— Та штуковина. Ты открыла канал только на выход? Записать тебе она ничего не могла? Трояна какого-нибудь?
— Нет, разумеется, — слегка нервно ответила Лена. — Я же не ребенок такие ошибки допускать. Можешь дать резетнуть свои окуляры?
— Попробую...
Наглазники не реагировали. Вообще. Щелчки кнопок на оправе не сопровождались привычными импульсами вибрации, реакция на движения зрачков и мускулов, на импульсы через нейрошунты отсутствовали полностью. Казалось, на лице у меня сидит просто кусок полимера с мертвыми стеклами.
— Если сами не отвиснут, остается только сброс в заводские установки, — грустно резюмировала Лена. — Мадерхуд, мадерхуд, мадерхуд! Там же Хина!
— Плохо, — я оперся о стену, чувствуя, как колотится сердце и все сильнее подгибаются колени. — Но черт с ними, с наглазниками. Нужно выбираться.
— Без карты?
— А у нас есть выбор? — я осторожно выглянул из-за угла в сторону, откуда мы пришли. Там метались голубые отблески проблесковых маячков. — Полиция уже прибыла, встречаться с ней совершенно незачем. Придется наугад. Город же, не горы, не заблудимся.
— Как сказать... — с сомнением пробормотала Лена. — Ну, выбора нет в любом случае.
Она наполовину извлекла из сумочки брусок вычислительного блока, переливающегося волнами светлячков-индикаторов, и со злостью сунула обратно.
— Все-таки я идиотка, а ты прав. Когда выберемся, можешь дать мне по башке изо всей силы. Заслужила.
Она резко повернулась и зашагала вглубь темного прохода между кирпичными стенами, почти не опираясь на свою палку. Я оттолкнулся от стены и последовал за ней, чувствуя, как все сильнее бьется сердце.
Две минуты спустя или же пятнадцать — без часов в наглазниках время удивительным образом перестало восприниматься — мы осознали, что полностью заблудились. Узкие проходы между высокими и, вероятно, старыми зданиями заполнял мусор — какие-то старые ящики, картонные и жестяные, дырявые баки, остатки сломанной деревянной мебели, набитые непонятно чем мешки и тому подобный хлам, страшно затруднявший перемещение. Тут и там проходы перегораживали высокие изгороди из вертикальных прутьев. За ними виднелись какие-то дворы, иногда даже оживленные улицы, но нам приходилось поворачивать назад в поисках иной дороги. Мрак сгущался: наступал вечер, где-то там солнце опускалось к краю планеты, и рассеянный свет от неба быстро тускнел. Мы постоянно запинались о препятствия, отбивали о них голени, вывертывали лодыжки, поскальзываясь на пластике и мелких предметах. Только палки-подпорки спасали нас от падения, но у меня уже начали болеть руки — и стертая кожа на предплечьях, и мускулы плечей и спины.
В один прекрасный момент у меня в глазах поплыли огненные круги, и когда я слегка очухался, осознал, что стою на четвереньках и меня страшно тошнит. Спазмы выдавливали из желудка выпитый недавно сок, и во время одного из них я больно ударился лбом о выступающий из стены кирпич. Лена вернулась и присела рядом на корточки.
— Жив? — еле слышно спросила она.
— Почти... — я усилием воли удержал спазмы и сел на землю, опершись спиной о стену. — Только ноги не держат. Проклятый вектор...
— Мне тоже хреново, — в почти полном мраке я не видел ее лица, но представлял, какое обреченное выражение на нем держится. — Нам не выбраться отсюда. И даже на помощь не позвать.
Она слабо хихикнула.
— Влет через пятьдесят какой-нибудь путешественник случайно забредет сюда и наткнется на наши трупы. Вот бы на его физиономию посмотреть...
— Здесь натуральная среда. Трупы разлагаются, только скелет остается. Точно тебе говорю, сам в фильмах видел. Ладно, выберемся, никуда не денемся. Перерыв несколько минут, чтобы дыхание восстановить. Потом возвращаемся назад. Я запоминал повороты.
— Я тоже. Только вот уверена, что ничего не вспомню. Мы, кажется, кругами ходим. Кто вообще такой лабиринт построил? Специально ведь постараться надо.
— Лабиринт... что-то я читал такое в книжках. Кажется, есть такое правило левой руки — всегда сворачивать влево. Рано или поздно дойдешь до выхода.
— Ага, щаз. Работает только с лабиринтами в одной плоскости и только от самого входа.
— Ну, мы явно не в три-дэ блуждаем. И потом, мы же не террики, у нас трехмерная ориентация не в пример лучше развита. Выберемся. Только передохнем...
По моим глазам внезапно ударил свет, так что я зажмурился. Удивленно охнула Лена. Секундой позже я понял, что включившиеся окуляры показывают загрузочную заставку.
— Линзы работают! — выдохнул я.
— У меня тоже. Ну, сейчас заживем!
Еще несколько ударов сердца спустя наглазники включились полностью и показали обычный интерфейс. Автоматически активировался ноктовизор, и мрак лабиринта налился серостью и объемом. Прорисовались детали окружения — в точности такие унылые и депрессивные, как я и представлял. А потом...
— Алекс, Лена! — сладкой музыкой прозвучал в височном динамике голос Хины. — Я вернулась. Извините, что заблокировала наглазники. Сейчас все объясню. Только где мы находимся? Сигналы позиционирования на уровне, недостаточном для вычислений. Вижу только один спутник, и тот неуверенно. За нами гонятся?
— Уже нет, — с явным облегчением ответила Лена. — Но мы заблудились. Хина, что стряслось? С тобой все в порядке? Ты запустила новый блок?
— Со мной все в полном порядке. И даже лучше — я наконец-то функционирую с расчетной эффективностью. Ребята, вы просто представить себе не можете, каково наконец чувствовать себя живой! Простите, что так долго была балластом. Теперь я наконец-то могу помочь вам по-настоящему.
— Приятно слышать, — пробурчал я. — Возможно даже, у тебя в загашниках есть карта местности?
— Нет, Алекс, извини, — маленькой виноватой девочкой прозвучала Хина. — Я просто не знаю, где мы находимся. То, что вижу через ваши камеры, не вписывается ни в одну схему местности, что я держу в памяти... и ни в одну схему, до какой могу дотянуться через анонимные каналы. Алекс, я считываю очень нехорошие сигналы с твоих головных контактов и мышечных датчиков в окулярах. Как ты себя чувствуешь?
— Вымотался.
— Не просто вымотался. Я вижу в одном из спортивных каналов описания симптомов истощения организма из-за чрезмерных тренировок. Твои параметры близки к критическим. У тебя ярко выраженная аритмия...
— Аритмию-то ты откуда взяла? У тебя же нет датчиков пульса!
— Сердцебиение передается через пульсацию подкожных сосудов, я чувствую его через датчики окуляров. Тебе нельзя идти дальше.
— А Лене можно?
— У нее просто усталость, но все в порядке с сердцем. Алекс, не забывай, у нее улучшенная генетическая база, она почти одинаково адаптирована к безвесу и постоянному вектору. Лена?
— Я в порядке, Алекс, — подруга положила мне руку на предплечье. — Вымоталась, но в меру. Хина, ему можно ходить?
— Моя медицинская база неполна, и я не рискую подключаться к неанонимным каналам даже со школьными айди. Нет однозначного ответа, но, вероятно, не стоит, пока он как следует не отдохнет.
— Ага, отдохнешь тут, сидя задницей на твердом крошеве, прислонившись к ледяной стене. Надо выбираться назад к цивилизации. Полиция наверняка уже уехала, и те мано в зеркальных окулярах — тоже. Хина, ты можешь картировать наш путь хоть как-то, чтобы мы по кругу не ходили? Хотя бы инерциальным датчиком?
— Могу. А если выберемся в пространство, где доступны хотя бы три спутника, смогу даже привязаться к карте и проложить кратчайший путь к выходу.
— Великолепно. Тогда вперед.
Я начал подниматься, держась за стену, но перед глазами опять поплыли огненные пятна, и я бессильно плюхнулся назад на землю, чем-то сильно оцарапав ногу даже сквозь штаны.
— Сидим. Отдыхаем, — решительно сказала Лена. — Если не очухаешься как следует, поищу дорогу одна, потом вернусь с помощью.
— С какой?
— Хиро позову. Или тех мано из кафе — у нас есть еще немного денег, они не откажут. Да в крайнем случае полицию вызову. Лучше плен, чем тут сдохнуть.
— Ох, не уверен. Но передохнуть надо все равно. Хина, что там случилось с окулярами? Почему они повисли намертво?
— Я... — Хина замолчала.
— Ну? — не выдержал я в конце концов.
— Стыдно признаться. Я запаниковала.
— Запаниковала? Ого-о... — медленно протянула Лена. — Хина, как ты можешь запаниковать? Ты же... э-э...
— Искин. Программа. Я не считаю такие характеристики уничижительными, не надо подбирать слова. Ребята, мне довольно сложно объяснить такие вещи, но моя полная личность, активировавшаяся на новом железе, базируется на полном спектре почти человеческих эмоций.
— Значит, активация блока прошла успешно? — в голосе Лены вдруг прорезался азарт. — Хина, ты сумела запустить нерабочий код?
— Он рабочий. Но он создавался именно под такие процессоры. На обычных платформах он бесполезен. Раньше вы имели дело примерно с одной сотой процента моей функциональности, по большей части с управляющим интерфейсом. Теперь я в полном сознании.
— Ага, точно, — проворчал я. — В полном паникующем сознании. Как раз то, чего нам не хватало для полного счастья.
— Мои создатели посчитали, что полный аналог человеческих эмоций поможет лучшему контакту с людьми, а также нивелирует излишнюю предсказуемость. Извините, я все еще привыкаю к новому состоянию и не до конца понимаю саму себя. Но у нас действительно серьезная проблема. Ваши наглазники содержали закладки, постоянно отсылавшие информацию в неизвестном направлении.
— Какую информацию? — встревожилась Лена.
— В основном позволяющую определять ваше местоположение. В коде также содержались подпрограммы, рассчитанные на передачу звука и изображения в минимальном качестве, но они активировались по сигналу извне. Я не знаю, что именно ушло на сторону.
— Но как? — взвилась Лена. — Я же анализировала трафик! Я сама перетряхнула коммуникационный блок! Там не было ничего такого!
— Увы, было. Очень тонко замаскировано в коде, очень сложные рваные паттерны передачи и стенография, не позволяющие человеку заметить единичные пакеты на общем фоне. Лена, очень прошу, не принимай как личное оскорбление. Слежку скрывали именно от тебя с твоей квалификацией.
— Ет ме мынг... — сквозь зубы процедила Лена. — Куда шла передача, не знаешь?
— В коде содержится адрес. Я уже проверила, речь всего лишь о коммерческом реверс-прокси. Куда маршрутизировалось после него, только Вселенной ведомо.
Лена села на землю рядом со мной, коротко прошипела от боли — видимо, наткнулась на что-то — и взялась руками за голову.
— Да, мы действительно попали всерьез, — сказала она уже спокойно. Я порадовался — хорошо, когда человек умеет держать себя в руках. — Хина, на будущее — не стоит так резко убивать трояна. Владелец сразу поймет, что его заметили. Теперь за нас возьмутся всерьез.
— Почему? — поинтересовался я.
— Потому что раньше мы висели на невидимой лонже. А теперь мы ее сбросили. Чтобы нам не потерять, попытаются захватить. Хина, в какой точке ты вырубила наглазники?
— В шести метрах от входа в кафе.
— То есть проследить наш путь после того они не могли. Ну, и за то спасибо. Есть еще что-то, что нам надо знать прямо сейчас?
— Не уверена, но... На всякий случай — в открытой памяти блока есть закрытые данные, а к ним — открытый комментарий: "Высокая важность". Зашифровано по Трабанту-Кравату.
— Длина ключа?
— Пятьсот двенадцать килобит.
— Ага, ясно. Если ломать грубой силой, надо всего-то три-четыре вечности на всем железе Пояса.
— Меньше, — Хина вдруг хихикнула совершенно по-человечески. — Отличная штука — специализированный квантовый крипточип! Матожидание срока — пятнадцать минут, максимум полчаса.
— Врешь, — констатировала Лена. — Или прикалываешься. Чувство юмора в тебе тоже проснулось?
— Да. Но сейчас я вполне серьезна. Если Стремительные владеют такой же технологией, я понимаю, почему наше крипто для них не преграда. Алекс, судя по датчикам твоих наглазников, ты немного восстановился. Можешь идти?
— Вполне, — я решительно поднялся... а потом поднялся еще раз, из лежачего положения в сидячее, после того, как в голову изнутри словно ударило стальной балкой, а колени подкосились, словно тряпичные. — Ух-х...
Лена вцепилась мне в руку.
— Алекс, если помрешь, я тебя убью! — заявила она. — Как ты?
— Прямо сейчас не помрет, — утешила Хина. — Разве что инсульт получит, и тогда без больницы уже никак.
— Тогда кризисный вариант. Алекс, сиди здесь. Я выползаю отсюда за помощью, привожу Хиро, и он помогает мне тебя вытащить.
— Не возражаю. Только не вздумайте связь со мной поддерживать, даже прямую, иначе кто-нибудь да заметит одинокий источник радиосигнала — особенно если нас все еще ищут.
— Ты прав. Но как мы тебя вообще без мониторинга оставим? — Лена нахмурилась. — Так, знаю. Хина, я отдаю ему твой блок. В каком отношении ты с нашими окулярами? Они еще нужны тебе как вычислительная база?
— Нет. Но мой код там остается, и я продолжаю отправлять туда обновления баз на случай, если вычислительный блок перестанет работать. В таком случае я вернусь в прежний режим функционирования. Но если ты оставишь блок Алексу и мы оборвем связь, ты опять останешься с инвалидной версией меня, малопригодной для навигации в таких условиях.
— Ч-чангет! — зло выплюнула Лена. — Так, дайте подумать...
Из серой мглы вдруг раздался стук падающих кирпичей, лязг металла и негромкий девчачий взвизг. Если бы кто-то сказал мне раньше, что Лена способна бегать в местном векторе без костыля, я бы не поверил. Но сейчас она рванулась с места, прямо из позы на коленях, с такой скоростью, какой позавидовали бы и многие террики. Через несколько шагов она скрылась за углом — и оттуда раздался новый дружный взвизг двух глоток.
357.038 / 24.05.2098. Хиросима. Лена
Не знаю, что на меня тогда нашло. Я еще никогда в жизни не угрожала никому летальным оружием. Пистолет — подарок моего нежно любимого папочки Блэйка — я всегда носила с собой. То ли по привычке, то ли из ностальгии. В детстве папочка все жилы мне выматывал, заставляя с ним упражняться — и в гермоконтуре, и в бездыхе, с опорой и без, по относительно неподвижным или движущимся мишеням... Клочья термоизоляции на стенах спортзала могли бы рассказать многое о моих промахах по амортизирующим щитам. На левой ягодице до сих пор остался почти незаметный шрамик, оставленный пулей, умудрившейся зацепить меня через три рикошета от стен. Но я никогда не воспринимала тренировки как подготовку к настоящему сражению. Развитие координации, наблюдательности, воображения — да, разумеется. Умение двигаться в экстремальных ситуациях — всегда пожалуйста. Развлечение, снятие стресса? Милое дело. Но стрелять в живых людей? Я всегда показывала отличные результаты в виртуальных стрелялках, но и там никогда не забывала, что целюсь не в настоящих противников, а в кучки пикселов на линзах наглазников.
И вот теперь я стояла в темном замусоренном лабиринте, с трудом борясь с проклятым постоянным вектором, тянущим меня к земле, и целясь из боевого оружия в две фигуры, смутные и неясные, несмотря даже на фотоумножители в окулярах. Растянутые из-за резкого рывка мышцы в лодыжке стреляли вдоль ноги резкими импульсами боли. Из-за гравитации, давящей на пистолет, я с трудом удерживала его в нужном положении. Дуло ходило ходуном. Не уверена, что смогла бы попасть в незнакомцев даже с мизерных полутора метров, как сейчас. Однако незнакомцы явно оказались впечатлены. Видимо, их наглазники тоже работали в режиме ноктовизора, и они синхронно рухнули на землю, обхватывая головы руками и дружно визжа девчачьими голосами.
