"Мальчик" — его мысль звучит в моей голове, как рассыпавшийся на столе горох.
"Тогда уходи" — требовательно говорю я.
"Хорошо, я уйду ... на некоторое время, но мы встретимся вновь, я связан с тобой" — существо спрыгивает на шпалы и неожиданно исчезает в темноте.
— Он мальчик! — я нервно смеюсь, — пока ушёл. Когда вернётся, не знаю. Предлагаю послушаться совета Зирда, делаем ноги. Бежим отсюда!
Теперь люк слушается магов и с грохотом отваливает в бок.
Оцепенение проходит, запрыгиваем на вагонетку, гудит двигатель, искры вылетают из колёс, трогаемся. Фу! На это раз пронесло!
Вновь стучат колёса, ветер холодит мокрые лица. Молчим. Даже маги, привыкшие в своём мире, видеть всякую гадость, и те, в пришибленном настроении. Грайя, оказалась крепче мужчин, быстро приходит в себя, шипит, возмущается, что отпустили тварь. Я посмеиваюсь, сдаётся мне, не мы его отпустили, а он нас.
Идёт время, вагонетка несётся вглубь лабиринта тоннелей. Несколько раз тормозим у закрытых дверей, но на этот раз маги без труда отодвигают их.
Чем глубже проникаем в запретные ходы, тем беспокойнее становится Грайя. Она с невероятным трудом ориентируется, пару раз даже возвращались в исходные точки. В этом месте тоннели иные. Что же они мне напоминают? Вспомнил, служебный ход! Здесь стены тоже из металлизированного камня.
Через некоторое время Зирд присаживается рядом: "Сейчас я не помощник жрице, только мешаю. Поберегу Силу на крайний случай" — он зажигает "шаровую молнию", но она быстро гаснет. "Видишь, что творится? Простейшее, долго не держится. Всякая магия, здесь гасится и чем дальше, тем хуже. В авантюру ввязались со жрицей, я бы вернулся назад"
Смотрю на Грайю, она злая, губы плотно сжаты, но нет растерянности. К тому же я вспоминаю "мальчика", до боли в животе не хочу вновь видеть его изумрудные глаза.
"Вперёд, Зирд, только вперёд!" — моя мысль до глупости полна задора и оптимизма.
"Связался с вами. Надеюсь, навыки владения холодным оружием вы не растеряли? Боюсь скоро понадобиться и топор, и твой меч. Нашей совместной магии хватит, разве, что мячик подбросить, эти стены глушат всё" — бурчит он.
Незаметно касаюсь медальона, он холодный, значит, опасности нет. Зирд косится на меня и говорит: "Эти места крайне странны. Жрецы Огня ещё захаживают сюда, но не мы. Вообще удивлюсь, что их сюда тянет?"
Прислушиваюсь к ощущениям — покой и глубина, словно спит нечто невообразимо сильное и непонятно, что произойдёт в случае пробуждения.
Грайя останавливает вагонетку на пересечении тоннелей, садится рядом, тяжело дышит: — Отдохну немного, в глазах темнеет. Наши маяки не прощупываются, это со мною впервые. Словно дорогу закрыли, но это не химеры, от них, а получается, заодно и против нас. Если не найду путь, мы не выйдем отсюда.
Над ухом раздаётся бас Семёна. Я опешил, его речь напоминает хриплый лай ротвейлера с немецкими языковыми вариациями, мой друг великолепно шпарит на языке местных жителей. Непостижимо! Для того, чтобы его понять, мне приходится скоренько нырять в его мысли и, внезапно понимаю, что и я могу разговаривать как жители этого мира, словно включилась некая программа ... или высвободилась из потаённых уголков сознания тайная память далёких предков.
Мы сейчас находимся в зоне странного информационного поля, ощущение, что всё пространство пронизано невидимыми сгустками энергий, но они не враги, это для нас, всё направленно на благоприятный исход миссии. Меня оглушает предположение, что наше появление на этом уровне тоннеля, спрогнозировано невероятно давно и поэтому здесь размещён некий информационный блок, который включил скрытую программу и она поможет нам в дальнейшем передвижении к цели.
— Всё так серьёзно? — спрашивает Семён.
— К сожалению это так. Мы заблудились ... подожди! Ты говоришь на нашем языке? — Грайя вцепилась в его воротник.
— Я? — удивляется он, быстро переходит на русский, затем обратно на местный язык, от возбуждения его глаза наливаются серебром: — А ещё, я всё вижу вокруг! Для меня не существует темноты! Смотрите, какая красивая звезда!
— Она жёлтая, внутри сиреневая? — вскрикивает жрица.
— Да.
— Это маяк. Вперёд!
Маги, едва не со страхом взирают на Семёна, поспешно запускают механизм, вагонетка трогается с места.
— Ты её ещё видишь? — шепчет жрица.
— Вполне прилично. Но она удаляется от нас.
— Да нет, она указывает путь!— смеётся Грайя.
— Чудеса и только. Когда ты научился говорить? — спрашивает его Зирд.
— Наверное, с минуту назад, но словно знал его всю жизнь. А вообще, мне здесь необыкновенно легко.
Кошусь на него, что-то в нём не так, помолодел, в плечах ещё более раздался, мышцы двигаются под кожей как пудовые гири. Грайя посматривает на Семёна, даже глаза закатывает в восхищении, тоже замечает перемены.
— Ещё сто километров и мы у океана Кааз, — по-будничному замечает Семён.
— Что ты сказал?! — вскричала жрица. — Океан? Откуда знаешь? И почему его так называешь? Я не знаю его под таким названием! Ты что, был здесь?
Семён сам растерялся, разводит руками, чистым серебром светятся глаза, в них детское изумление: — Я почему-то всё знаю. Сам не понимаю, как это происходит.
Зирд отсел в сторонку, осунулся, настороженно смотрит из бровей: — Не люблю, что не могу объяснить, — бормочет он. — У нас угасла Сила, а из него бьёт как с фонтана струи.
— Кааз, — слышится шёпот со стороны магов, — было такое название, но это из рукописей Предтеч, он не может о них знать.
— О рукописях ничего не знаю, — Семён поводит плечами, показалось, грянул далёкий раскат грома, — а океан словно вижу наяву, в нём вода цвета тёмного мёда, а в нём живут существа, не ведающие страха перед человеком.
— Правильно, — Грайя с опаской смотрит на него.
Семён с нежностью обнимает её: — Пока мы вместе, ничего не бойся.
— Ты в порядке? — осторожно спрашиваю я друга.
— Пристали, — смеётся он, — я никогда не чувствовал себя так хорошо.
Семён легко берёт за рукоятку топор, над головой сверкает огненная дуга. Лезвие выписывает замысловатые фигуры, которые сливаются в одно целое.
— У меня ощущение, что недавно проснулся, — Семён, словно пушинку кладёт топор на сидение.
— Наверное, мы все спим. Жаль, только избранные могут проснуться, — на бледном лице Зирда полыхнули огнём глаза.
— Сворачивайте, — властно приказывает Семён.
Зирд неприязненно покосился на него, но поспешно выполняет указание. Вагонетка стремительно ныряет в очередную подземную полость и без торможения, словно летит в темноте, лишь перестук колёс напоминает, что мы едем. Дух захватывает от скорости и от неизвестности, ждущей впереди. Я искоса глянул на друга, Семён выпрямился, плечи расправлены, волосы развиваются на ветру, и мне мерещится, с них слетают искры. Точно бог! Грайя в восторге от своего любимого, повизгивает от счастья.
Нам сейчас легко, Семёну уже не нужны маяки, большей частью их игнорирует, посылая вагонетку в совсем уж непонятные полости.
С огромной скоростью влетаем на открытое пространство и мгновенно оказываемся в ином мире. Впереди играет жёлтыми огнями океан, а воздух наполнен свежестью и морской пылью.
Резко тормозим, из-под колёс вырывается сноп искр, пахнет окалиной. Колёса, последний раз скрипуче провернулись, и нас оглушает тишина. Стоим в восхищении, я думал, в природе нет таких красок.
Открывшееся пространство безмерно огромное, куда не посылаешь взгляд, всюду маслянистая гладь океана и как столбы, возвышаются из воды, многочисленные скалы. Они исчезают на необозримой высоте и упираются в свод, который невидим. Освещения, как это есть в "линзах" подземных городов, нет, но светло. Натёчности на скалах, пылают жёлтым огнём и вся вода в океане, светится как сердолик подсвеченный солнцем. Невероятное количество жёлтых и розовых водорослей устилает побережье. По ним ползают блестящие крабы с большими красными клешнями. Иной раз, вода бурлит, шапка из водорослей прорывается, и появляются морды диковинных рыб, с большими, как мыльные пузыри, глазами. На берегу отдыхают стада ластоногих, своим видом напоминающие тюленей и совсем не обращают на нас внимание. Они неповоротливы, кажутся безобидными, но кинжаловидные зубы говорят, что это хищники.
Семён спрыгивает на землю, безбоязненно идёт к океану, зачёрпывает воду в ладони. Янтарная жидкость стекает по рукам, он умывается, глаза сияют в восторге.
— Ты бы аккуратнее на незнакомом месте, — урезониваю его я.
— Я не знаю, что со мной происходит, но мне кажется, я попал домой. Идите сюда, — зовёт он всех, — умойтесь, океан предаёт силы.
— Он прав, — соглашается Грайя, — океан восстанавливает утраченное здоровье, но под водорослями могут находиться хищники.
— Их здесь нет, они боятся коргов, — Семён указывает на ластоногих животных.
— А они не нападут? — кошусь на ленивых хищников.
— Нет. Они отдыхают, но стоит одному из них влезть в воду, вот тогда будет опасно. Корги хозяева океана, они обладают коллективным разумом.
— Откуда ты всё знаешь? — Зирд не сводит с него пылающего взгляда.
— Проснулся, — смеётся Семён. — А вообще, этот океан прародина эльфов. Помните Пурпурный мир? — он ласково глянул на Грайю и меня. — Там мне открыли одну тайну. Я потомок из тех первых эльфов, что поселились на берегу этого океана. Тогда я воспринял данную информацию как нечто неправдоподобное, но сейчас я верю, что так оно и есть.
— Ты ... эльф? — глупо моргнул я.
— Нет, давно уже нет, я человек, но кровь моих предков до сих пор течёт в артериях, поэтому меня допустили до святилища в Пурпурной стране и даже разговаривали со мной. Они надеются, что я тот самый хранитель некой библиотеки, что находится где-то здесь. Я должен стать посредником между Единым Информационным Полем и людьми. Боюсь, моя кровь обрекает меня на новую жизнь, — с грустью произносит Семён.
Маги настороженно смотрят на моего друга, но идут к воде, скидывают серебристые накидки, осторожно раздвигают бархатистые водоросли, умываются.
— Можно и окунуться, — предлагает Семён. Сам он уже стянул с себя пропахшую потом одежду, раздвигает водоросли, бесцеремонно разгоняет недовольных крабов и решительно плюхается в воду.
Ни долго думая, следую его примеру, давно мечтал смыть с себя липкий пот. Вода холодит и наполняет всё тело сказочной лёгкостью.
Повизгивая от наслаждения, к нам присоединяется Грайя, затем и маги аккуратно присели в воду, но Зирд остался на берегу, ходит взад вперёд, ворчит, с опаской поглядывает на коргов.
Семён, мощно раздвигая руками водоросли, плывёт от берега. Грайя засуетилась, взгляд испуганный, но вдруг решается и быстро гребёт вслед за ним.
— Эй, вы, там! Не увлекайтесь! — кричу им. Неожиданно Семён ныряет, проходит минута, две, три, пошла четвёртая. Грайя молотит руками, пищит от страха. Я не на шутку тревожусь, собираюсь спасать друга, но он выныривает, в руках держит, отливающую перламутром, двустворчатую раковину.
— Это тебе, — протягивает он её Грайе.
— Ты дурак, понял! — она колотит его по спине.
— Неужели испугалась?
— Не нужна мне твоя раковина! — она гребёт к берегу, подвывая от злости.
— Действительно, испугалась, — удивляется Семён и в два гребка догоняет свою женщину, она его отпихивает, выскакивает на берег как фурия.
— Связалась с ненормальным! — всхлипывает она, путаясь в одежде. Семён резко прижимает её к себе: — Ну, извини, не подумал.
Грайя вроде дёрнулась, затем сникает, прижимается к нему: — Ты дурак ... понял, — уже ласково воркует она, — ну, где твоя раковина?
— Вон, валяется,— Семён подбирает её, держит на ладонях. Затем просовывает пальцы между створок.
— Ах!— вырывается восклицание у женщины. В мягкой мантии моллюска, сияет оранжевым золотом, большая жемчужина.
Перед дорогой решили подкрепиться. Семён чудесным образом наловил пучеглазых рыб, обмотал их мясистыми водорослями, закопал и разжёг над ними костёр, благо сушняка на берегу много. Заодно простирали одежду и развесили над огнём.
Рыба оказалась на редкость вкусной, к тому же, без костей, лишь плоский хрящик разъединяет её на две части. Даже не могу её ни с чем сравнить, вроде рыба, но мясо как от нежной индейки, привкус тигровых креветок и ещё нечто незнакомое, оно будоражит кровь и заставляет её пульсировать ещё быстрее, а кожа на лице приятно пощипывает и краснеет, возникает нечто похожее на эйфорию. Чтобы закрепить незабываемые ощущения, тянусь за следующим кусочком.
Семён ухмыляется в массивные дуги бровей, он чётко отследил моё состояние по поводу этого блюда, невозмутимо произносит: — Соофу, из семейства хордовых, эта рыба считается деликатесом ... как в Японии фугу. Если неаккуратно вытащить тот мешочек, — он указывает на оранжевый отросток, прикопанный в водоросли, — яд мгновенно пропитывает все ткани рыбы и человек сгорает за считанные секунды, а так, есть можно и даже приятно, но много употреблять не советую, это блюдо требует нормы.
Я едва не подавился, аппетит мгновенно пропадает, с укором смотрю на друга, он смеётся: — Никита Васильевич, прежде не замечал, что вы так привередливы к еде.
— Да ну тебя! — в сердцах восклицаю я.
— Но ведь понравилось! — смеётся Семён.
— Невероятная гадость! — я старательно протираю рот куском водорослей.
— Жаль, хотел порадовать.
— Отравитель, — больше для порядка бурчу я.
Молча отведав стряпню Семёна, Зирд вновь как обычно насупился как недовольный ворон, сурово посматривает по сторонам, такое ощущение, сейчас над его головой сверкнёт молния.
Семён некоторое время прохаживается у кромки воды, морщит в раздумье лоб, вздёргивает в удивлении брови: — Места мне до боли знакомые, — он окидывает пространство взглядом. — Но здесь был город. Я вижу развалины! Надо сходить.
— Не советую, — встрепенулся Зирд, — тут всё пропитано чужой магией.
— Мы сходим, — мягко говорю я.
— Идите вдвоём, — нехотя соглашается он.
— И я с ними, — высокомерно вздёргивает носик Грайя.
— Не могу возражать жрице Огня, — как жаба надулся Зирд.
Маги сбиваются в кучу, стремятся поставить защиту, но у них, ничего не получается, что-то вспыхивает и с противным шипением гаснет. Семён оглядывается, снисходительно улыбается и говорит нам: — Коргов боятся, зря, они на суше очень медлительные. Пойдёмте с нами! — кричит он.
— Нет, нет! Мы в вагон залезем! Долго не задерживайтесь! — Зирд пристально смотрит на нас, весь облик выражает беспокойство. С удивлением догадываюсь, он сильно переживает за нас, но пытается скрыть это чувство.
Железная дорога осталась сбоку. В нагромождениях обломков, едва угадываются, некогда стоящие здесь жилища или храмы. Каменные блоки округлились от времени и обросли разноцветными натёчностями. Если бы Семён не сказал о развалинах, может, мы и не поняли, что в этом хаосе просматривается нечто рукотворное, но он ведёт уверенно, весь облик выражает нетерпение, в глазах разливается серебряное сияние.
