Да и раньше, хотя бы во времена королей... Кто правил страной? Как правило, доверенный слуга любимой жены короля, а то и советник королевской наложницы. А сейчас? Зачастую бастарды от одной матери преотлично сговариваются за спинами своих отцов. А рабы... если упустишь, не наладишь, то прогоришь на зарплате надзирателей. К каждому рабу надзирателя не приставишь, значит, раб должен считать себя членом семьи, а значит, давай ему отлежаться, если он заболеет, покупай и расти мальцов и малолеток, чтобы они считали этот дом своим, корми, одевай и не замечай мелких нарушений, если они не во вред хозяйству. Сторрам, кстати, это тоже понимает. Поэтому даёт рабам выходные и устраивает им праздники. И выбирай между карьерой и семьей, а выбрав семью, не тоскуй об упущенных возможностях. Да, хорошо быть наверху, но когда начнётся обстрел и отстрел, первыми выбивают забравшихся слишком высоко. А самая льготная пенсия за потерю кормильца меньше заработка этого кормильца. Всё равно генералом тебе не быть, а шаг от капитана к майору уже требовал слишком больших вложений денег, времени и сил, так что... выбор сделан и обратного хода нет.
Увидев впереди бетонную коробку блокпоста, Гаор покосился на спящего хозяина. Конечно, рискуешь схлопотать, но придётся будить.
— Блокпост, хозяин.
— Пошли они... — ответил фронтовым загибом Ридург, не открывая глаз.
Гаор невольно улыбнулся: настолько он был согласен со сказанным. Но останавливаться придётся. Им уже сигналят. Он плавно сбросил скорость, притирая фургон к обочине в указанном месте. Ридург потёр лицо ладонями, открыл глаза и недовольно посмотрел на подошедшего к машине патрульного.
— В чём дело, сержант?
Начальственные нотки в голосе заставили патрульного козырнуть.
— Проверка.
Ридург выругался и достал из нагрудного кармана карточку удостоверения личности. Показал из своих рук. Патрульный кивнул.
— Благодарю, капитан. Раб ваш или в аренде?
— Мой.
— Номер к проверке, — скомандовал патрульный, автоматом приказывая Гаору выйти из машины.
Гаор покосился на хозяина и вышел. Обыскивать его не стали, только проверили и записали номер.
— Пошёл.
Впервые на рабской памяти Гаора этот приказ не подкрепили пинком. Хотя, всё правильно, хозяин рядом, и при нём его бить не будут. Он вернулся за руль, и патрульный дал им отмашку, разрешающую ехать дальше.
— Весь сон перебили, — пожаловался в пространство Ридург, когда они отъехали.
Гаор промолчал, хотя спящий хозяин его устраивал гораздо больше, и по многим причинам. Ридург усмехнулся и достал сигареты. На этот раз он, закурив, перебросил пачку и зажигалку рабу. Гаор еле успел поймать их на лету.
— Кури, Рыжий.
— Спасибо, хозяин, — ответил Гаор, одной рукой удерживая руль, а другой доставая сигарету и прикуривая.
— Оставь себе, — отмахнулся Ридург от его попытки протянуть пачку и зажигалку обратно.
В пачке было ещё не меньше десятка сигарет, а зажигалка едва начата, и на этот раз благодарность Гаора прозвучала гораздо искреннее.
— Что водил? — пыхнул дымом Ридург.
— Почти всё, хозяин, — ответил Гаор, почувствовав, что если не забывать положенное обращение, то можно позволить себе и более свойский тон. В конце концов, задираться и напрашиваться на порку глупо.
— А чего не водил? — спросил Ридург, с интересом ожидая ответа.
— Поезд, хозяин, — очень серьёзно ответил Гаор.
Ридург с удовольствием расхохотался.
— Чего так, Рыжий? — наконец выговорил он сквозь смех.
— Случая не было, хозяин, — вздохнул Гаор.
— А самолёт не пробовал? — всё ещё смеясь, спросил Ридург.
Гаор молча покачал головой.
К самолётам у него было сложное отношение. Он ненавидел их, належавшись под бомбами в канавах и окопах, но и не мог забыть, как их курсантами как-то вывезли на десантный полигон и дали им по три прыжка, не мог забыть чувства полёта. Высоты он никогда не боялся. В детстве облазил все дозволенные Сержантом деревья в Орртене, спокойно осваивал канатные переправы, прыгал в воду с любого обрыва и даже с плотины, но полёт... Всё-таки, отец Яржанга Юрденала, а значит, его дед, был генералом авиации, а все знают, что в авиации и на флоте стать генералом можно, только летая и плавая. А Яонгайжанг Юрденал, брат Яржанга и его дядя — он на дембеле, покопавшись в газетных подшивках, нашёл — был одним из лучших, если не лучшим летчиком-испытателем — он запомнил фразу из некролога: "Летал на всём, что может летать, и на том, что принципиально летать не может" — и заслуженно носил высшую награду испытателей — Золотого Шмеля. Награду, которую даёт не государство, а Союз Испытателей. И самый младший из братьев и его дядьёв, Янгар, погибший вместе с Яонгайжангом, был лётчиком-спортсменом. Неужели Яржанга Юрденала всё-таки мучила совесть? И поэтому его не отдали в авиационное, чтобы не видеть голубой формы с золотыми крылышками на петлицах? Да, как бастард он вряд ли бы стал лётчиком, скорее всего, авиатехником, но ушёл бы в испытатели, а там техники участвуют в полётах, и вообще, смотрят не на кровь, а на самого... Он на дембеле даже подумывал записаться на подходящие курсы, но понял, увидев расценки за обучение, что небо останется недоступным. А теперь-то...
Ридург покосился на ставшее сумрачным лицо раба и усмехнулся. А выдержка парню изменяет, с самолётами у него, похоже, какие-то инциденты были. Интересно, но не нужно, наземный транспорт, безусловно, важнее, а с этим, похоже, проблем нет, что полезнее во всех отношениях.
— На фронте в автобате был?
— Нет, хозяин, в пехоте.
— Но водил, — не спросил, а предположил Ридург.
— По необходимости, хозяин, — ответил Гаор.
Ридург понимающе кивнул.
— Автомехаником работал?
— Да, хозяин, на дембеле.
— Увезли оттуда?
Гаор насторожился: не подбираются ли к его тайне о редакции, и потому ответил так, чтобы уйти от дальнейших расспросов.
— Нет, хозяин, я уже уволился.
— Или уволили, — хохотнул Ридург.
Гаор решил, что может ограничиться неопределённым хмыканьем. И сошло. Ни оплеухи, ни окрика он не получил.
Солнце клонилось к горизонту, и всё мучительнее хотелось есть. Забить голод можно куревом, но ему не сказали, на сколько дана эта пачка, может, на неделю, а может, и вообще больше выдачи не будет, так что придётся потерпеть.
— Сейчас налево.
— Да, хозяин.
Налево — это под красивую большую вывеску: "Заезжай — не пожалеешь", а за вывеской недлинный, но широкий въезд в гостеприимно распахнутые ворота большого комплекса из автозаправки, ресторанчика, гостиницы и прочих удовольствий. Охранник в стеклянной будочке у ворот даже головы в их сторону не повернул.
Просторный двор забит самыми разнообразными машинами и людьми.
— Загоняй на стоянку.
— Да, хозяин.
С хозяином всё понятно, а ему хоть что-нибудь отломится? Жрать-то хочется.
Отломилось. Выйдя из машины, хозяин — Гаор следил за ним, оставаясь за рулём, поскольку другого приказа не получил, — поговорил с мужчиной в полевой форме без знаков различия и петлиц и, судя по нарукавной повязке, исполнявшим обязанности дежурного, и, обернувшись, призывно махнул рукой. Сочтя это приказом, Гаор вышел из машины и по-уставному подбежал к ним.
Мужчина окинул Гаора внимательным и необидно оценивающим взглядом.
— Твой?
— Да, купил в Аргате.
"Таак, — подумал Гаор, — что называется, представили". Интересно, кому, а ещё интереснее, зачем?
— Понял. Иди, отдыхай, капитан, я им займусь.
Хозяин дружески хлопнул дежурного по плечу и пошёл к двери под вывеской с надписью: "Ресторан".
Мужчина ещё раз оглядел стоящего перед ним раба, и Гаор понял, что его запомнили и не спутают, в каком бы виде он теперь здесь не появился.
— Как прозываешься?
— Рыжий, господин.
Оплеухи не последовало, значит, угадал, уже хорошо.
— Сейчас езжай, заправь машину. Ремонт нужен?
— Нет, господин, — уверенно ответил Гаор.
— Тогда вернёшь её сюда, и вон туда тебе, понял?
Гаор посмотрел в указанном направлении и увидел внутренний глухой забор в рост человека с узкой калиткой. Внутренняя зона? Для рабов?
— Да, господин.
— Пошёл.
Гаор развернулся и побежал к фургончику. Подогнав машину на заправку, он вышел помочь местному рабу вставить пистолет заправочного шланга и шёпотом спросил.
— Кто это?
Тот, видимо, видел, с кем он разговаривал, и так же шёпотом ответил.
— Дежурный смотритель. Сегодня не сволочь.
Гаор понимающе кивнул. Больше он спросить ничего не успел, потому что подъехала ещё одна машина, легковушка с бритым юнцом за рулём, и разговаривать стало опасно.
Вернув фургон на прежнее место на стоянке, Гаор вышел и быстро огляделся. Смотритель издали повелительно махнул ему рукой, и Гаор затрусил "хитрым мерином" к указанной калитке. Осторожно толкнул её и вошёл. И оказался... среди своих!
Длинное приземистое здание, слева навес над длинным столом со скамьями, справа место для курения: скамьи вокруг врытой в песок железной бочки с водой, дальше, похоже, отхожее место, но главное — ни одного надзирателя не видно, только мужчины и парни, лохматые, бородатые, щетинистые, и все в ошейниках. Гаор невольно радостно улыбнулся и поздоровался.
— Мир дому и всем в доме!
— И тебе мир! — разноголосо и вполне дружелюбно ответили ему.
Его сразу окружили, и посыпались вопросы: кто таков, откуда, с кем приехал, водила или самого куда везут...
— А ну отзыньте! — скомандовала высокая женщина в мужской одежде, разгоняя толпу, — ему поесть, небось, надоть, а вы лезете!
— Точно, мать, — ответил ей Гаор, — жрать хочу, аж на ногах не стою.
— Садись. Карточка есть? — спросила женщина, указывая ему место за столом.
— Какая карточка? — спросил Гаор.
— С хозяином, что ли ча, приехал?
— Да.
— Ну, тогда мы тебе квиток выпишем, — непонятно пообещала женщина, — сейчас поешь. Хлеб сам бери.
На столе стояла большая глубокая миска, наполненная толстыми ломтями хлеба, а в другой, поменьше, навалом лежали ложки. Гаор взял ложку и хлеб, девчонка лет тринадцати, не больше, принесла и поставила перед ним миску с густым наваристым супом, в нем даже кусок мяса плавал.
