Первые пару минут плевался ядом в трехметровый потолок, пытаясь постичь логику складирование вещей.
Понял и зауважал — обычная система, без лишнего выпендрежа, на каждом ярусе стеллажа — яркая, хорошо заметная маркировка. Рядом, на нейлоновой веревке — журнал, в котором маркировка расшифровывается и ставится роспись, кто и сколько, чего взял. Химический карандаш прилагается, погрызенный и остро отточенный.
Последний раз с этого склада брал вещи совершенно субтильный типчик, ростом в метр пятьдесят девять и 39 размером ноги.
И брал он все это, не много ни мало — 8 лет наза...
Ой, простите — 18, лет назад!
Я уставился на дату выдачи и роспись.
Оторвался и прошел по рядам, касаясь тканей.
Все, словно вчера изготовлено!
Нашелся и мой размер, благо что я хорошо схуднул, валяясь на больничной койке. Схуднул так, что снова в пору обращаться к Мастеру, за его чудо-мазью... Главное, не назвать его по настоящему имени, навлекая на себя всех собак, громы и молнии.
Камуфляжа, так любимого мной за его практичность и непритязательность, не нашлось. Пришлось подбирать себе джинсу, во всех ее проявлениях.
Джинса, джинса!
Сколько песен о тебе сложено! Сколько ты морей-океанов отмотала, пока не стала этой самой одеждой, практичной и удобной, так любимой молодежью!
Тщательно "упаковавшись", свернул халат с завязками в рулончик и вернулся в комнату, к полковнику.
Полковник отчего-то, при виде меня, еще сильнее вжался в стенку и яростно блеснул очами, словно готовясь как можно дороже продать свою жизнь, прихватив на тот свет не только невидимого мной противника, но и меня, за компанию.
Дверь гардеробной громко хлопнула, стукнув меня ручкой в аккурат чуть выше пятой точки, не столько больно, сколько обидно, что застрял в дверях, как последний идиот.
Учитывая, что в центре комнаты, вместо стола, зияло черной дырой зеркало портала — слово "идиот" можно охарактеризовать, как констатацию факта, а совсем не ругательства.
От великого-то ума, не придумав ничего лучше, запустил в портал свернутым халатом и принялся ждать ответной реакции.
Из портала выкатилось оливково-зеленое, ребристое яичко и я возблагодарил Звезды, что позади меня — гардероб!
Успел я открыть дверь, влететь внутрь и колобком перекатиться под защиту стены, прижаться к ней, такой теплой и надежной, открыв рот и сжавшись в комочек.
Дверь снова захлопнулась, за ней что-то бумкнуло и хлопнуло, вскрикнул Игнатич и тишина!
Готовясь к худшему, но с верой в лучшее, я мужественно собрал себя в кулак, выпрямился, огляделся по сторонам, в поисках оружия и не найдя ничего подходящего, плюнул и открыл дверь.
Сделал шаг и...
Граната продолжала лежать на том месте, где я ее видел в последний раз, изображая из себя совершенно ручную. Портал изменил свой цвет на насыщенно розовый, а Игнатич изображал из себя рыбу, открывая и закрывая рот и хлопая ресницами, что твоя Мальвина или и того круче — заморская кукла Барби...
Старая и седая, кукла...
Всегда убеждал себя и всех окружающих в том, что между "любопытством" и "любознательностью" — огромная пропасть, заполненная телами тех, кто ее не заметил.
Шипел, плевался ядом и...
А что мне остается делать?
Даже будь я уверен на 220% что надо мной пошутили — все равно, фиг бы я остался в этом бункере: любоваться стенами и ходить строем — хватит, уже и мир другой, да и я изменился.
Мысленно попросив прощения у сидящей на "губе" Валии, помахал ручкой "кукле Барби" и вошел в портал.
Я понятия не имею, что приготовили для меня два этих умника — может быть, этот портал моя последняя надежда оказаться где-нибудь в такой дыре, что найти меня не смогут ни Младшие, с их острым нюхом, ни наши, родные, "земные", оборотни... Хоть в погонах, хоть — без.
Всегда приходит такой момент, что сделать шаг — бесконечно страшно, а остаться стоять на месте — бесконечно глупо.
Мне не привыкать делать эти шаги, даже причиняя боль любимым и близким.
Лучше один шаг за край, в бездну, чем долгое угасание "растением", за которым ухаживают, с улыбкой на устах при родных и проклиная — в их отсутствие.
Розовый портал, странная прихоть чьей-то силы. Мне уже встречались синие и красные, молочно-белые сферы, в которых прибывали Высшие, по наши с Беном, души. Зеленые и сиреневые — наши, земные, открывающиеся в иные измерения, вместо мгновенного переноса из точки А, на поверхности нашей планеты, в точку Б.
Или, сиреневые не наши?
Чем еще отличался этот портал?
Запахом.
Запахом вареной кукурузы, перебивающим все остальное.
О, как я ненавижу этот запах, этот мерзкий запах, сигнализирующий, что на улице опять газища, выброшенная одним из нескольких, градоубивающих, предприятий.
Длинный, розовый тоннель, чуть изгибающийся вверх и влево, куда ты меня приведешь?
Очень хочу надеяться, что не в чан с кислотой. Что, у меня будет шанс осмотреться по сторонам и принять бой. Или быстро-быстро унести ноги, без лишнего геройствования.
Это Аркан у нас — герой, рыцарь без страха и упрека. Сильный, прямой, с улыбкой в 33 зуба и такой же умный, как чугунный рельс, ибо это участь героя — рваться вперед, на минное поле, в лыжах и на скакалке.
Меня отучили, вдалбливая в верхний отросток одну аксиому — любые жертвы не приемлимы. Все должно быть чисто и тайно, иначе — полетят чьи-то головы. И, зная наш государственный строй — полетят как раз, головы невиновных.
"Разобраться, как следует. Наказать невиновных. Наградить непричастных" — Знаю, проходил еще в той жизни. Спасибо за науку.
Я шагал по розовой трубе, отгоняя от себя всю "чернуху", что накопилась во мне после разговора с "маститыми и звездатыми".
Пусть нет извилин, но чем-то я думаю?
Хотя...
Судя по тому, как очертя голову полез в портал — думать мне и правда нечем.
"Как там было, у "Наутилуса"? И твоя голова всегда в ответе за то, куда сядет твой зад...? Точно не про меня!" — Я шагал по пружинящей под ногами, розовой поверхности раздумывая... Ни о чем я не раздумывал... Мир сжался до розового тоннеля. Вверх и влево, вверх и влево, до бесконечности, до того момента, когда эта труба замкнется сама на себя в огромное кольцо, внутри которого бегает безмозглый попаданец.
В "проходах" нет времени, чувства голода, усталости или смертельных ранений — ты выйдешь из портала абсолютно таким же, каким зашел, сколько бы времени не пришлось нестись от точки до точки.
Проведя рукой по своей бритой голове, вспомнил "Отроков во Вселенной" и жить стало чуточку веселее. Так уж устроен человек — ему надо изменяться, двигаться и замирать, вглядываясь в новые горизонты, что открывает перед ним жизнь. А потом — вновь шаг, шаг переходящий в бег, а то и прыжки, когда мир вокруг тебя рушится и разваливается на части, грозя похоронить под собой, раскатать в тонкий блин, без права переписки или опознания твоих бренных останков.
Тоннель вывел меня на обычную лестничную клетку с синими стенами, отчаянно пропыленную, украшенную привычными надписями: "4 этаж", "Коля + Маша = криво намалеванному сердечку со стрелой и стандартной троебуквицей, которую кто-то попытался закрасить синим фломастером, от чего надпись стала лишь вульгарно-кричащей.
Две двери, напротив друг друга. Ступеньки вверх, ступеньки вниз...
Скользкие от пыли, ступеньки.
На всякий случай, подергал ручки — обе двери заперты, словно их хозяева отправились на работу, заботливо закрыв на все ключи, с надеждой вернуться вечером, к началу любимого сериала. Или — футбола.
Проведя пальцем по перилам, вздохнул — грязно и держаться за перила, это только марать руки, а где я нахожусь и есть ли в этом месте вода — тайна за семью печатями.
Неторопливо, стараясь ступать плавно и осторожно, чтобы не поднимать тучи пыли, потопал вниз.
Из вредности, на каждом этаже проверял, заперты ли двери?
Заперты!
Да и двери — массивные, металлические, богатые даже на вид, четко давали понять — в подъезде жили совсем не бедные люди, которым нечего скрывать... Или времена были такие, что лучше крепкая дверь, чем пустая квартира.
Мысленно я сравнил эти двери с теми, что были в моей, еще той, жизни.
Сосновая дверь, оббитая лакированными рейками — на первой родине и такая же, только крашеная светло-голубой краской и без номера — на второй. Несмотря на холода, наш с Настеной дом был теплым, подъезд закрывался, а окна в подъезде оклеивались самими жильцами, на осеннем субботнике. Тогда же и растаскивались по квартирам цветы, чтобы не замерзли, пока не включат отопление.
Настена обожала герань, соседка снизу — фиалки. Соседка сверху упорно засаживала все золотым усом, а на пятом этаже главенствовал "Вован Сидорович", точь в точь, как в "Джентльмен шоу", пузатый, добродушный цветовод, совсем не дурак и в немалом чине генерал-майора. Ничего не поделать — квартиру мы получили от "конторы", а там все на виду, все вместе...
А тут — голые стены. Даже ящиков для почты нет, словно никто...
"Блин, да о чем я вообще думаю!" — Остановил я, бег своих мыслей, заодно затормозив на последней площадке перед выходом наружу. — "Какие газеты? Какие письма?! Мир ушел вперед на 20 лет!"
Вдохнув и выдохнув, закрыл глаза, готовясь нырнуть в темноту, в которой притаилась наружная дверь, за которой целый мертвый город.
Или не мертвый?
10 ступеней вниз.
Дощатая первая дверь и металлическая, на, до сих пор рабочем, доводчике — вторая.
Сейчас все будет!
Я толкнул дверь и сделал шаг на улицу, в яркое утро...
* * *
— ... Проверил? Старый пердун... — Семен протянул своему старому другу чистый носовой платок. — Утрись...
— Можно подумать, ты у нас, пердун молодой! — Игнатич платок проигнорировал, предпочтя засунуть в нос плотно скрученные ватные тампоны, а лицо вытереть обычными влажными салфетками. — На два года меня старше, между прочим!
— Между прочим... — Безопасник, успокоившись, принялся рассматривать творящийся в комнате разгром. — Между прочим, тебе русским по черному сказали: "наблюдать"! Наблюдать, Игнатич, наблюдать! Не "форсировать", не "проверять" — только — наблюдать!
— Я, твоему ведомству, давно не подчиняюсь! — Колошко, закончив оттираться, заозирался в поисках мусорной корзины, в которую можно было выбросить окровавленные салфетки. — Наблюдать... А вдруг, и впрямь — аватара?!
— Чья? — Махрсан задал вопрос таким тоном, словно из него всю душу вынимали, пока он произносил эти три несчастных звука. — Чья, Игнатич?
— Откуда я знаю... — Дернув плечом, огрызнулся медик. — Ну, не восточного пантеона — точно. Может наша, из местных?
— Алексей Игнатьевич... На старость лет мозги потекли? Какие "наши"? Какие — "местные"? Ты что буровишь-то?
— Что думаю. — Признался полковник. — Верить хочется, Семен. В сказку, в чудо. В Емелю и Сивку-Бурку... Помнишь, как мы сюда шли? Летели, как на крыльях! "Закрытый город", "рабочая электростанция", "передовые предприятия"! А на поверку? Оборудование — лохматых семидесятых. Замкнутый цикл — разрушен временем. "Запасы готовой продукции" — не существуют. Все фикция. Вранье. Потемкинские деревни... Правдой оказалось только то, о чем никто и не знал — эта самая база... Полностью функционирующая, в отличии от всего города.
Колошко наклонился, словно увидел в мусоре золотую монетку.
— Ничего мы тут не найдем, Семен Григорьевич... А этот скотина, на "слезку" не реагирует. — Профессор выудил из мусора горлышко бутылки, украшенное массивным вензелем — виноградной лозой. — И заначка долой...
Через мгновение, оба друга от души смеялись, вытирая слезы и сбрасывая накопившуюся усталость и страх.
— На "слезку" не реагирует... — Безопасник качал головой. — Скотина... "Протухла", значит, твоя "слезка"... Или хранил не правильно — в бутылке! А туда же — Аватара! Аватара! Зови проштрафившихся, пусть порядок наводят... Нечего им лежаки задницами протирать, пусть общественнополезным трудом занимаются!
— Так не могу, позвать-то... — Сквозь смех, развел руками Игнатич. — Селектор-то, тю-тю!
— В коридор выйди... — Предложил Махрсан, уже подозревая что-то не правильное. — Покричи, в конце-концов!
— Так и в коридор выйти не могу — ручка, входная, тоже — тю-тю, а без нее... — Полковник, враз растеряв "смешинку", прикоснулся к своему носу, тяжело вздохнул и закончил: — А помещение, звукоизолированное...
— Н-да... — Безопасник сладко зевнул, потянулся и, легко взяв с места, хэкнул, встретившись плечом с недрогнувшей от удара дверью.
Сполз вниз, держась за отбитое плечо и снова широко улыбаясь: — Блин... Она же внутрь открывается!
Через десяток минут, изрядно вспомнив матерных слов, исцарапавшись и переругавшись на несколько раз, оба "начальника экспедиции" оказались на свободе.
К их стыду, дверь им открыл парнишка-посыльный, отправленный с кухни с полным разносом еды.
Приятели, предупредив молодого, что они с ним сделают, буде тот будет болтать, отдали должное принесенному обеду, устроившись прямо на полу, больше походящему на поле боя, чем на пол, еще совсем недавно сверкавший стерильной чистотой.
Все было в их жизни неоднократно.
Жизнь вообще любит бегать по кругу, подпинывая перед собой старую клячу по прозвищу "История", бодро топчущую останки тех, кто не успел уклониться от встречи с ее острыми копытами. Чем больше круг, тем меньше свидетелей произошедшего. Чем меньше свидетелей — тем больше обвинителей. Чем больше обвинителей — тем больше лжи...
Жизни не нужна правда. Жизни нужна сказка!
Только вот теперь сказки совсем не те.
— Жаль, "конина" приказала долго жить. — Безопасник отправил в рот пару веточек укропа, нанизывая на вилку картофелину в мундире. — И картошка — старая...
— К этой картошке, да водочки, да с сальцом... — Закатил глаза Игнатич. — Ничего ты не понимаешь, Семен, в колбасных шкурках... И хлеба. Черного. Душистого, да с солью, крупной...
— А к борщу — пампушки... С чесноком... — Поддержал друга Махрсан. — И сметану, чтобы ложка стояла...
... О том, что Олег снова во что-то ввязался, Бен почувствовал сразу.
Один раз он уже оставил напарника ради того, что посчитал любовью.
Вышло все не так, как в Голливудских фильмах. И любовь оказалась не любовью. И радости особой, от обладания женщиной, еще недавно бывшей не много ни мало — ангелом, тоже не случилось.
А вот осознание того, что Олег вечно оказывается именно "в том месте и в то время" — стало совершенно неоспоримым фактом. В дополнении к факту первому, был еще и факт второй — сколько бы ни выпадало на их головы неприятностей, на пару они решались намного быстрей и безболезненней. Словно нечто или некто, вело толстяка самым странным путем, извилистым, ныряющим на дно оврагов и теряющимся в переходах пещер, но, тем не менее, идти рядом с ним было намного безопаснее, чем даже под охраной роты морпехов!
Синяки и шишки сыпались, разумеется, но... Пока напарник шел рядом, Аркан был совершенно уверен в одном: какая бы задница не приключилась, они точно с ней справятся.
