— Когда мы тут встали — было по одному военному на семь — восемь гражданских. В среднем. Когда грузовик подожгли — уже на пять. А сейчас густо потекли — трое штатских, один в форме. И с оружием в основном. Утром были без винтовок многие. А теперь — автоматчиков до черта. Половина. И гражданские что-то засуетились. Хотя куда уж больше — мы -то по ним сейчас не лупим! — внятно доложил наводчик.

Ну да, глаз — алмаз у парня. Раз такое говорит, значит так и есть.

— Как считал? — и бинокль к глазам.

— Пересчитал ноги, глянул, кто в каких башмаках и поделил на два — фыркнул в сторону замковой, сидящий рядом. Капитан мимо ушей шуточку пропустил, Кот и впрямь на батарее по сапожным делам помогал, после войны собирался идти ботинки шить модельные, потому подшучивали над ним товарищи чуток.

— А от одного ежа до другого считал и смотрел. Там как раз с десяток влезает.

Понятно, разведданные точные. Понять бы, что это значит. Решили немцы вроссыпь выкатываться и гражданскими по привычке своей гадской прикрыться? Но почему автоматы? Думать надо, причем быстро. Поймешь, что враг задумал — он будет гнить на поле. А нет — так тебе валяться падалью вонючей с выдолбанными птичьими клювами глазами, скалить зубы, потому как губы сожрали трупоеды всякие. Кто кого передумал — тот того и перестрелял. Когда был взводным — так начальник лихой — Афанасьев, как выдавался свободный момент, так своих щенят взводных натаскивал. Устраивал чаепитие и учил, учил, учил. Именно понять обстановку и что будет в этой обстановке враг делать. А дальше — что тебе делать надо — решать и выполнять. Зачастую по-чапаевски наглядно разыгрывали с посторонними предметами тактические задачки. Танки — чашки, ложки — пушки.

— Бой — сложная штука. Как шахматы! — как-то выразил свое мнение парень со шрамом через лицо.

— Сравнил! — фыркнул иронично Афанасьев.

— Проще? — удивился чаехлеб северный.

— А сам посуди. В шахматах поле известно, 8 на 8 клеток, квадратное, без рельефа и растительности, никаких строений. Силы у тебя с противником одинаковы совершенно. Поле все видно отлично. Никакой пыли или дыма и маскировки тоже нету. Как и что ходит — известно, правила жесткие. И все комбинации тоже с давних времен отработаны — гамбит там, защита Филидора или, наоборот, индийская. И время на подумать у тебя есть после каждого хода. Как можно сравнивать-то? А на поле боя — сегодня оно круглое, завтра треугольное. Да овраги, холмы, рощицы, да деревни, да мосты и всякое такое. Все время — оно разное. И все это учесть надо, чтоб врагу в тягость, а тебе — к выгоде.

Но у тебя тура в ремонте, конь в госпитале и пешек — половина от штатного расписания и пополнение будет только через неделю. Притом у противника две королевы, тройной комплект пешек и тура новой системы — Тура-2, которую спереди бить невозможно, а надо подкрадываться сзади или сбоку — иначе никак! Проще, как считаешь?

— Но считается-то, что гроссмейстеры по шахматам самые умные люди, ведь так? И в газетах печатают, чемпионаты всякие, слава...

— Чего там умного? Посади такого умельца в окоп хотя бы командиром батареи — погляжу я на него, как он воевать будет. Рассчитывая тактическую задачу, ставя цели батарее и действуя быстро — пока танки не доехали до позиции. Другое дело, что шахматы, будучи куда проще — обычным людям понятны. И они к этой мудрости припадают и сами себя умнее чувствуют. И гордятся своим умом.

А на деле — тот же бильярд требует таких же соображений и знания правил игры, или преферанс. Игрушки это все! Ну есть мастера в этом в общем бесполезном деле, на которых приятно посмотреть, подивиться. Толку от них, как от фокусника, что из цилиндра ленты тянет. Ловко, да. И повосхищаться можно, особенно если сам ни черта не умеешь.

— Баловство одно — согласно кивнул парень со шрамом.

— Именно. Потому — всякий раз думай, какую гадость делают сейчас тебе и чем ты в ответ плюнешь. К слову, ребята, к мирной жизни это не меньше относится. Не меньше. Сейчас все равно не поймете, потому просто запомните!

Бондарь запомнил. И потому получалось кислое — автоматчики у немцев были двух разных, можно сказать — диаметрально разных категорий. И пистолеты-пулеметы они использовали по-разному. Одни — именно как пистолеты, а другие — как раз как пулеметы.

Одни — тыловые крысы, всякие вспомогатели, стой — стройвойска, прочая шелупонь, которые условно боеспособны, но воевать нормально не горазды. Пистолет нормальный таким хамам не по чину — он символ власти в первую голову и привилегированности. Да и стреляют они хреново. А если их будут обижать, то большой пистолет — самое оно, глядишь очередями кого и зацепят в упор, придурки пахорукие.

Зато другая категория автоматчиков была куда злее — разведчики всякие и особенно — штурмовые группы, которыми немцы еще в ту Большую войну навострились врагам кровь пускать. Сколачивались штурмовики под конкретную задачу и тут, если требовалось драться в лесу, окопах или городских домах — в руках матерых фронтовиков автоматы превращались в то, чем и были созданы — в маленькие и легкие — но пулеметы! Совсем-совсем ручные. Косы смерти! И взвод таких хватких сукиных детей стоил дороже иной пехотной роты со всем приданым, устраивая резню накоротке, врываясь в чужие окопы, словно волки в овчарню.

— Гранаты у них есть? — спросил наводчика. Зря спросил — сам уже увидел у пары немцев торбы. Известно для чего такие сумы таскают. И да — видно, что тяжелые. И дубины фаустов тянут, по паре штук на человека.

— В сумках явно — хмуро отозвался наводчик. ну, не дурак, сам понимает. И так же хмуро через несколько минут сообщил, что стало меньше зольдат в толпе, что мимо идет.

Переглянулись. Оба думали об одном и том же.

Это не тыловики. Авангард.

И реально могут ударить с фланга или из тыла.

А что это такое, да в исполнении опытных волчар — оба знали. Да и не они одни, вон у замкового считай шинель испариной пробило.

Да, тут не шахматы. Тут думать надо — быстро. Неоперившегося взводного послал убрать из-под возможного удара грузовики, переиграл расположение пулеметов, один — с самыми нахальными шалопаями — рискнул и послал для перехвата штурмовиков. Ставка наглая, могут фрицы их засечь — и тогда расчет пропадет ни за грош. Не засекут засады — лягут сами в жидком кустарничке. Другой пулемет, прикрывавший батарею по флангу, с которого штурмгруппа могла двинуть, велел переместить глубже — чтоб и дорогу видели и тылы батареи контролировали. Оставшиеся два по-прежнему с дороги прикрывали батарею. Им остаток патронов, вылущенных, наконец, из дурацких обойм отнесли. И все бегом, бегом, быстро-быстро.

Вздохнул свободнее, когда увидел ковыляющие по снежной колее грузовики своей батареи. Дороги тут сейчас убирались плохо, орднунг сильно сбоил, часть была перекрыта намертво баррикадами от русских, часть минирована, потому и фрицы вынужденно перлись по магистрали, где еще был какой-никакой проход и снег притоптан прошедшими толпами, а не текли многими ручейками и преследовавшим их красноармейцам было не сахар продираться через заносы и преграды, тем более — не по магистрали. Спасала зима с замерзшими реками и озерами, да уже полученная привычка выбираться из любой самой невыразимой ситуации. И еще немножко то, что у хитрого Бондаря был трофейный грузовик повышенной проходимости. Опять бинокль к глазам.

Эти идиоты для поднятия морального духа шли как на параде. Нет, не так, чтоб совсем, как на параде, уж что-что а про парады капитан знал достаточно, но и не овечьим стадом перла эта куча немцев. Черт их поймешь, что за формирование — для роты много, для батальона — мало. И уже привычно — сбродная часть, форма разная и те же танкисты видны кучками, но понятно, что — это боеспособная группа.

Странно, начальство, раз так, должно впереди маршировать гордо. Начальство впереди, артиллерия приданная сзади. Так положено, потому ломал себе голову Бондарь, что лучше бы накрыть первым делом — руководство или минометчиков? И те и другие паскудная гадость, если дать им работать безнаказанно.

А не видно. Уж что-что, а офицер у немцев заметен издалека, когда снайперов нет рядом. Штатские шугались на обочины, давая куче злой солдатни идти более — менее ровно. Вздрогнул, потому что загрохотал МГ справа, тут же затрещали автоматы — и старые и новые немецкие, их звук ухо брало легко. Еще пара МГ включилась. Успел рявкнуть: "Огонь!" уже понимая, что бой пошел по худшему варианту. Пехота на шоссе разворачивалась в цепи, не слишком бойко, но поперла по снежной целине к батарее. Хорошо еще несколько снарядов успели влепить, пока колонна развертывалась, по гущине, остались на дороге корчащиеся фигурки.

Минометы у немцев нашлись все же — всего три, но они забахали и первые же мины рванули в неприятной близости от орудий. Не зарылись бы в мерзлую землю — уже повышибло бы расчеты.

Попытался достать минометчиков, стреляя вслепую, но те тоже не дураки — то, что дистанция и направление взяты верно — Бондарь бы поручился, но явно суки в канаве сидят, а навесом тут ЗиСка не может влепить. Впрочем, не так все паршиво — немцы уже приморенные, усталые, а снежку тут мало не полметра навалило. Бежать по такому — то еще удовольствие, вон уже еле ковыляют, заразы, а им еще полкилометра так бежать, пока что смогут сделать внятно. Не, тактически все разумно — штурмовую группу послали с фланга, сами с фронта отвлекли, минометами прижали — и абгемахт! Три года назад бы вполне у них получилось. Но многое изменилось за это время!

Пальба с фланга явно приближалась. Несколько раз бахнула крайняя ЗиСка. Вроде немец заткнулся один, два других МГ молотили так же как и раньше. То, что один — свой — капитан слышал по тому, как отсекал очереди пулеметчик, чередуя короткие с длинными. Знакомая манера, так, дескать дольше не перегревается ствол. Немец просто лупил длинными все время. Потом загрохали фаустпатроны, гранаты, схлопнулась дистанция. Сейчас рванут.

Рванули. Под лихорадочную длинную — на ленту — очередь засадных шалопаев, бивших сбоку, кулисным, самым жутким для атакующей группы, огнем. Сердце колотилось — что дальше? Подловили?

Стрельба из автоматов резко усохла. Показалось, что она какая-то растерянная и не во все стволы, как минутой раньше. В лучшем для фрицев случае — треть, если не четверть. Туз засадного пулемета побил козырь штурмгруппы.

Огорчился — свой МГ, начавший драку и отвлекший внимание штурмовиков — заткнулся мертво. Паршиво.

Прущие от дороги немцы тоже это услышали — вроде как-то заменжевались, трудно это словами передать, но вот шли довольно уверенно, а тут что-то заозирались.

Эх, тут бы шрапнель или совсем уж древняя картечь пригодилась. Осколочные хорошо били по дороге, а тут осколки глохли в снегу и взметываемый взрывами снег только смотрелся живописно, а толку было мало.

Нет, не удержать позицию. Доберутся все равно, доползут по снегу, а перестрелку устраивать — зря рисковать людьми и матчастью. С мизерными результатами. Фрицев сильно больше и пехотные дела им привычнее.

— По три красных давай! — велел ординарцу, таскавшему с гордостью здоровенный, старинного вида ракетный пистолет и запас ракет в алюминиевых гильзах.

Стрелять из него вчерашнему мальчишке очень нравилось — и солидно и красиво. Забахал красными огнями в серое низкое небо — по три звездочки вправо и влево. Для батарейцев это был сигнал понятный и уже отработанный. По старорежимному — ретирада, по — уставному куда солиднее и приличнее — выход из боя, а просторечно, как говорили бойцы — смотать манатки и улизнуть. Тягачи живо к орудиям, грузить спешно все имущество, отходить на запасной рубеж!

Вообще-то достаточно было и одной ракеты, она вполне служила таким сигналом, но тут важно было, чтоб увидели и пулеметчики и те, кто с минометом трофейным вылез вперед, да и спешность подчеркивалась. Уносить ноги было самое время — пока фрицы корячатся на снежном поле — опасность была еще не велика, хотя грузовики — большая мишень, обстрел какой — никакой, а есть, потеряешь тягло — потеряешь и пушки, вручную хрен укатишь, а за это по головке не погладят!

Но если чертова пехота дорвется до позиций — тут совсем все худо будет, орудия закидают гранатами и фаустами, расчеты положат и пользы от такого боя совсем никакой. ИПТАП — он танки гробить должен, а не со всем этим сбродом потягушки устраивать.

Беда была в том, что до запасной позиции — у каких-то сарайчиков — еще надо было доехать и хотя бы одним стволом прикрыть отход для ребят с пулеметами, а времени было для того мало. Им придется сдерживать фрицев, без артподдержки, да в придачу если немцы увидят отход — солоно придется. И дымом не прикрыть — в свою сторону ветер, сам себе обзор закроешь.

Глянул на поле — осклабился зло. Холод сразу зубы прихватил. И отчетливо всплыло в памяти — как сам бежал так же, проваливаясь в топкий снег, хватал ртом ставший густым воздух, не вздохнуть, хоть кусай. И ребята бежали рядом так же — на прорыв из очередного окружения, некуда было деваться — только по полю чертовому, высоко задирая ноги и проваливаясь при каждом шагу. Первая военная зима, лютая и гибельная. Он тогда выскочил из кольца, да пятерых бойцов вывел. А сколько на поле лежать осталось — никто не знал, потому как немцы подпустили поближе и врезали по бегущим к спасению людям из пулемета. И сразу срезали многих. Когда почти уже проскочили, метров триста осталось, порадовались уже, что — повезло. И тут из рощицы, к которой стремились — загремело и трассы зеленые по полю запрыгали. Рядом вроде спасительные деревья совсем...

Но сил уже мало было, выдохлись, и хрен пулемет этот проклятый достанешь, стрижет по головам, только слышно как пули взвизгивают, стучат и шуршат в снегу. Да, пытались вразнобой по нему стрелять, но без особого толку, хотя от этого фрицы нервничали и лупили длинными. То ли стрелок за МГ был не шибко толковый, то ли настильно по слою снега не вытанцовывалось достать зарывшихся в белую ледяную вату, но для себя решил тогда взмокший Бондарь, что — просто патронов было у немцев мало. Расстреляли весь боезапас, которого и было пара лент и свалили — судя по тарахтению — на мотоцикле. Уцелевшие кинулись вслед, да куда там. И потом пробирались малыми группами — как и лейтенант со своими бойцами. Еще тогда ломал себе голову Бондарь — откуда была такая идиотская установка у наших генералов — как попали в окружение, так сразу — спасайся кто может, не пойми, кто командует, пушки и технику рвать, боезапас рвать, добро уничтожать, а то и исправными бросить — и на своих двоих малыми группами по лесам, пока фрицы по дорогам прут. Самоустранялось командование как-то очень быстро, не понять — кто главный. Немцам на поживу — бежало через поле больше сотни бойцов и командиров — а не командовал никто, хоть своими глазами видел майора и капитана как раз перед рывком этим страшным. Только после приказа 227 полегче стало.

Фрицы — наоборот, в любой ситуации старались сохранить управляемость и лепили из окруженных боевые группы, не предусмотренные никакими уставами и самые разношерстные по составу, но, черт их подирай — действовавшие до последней возможности. Пользуя на всю катушку любую имевшуюся у них технику. И сейчас вон — уже ясно, что Рейху конец, а они по дороге строем шли, по трое в ряд, протыкая толпу беженцев неорганизованных, словно серая иголка — черную дерюгу. Фасон держат! И атакуют толково.