Фура протянула руку и выключила радиоречь.
Адрана посмотрела на нее с веселым интересом и немалым восхищением.
— Почему ты заставила его замолчать?
— Потому что ужасно надоело, когда мне указывают, что делать. Как только мы пройдем горловину, то сожжем все топливо, которое у нас осталось. Если это означает, что мы пролетим мимо Тревензы, им просто придется отправить за нами еще один катер. Но знание того, работает этот двигатель или нет, не принесет нам никакой пользы.
— Я думаю, с твоего позволения, мы немедленно начнем жечь топливо.
— Как думаешь, китобаза не обидится, если мы уйдем в спешке?
— Пусть она хоть загорится, мне все равно. — Адрана увеличила тягу, разгоняя катер до одного g и направляя его к проходу длиной в несколько лиг, который вел в космос. — Я знаю, что она тринадцать раз разжигала жизнь вокруг Старого Солнца, и за это мы должны быть благодарны. Но мы увидели там кое-что ненавистное — то, что я была бы рада изгнать из своей памяти.
— Я знаю, что именно мы видели. Это было похоже на рабство. Похоже на нечто худшее, чем рабство. — Фура опустила взгляд на свою руку без перчатки, как будто впечатления от той комнаты нахлынули на нее с новой силой. Глоуи проходил по венам на тыльной стороне ладони, словно по карте светящихся, извивающихся рек. — Это не может быть тем, о чем мы думали. Щелкунчики вступили с нами в контакт совсем недавно, и это был их выбор. То же самое относится и к другим инопланетянам. Они не являются частью нашей истории. Они не наши слуги... наши рабы. — Она добавила жалобным тоном: — Этого не могло быть.
— Думаю, что именно ими они и были, — ответила Адрана. — Я также думаю, что их заставили забыть или обманом заставили думать, что у них есть какая-то другая история. Они слишком похожи на нас, сестра. Мы видели это в недоумках. Мы биологически похожи — больше, чем можно было бы объяснить, если бы мы произошли от других солнц. Я думаю, что щелкунчики — это то, что мы создали или придали форму, соответствующую нашим потребностям. И остальных, вполне вероятно, тоже. Ползуны — для одной задачи, панцирники — для другой... каждый вид приспособился к своей потребности, чтобы обеспечить мужчин и женщин, которым суждено было наслаждаться роскошью в этих мирах. Затем... что-то произошло.
— Да. Какая-то расплата или восстание, произошедшее так давно, что о нем почти забыли. А теперь щелкунчики и все остальные вернулись в Сообщество, думая и действуя так, как будто они для нас совершенно чужие, и мы были рады относиться к ним соответственно. Была увековечена великая ложь, и мы все являемся ее частью.
— Они ведут себя так, как будто они наши хозяева.
— Пока что это их оправдывает. Но ими командует что-то еще. Их роль в наших делах слишком проста, чтобы могло быть иначе. Мы добываем квойны, а они передают их кому-то еще — какой-то власти или интересам, о которых мы даже не подозреваем. Они посредники, маклеры, не более того.
Фура задумалась. — Если по отношению к ним когда-то была допущена несправедливость... если ты права насчет этого места... значит, они отплатили нам за это.
— Так ли это, сестра? — резко спросила Адрана. — Возможно, они были холодны с нами в своих отношениях, безразличны к нашим чувствам. Возможно, временами они относились к нам с презрением. Это было их право, и мы его заслужили. Но я не вижу никаких признаков того, что они поработили нас или проявили жестокость. Во многих отношениях мы преуспели благодаря их покровительству, если можно так выразиться. Но так продолжаться не может. Это... фальсификация... терпеть ее не могу. — Гнев поднялся в ней до предела. Она до упора нажала на рычаг. — К черту это место. Я хочу убраться отсюда.
Очень скоро они были на месте.
Когда они были в сотне лиг от стыковки, локатор обнаружил движение со стороны Тревенза-Рич. К тому времени Адрана знала, что у них достаточно топлива, чтобы вернуться. Возможно, не задумываясь, она облетела весь мир-веретено, пока они не оказались впереди него и теперь были между ним и Старым Солнцем. Затем она зависла на месте, не сбавляя скорости, но сохраняя некоторую дистанцию.
— Если они будут придерживаться этого курса, — сказала она, — то пойдут прямо противоположным путем, который привел их сюда. Примерно через неделю Куэллу и его блестящему новому свободному государству снова придется иметь дело с остальной частью Сообщества. Я не думаю, что прием будет совсем таким уж сердечным, верно?
— Возможно, — сказала Фура, — немного холодноватым.
— Он имел дело со службой доходов в Тревенза-Рич: расстрелял самых отъявленных из них, посадил в тюрьму наиболее упорных, а остальным предложил иммунитет и новоиспеченное гражданство. Но есть двадцать тысяч других миров, где службам доходов и их покровителям потребуется немного больше усилий, чтобы убедить их в том, что все идет по-прежнему. Они не будут спешить обменивать свои квойны на несколько клочков бумаги, если при этом списывают небольшое состояние. Думаю, мы увидим, как они очень упорно будут цепляться за существующий порядок — за существующие структуры власти.
— Но со временем они изменятся.
— Так и будет, — согласилась Адрана. — Они прозреют в буквальном смысле этого слова. Ничто из этого не произойдет быстро или естественным образом, но со временем это произойдет.
— Перемен будет очень много.
— Я не знаю, потребуется ли тысяча или миллион лет, чтобы Старое Солнце начало восстанавливаться, — сказала Адрана. — Даже Тэйзакнэйкак не может ответить на этот вопрос. Я полагаю, нам просто нужно подождать и посмотреть. В конце концов, более холодные миры станут теплее, а те, которые уже приятно согреты, могут стать менее пригодными для жизни и менее желанными. Это будет иметь последствия. Такой холодный маленький захолустный мир, как Мазарил, может стать объектом ожесточенных споров из-за недвижимости. Но я очень сомневаюсь, что мы с тобой доживем до того времени, когда нас будут беспокоить подобные вопросы. Это останется нашим потомкам, и я буду рада узнать, что есть поколения, которые будут жить дальше нас.
— Кому-то придется рассказать щелкунчикам о том, что мы нашли.
— И остальным.
— Не думаю, что это будет воспринято очень хорошо.
— Я полагаю, что это действительно закончится очень плохо. И в этом деле мы все заслуживаем порицания. Если эти существа совершили преступление, то мы все являемся их наследниками. Надеюсь, что они простят нас, но я знаю, что мы не можем рассчитывать на их прощение, как будто это наше право. — Она сделала паузу. — Но в восстании Куэлла я вижу слабые основания для оптимизма. Инопланетяне, недоумки, роботы и обезьяны — как союзники, так и друзья. Мы все разные и не должны забывать об этом. Но то, что нас объединяет, бесконечно сильнее, чем наши различия. Мы мыслящие существа, и одно это делает нас ценными и достойными небольшой гордости. — Она кивнула вперед, на окна кабины. — Да, то, что мы знаем, изменится. Впереди нас ждут трудные времена. Многим из нас придется вносить неудобные коррективы. Я не говорю, что какая-то часть этого процесса будет легкой или что не будет моментов, когда мы пожалеем о выбранном пути. Но в глубине души мы всегда будем знать, что это был правильный путь, и это лучшая история, которую мы создаем для себя.
Долгое время две сестры смотрели на далекий свет Старого Солнца. Теперь это было уже совсем не солнце, а просто самая настойчивая из неподвижных звезд.
Они зашли в двести раз дальше, чем орбита любого из миров тридцать пятой процессии, и в сто раз дальше, чем когда-либо заходили в поисках вещниц. И все же, несмотря на значительное уменьшение энергии Старого Солнца, какая-то малая толика того сияния, которое оно излучало на миры Сообщества, все еще была различима их глазами. Это был слабый шарик с фиолетовым и рубиновым мерцанием, заключенный в области пространства, которую очень легко было закрыть вытянутым большим пальцем. В пределах этой границы располагались двадцать тысяч населенных миров и миллионы людей, которые называли их своим домом. Каждая запись на каждой странице каждого издания "Книги миров" была пленницей этого крошечного королевства, от Осерри до Хелигана, от Имандерила до Оксестрала, от Превомара до Висперо. Только Тревенза-Рич когда-либо отваживался зайти дальше, и даже тогда он лишь слегка поцарапал гостеприимные отмели Пустоты.
Даже сейчас... даже сейчас они были совсем недалеко от Сообщества, едва на расстоянии его поперечника. Это была абсурдная мысль, но она была. Это путешествие никуда их не привело: всего на несколько детских шажков от дома. Тьма за пределами Сообщества никоим образом не уменьшилась и не стала привычной. Она стала, если уж на то пошло, более гнетущей. Мрак Пустоты был голодным черным давлением, бездумной сокрушительной силой, и все, что противостояло ему, — это пятно света и жизни, которое было тринадцатым Заселением.
На следующий день после благополучного возвращения сестер Куэлл вывел Инцера Сталлиса на крышу станции на Шестисотой улице. Тот был одет в пальто и нелепо просторное одеяние верблюжьего цвета, карманы которого были до отказа набиты квойнами, а подкладка была разрезана и пришита заново с той же целью, так что оно было почти таким же жестким и звенящим, как любые доспехи. К тому времени, когда они покончили с ним, у него было при себе значительно больше восьмидесяти тысяч единиц, но остальное, как сказал Куэлл, было в качестве бонуса и в знак огромной щедрости и благодарности народа свободного государства Тревенза-Рич.
Хотя ставни были по-прежнему открыты, свет Старого Солнца был слишком слаб, чтобы произвести какое-либо впечатление. По контрасту, свет от фонарей просачивался сквозь швы пальто, придавая детскому лицу Сталлиса безвкусный, болезненный вид.
Внизу собралась толпа.
Сталлиса, спотыкающегося, подвели к краю крыши, рядом с Куэллом и сестрами Несс. С ним было четверо людей Куэлла, у каждого из которых к куртке был привязан такелажный трос. Казалось, он вздымается, как наполненный фотонами парус, стремясь поймать ветер. Казалось, что без тросов Сталлиса может унести прочь, как потерянного воздушного змея.
— Мы возвращаемся домой, — сказал Куэлл, и его голос дрогнул, когда он обратился к толпе. — Щелкунчик измотан, очень сильно измотан, но он сделал то, о чем мы его просили. То, что сестры обнаружили на китобазе,... тревожит и поучает одновременно. На том корабле есть вещи, которые могли бы спасти нас всех — технологии и изобретения, которые превзойдут все, что кто-либо когда-либо извлекал из вещниц, и которые — при разумном использовании — могли бы увести нас от следующего темного века и продлить это Заселение до тех пор, пока у нас хватит здравого смысла сохранять сияющий свет. Но есть также откровения, которые могут разорвать любой мир на части. Вы уже однажды доверились мне, и я отплачу за это доверие вот чем: с каждым из вас поделюсь самым тревожным, дестабилизирующим фактом, который я знаю, и на который сестры обратили наше внимание. Наши друзья-инопланетяне — вовсе не инопланетяне. Они забыли о своем происхождении — как и мы — и выдумали ложные истории, чтобы скрыть отсутствие правды. Но то, что находится на китобазе, нельзя отрицать. Щелкунчики — и, по всей вероятности, ползуны, и панцирники, и все остальные — были созданы существами, не слишком далекими от нас. Они — это мы, во всех существенных отношениях. Кроме одного. Они были созданы, чтобы служить: созданы как рабы.
Воцарилась тишина, пока это заявление проникало в сердца и умы людей.
— Ты ошибаешься, Куэлл, — крикнул кто-то снизу.
— Если бы это было так, друг мой. Я бы очень хотел, чтобы эта правда исчезла. Я бы очень хотел перевести стрелки часов назад на день или два, прежде чем сестрам Несс взбрело в голову покопаться в этой штуке. Тогда мы бы ничего не узнали. Тогда мы могли бы быть счастливы в своем невежестве и сохраняющихся предрассудках. Но преступление все равно существовало бы, усугубляясь с каждым годом невежества. Теперь, наконец, что-то можно начать исправлять. Я не знаю, сколько времени это займет, и наступит ли когда-нибудь конец этому процессу, и какую глубокую боль он причинит всем нам за это время — я знаю только, что это необходимо сделать. — Он помолчал, улыбаясь и поднимая руки, прекрасно понимая, что от его слов нельзя ожидать изменения устоявшихся взглядов в течение одной минуты.
— Ты убьешь нас всех, — высказал свое мнение другой голос.
— Вполне возможно. Эта истина, как только она распространится по мирам, подведет нас к краю, как ничто другое, с чем мы сталкивались ранее. И то, что я собираюсь предложить для квойнов... даже это не будет столь дестабилизирующим. Вот почему нам нужно дать миру время, и почему все, что мы здесь узнали — само существование китобазы, не говоря уже о его содержимом, — какое-то время останется нашим секретом. Это не сокрытие. Вы не делитесь секретами со всем населением, как это делаю я со всеми вами. Это бремя, которое мы все несем до тех пор, пока не наступит подходящий момент, чтобы оно распространилось за пределы Тревензы. Я поговорил с нашими друзьями... мистером Клинкером, Тэйзакнэйкаком и другими, и они согласны с этим. Раскрытие информации должно быть взвешенным. Однако позвольте мне быть откровенным. Даже если ни одно слово об этом не выйдет за пределы наших стен, нас не ждет дружеское возвращение домой.
— И кто в этом виноват? — проревел другой голос снизу. — Некоторые из нас были счастливы, Куэлл!
Куэлл повернул к говорившему свое незрячее лицо. — Раньше я управлял небольшим баром с сомнительной репутацией. Я не был ангелом и сейчас стою перед вами не как подставное лицо. Я мошенник и бармен — это все, что я на самом деле знаю. Временно, благодаря моим хорошим связям, мне пришлось переодеться в другую одежду. Я, как мог, использовал свое положение, но я не революционер. — Это заявление вызвало бурный смех в зале. — Нет, правда, — настаивал Куэлл. — Я не шел этим путем. Я просто хотел исправить одну или две вещи, и это привело к... ну, к большему, чем я рассчитывал, это правда. Но я все равно очень хотел бы вернуться к своей прежней жизни, до того, как меня обманом лишили моего собственного бизнеса. У меня есть подозрение, что многие из нас только этого и хотят: вернуться туда, где мы были. Вернуться к тому, что было до Реорганизации, или катастрофы девяносто девятого, или чего бы там ни было, на чем стояло ваше имя. Но этого не произойдет — ни со мной, ни с тобой, ни с кем-либо из нас. — Он кивнул на связанного Сталлиса. — Они бы этого не допустили. Нам всем повезло, что мы не плаваем с вакуумом в легких. По правде говоря, мы должны быть благодарны уже за то, что дышим.
Это утверждение вызвало протестующий рев аудитории.
Фура подошла к краю крыши так близко, как только осмелилась.
— Он прав. Возможно, вам это не нравится, но он просто говорит то, что есть на самом деле. Среди вас нет никого, у кого было бы больше причин не доверять Куэллу, чем у меня. Но я не могу отрицать того, что он вам говорит. Ситуация должна начать меняться, и мы вполне можем стать теми, кто начнет этот процесс. Насилие, которое было совершено по отношению к нам, было совершено только по одной причине: чтобы сохранить приток квойнов в казну пользующихся влиянием мужчин, женщин и инопланетян, стоящих за службами доходов. И единственная причина, по которой эти квойны нужны им, заключается в том, что они представляют ценность для организации, о которой мы даже не знаем, и которая вообще не учитывает наши интересы.
