И я позвонила жениху, добавила трагичности и страдания в голос, хотя внутри все клокотало от злости и преследовало непреодолимое желание порушить все и всех, и рассказала о произошедшем. Ромка сразу прилетел, принялся меня утешать, по голове гладить, терпеливо выслушивая о кознях матери. И ладно бы я соврала — но я не врала. Она требует денег? Требует. Она задевает меня? Задевает. Издевается? Издевается. К концу рассказа уже Рома побагровел от гнева и решимости, и пока он не остыл, я оперативно подложила ему под руку домашний телефон.
— Что ты устроила, мам? — как девочку отчитывал немолодую женщину Рома. Впрочем, Наталья Дмитриевна вела себя соответствующе — глаза в пол опустила, руки в замок переплела и переминалась с ноги на ногу. — Чего ты хотела всем этим добиться? Думаешь, я не видел ничего? Видел. Но я не думал, что ты зайдешь настолько далеко!
— Ромочка, послушай...
— Нет. Ты послушай. Нам с ней не нужна свадьба. Понимаешь ты это или нет? Мы без нее нормально распишемся и будем жить счастливо. Она, — он обличительно указал на меня пальцем, и я смущенно потупилась, — только ради вас согласилась на это торжество. Заметь, мама, ради вас с отцом.
— Рома, да кто не мечтает о свадьбе? Я просто хотела...
— Я, — прервала ее тихим голосом. — Я не мечтала и не хотела. Но для вас и Льва Ивановича это важно...
— Вот, — издевательски отвесил поклон жених, не заметив испепеляющего взгляда матери. — Что и требовалось доказать. Мы с Алей обсуждали это, мам, и она согласилась ради вас, а ты...Устроила непонятный фарс, мам. Я не ожидал такого, — разочарованно вздохнул мужчина и отвернулся. — Не от тебя.
Погода в семействе давно опустилась ниже отметки "омерзительно". Наталья Дмитриевна и Рома не общались, Лев Иванович отсиживался на работе, ну а я получала молчаливые шишки от свекрови. По крайней мере, она молчала. А я выиграла.
— Дайте мне список гостей.
— Зачем? — по привычке окрысилась она.
— Затем, что я хочу с ним ознакомиться, — до одурения хотелось пальцами щелкнуть и похлопать себя по бедру, мол, к ноге, но я сдержалась, позволив себе лишь слабую полуулыбку, переросшую в самодовольную усмешку, когда пухлый блокнот перекочевал в мою ладонь. — Отлично. Всего доброго.
В списке значилось больше трех сотен фамилий. Некоторые были знакомы отлично, какие-то просто оказались на слуху, но одно имя повергло меня в жестокую апатию, вырвав из реальности и вышибив почву из-под ног.
Снова он. Дирижер. Его имя и фамилия под сто сорок седьмым номером горели для меня сигнальным светом. Чуть поодаль — имя Лешки и...и все. Все. Больше не было. Но и этих двух людей достаточно, чтобы свести меня в могилу. Я лихорадочно заметалась по пустой квартире, просчитывая варианты. Залезла в записную книжку Ромки, чтобы удостовериться, что это не его знакомые. Не его. Таких людей он не знал. Чьи они тогда? Тогда Льва Ивановича. Наверняка партнеры какие-нибудь...
Я долгое время не оказывалась так близко с прошлой жизнью, своеобразной параллельной реальностью, которая вроде есть, а вроде бы и нет. Волоски на руках дыбом вставали от одной мысли, что две реальности соприкоснуться друг с другом, и тогда одна из них разрушится. Я даже знала какая — та, что с адским трудом была выстроена собственной кровью.
Мне нужен был кто-то рядом, чтобы просто...был. Я смалодушничала — позвонила Тоше, согласная абсолютно на все, что бы он ни потребовал. Лишь бы приехал. Он не ответил. Элеонора Авраамовна наверняка спала, да и не факт, что стала бы со мной разговаривать и выслушивать непонятные страхи. И тут в моих мокрых ладонях завибрировал мобильный, заставив подскочить от ужаса. Рита.
— Привет! — выдохнула я с облегчением и без сил рухнула на диван.
— Привет, — тихий женский голос действовал почти успокаивающе. — Как ты?
— Почему ты позвонила? Ведь уже поздно.
— Не знаю. Просто захотелось позвонить. Я не вовремя? — испугалась она.
— Нет. Вовремя. Очень вовремя.
— Ты больше не сердишься на меня за те слова?
— Нет.
— Это хорошо, — повеселела девушка. — Я очень рада.
— Я тоже.
— Аль...а ты не хочешь ко мне приехать? Просто так. В гости.
— Хочу, — светлые стены квартиры мужа не приносили ни защиты, ни успокоения. — Сейчас буду.
Рита не задавала вопросов, не спрашивала, что случилось и почему я на взводе, молча сделала чай с ромашкой и так же молча его вылила, когда я попросила кофе. Спокойно подала пепельницу и зажигалку, когда я закурила, правда, отметила:
— Почему ты всегда, когда ко мне приходишь, тянешься за сигаретой?
— Потому что только здесь я могу спокойно покурить.
— Тогда кури. У тебя что-то стряслось?
Глубоко затянулась и пристроила голову на мягком подлокотнике.
— Да. Потенциальная встреча со смертью.
— Что? — опешила Рита.
— Я как чувствовала, что с этим списком будет что-то не в порядке, — забыв про девушку, бормотала себе под нос. — Надо было проверить раньше, разузнать...А сейчас что? Через две недели свадьба...Но я не могу отступить. Я столько сил в нее вложила...
— Я не понимаю, Аля. Ты можешь объяснить?
— Объяснить? Легко. На свадьбу в перспективе приглашены те, кого я видеть не желаю.
— И все?
— И все.
— Но в чем тогда проблема?
— Проблема в том, что если эти люди придут, я умру долгой и мучительной смертью.
— Ты шутишь? — с недоверием и надеждой спросила Рита.
— Отнюдь. В моих словах нет и процента шутки.
— Что ты им сделала?
Вопрос на миллион. А что я сделала, собственно? Выжила?
— Долгая история.
— Не хочешь рассказать?
— Нет, — сказала, как отрезала, и Марго понятливо отступила.
— Не приглашай их.
— Они партнеры моего свекра.
— Важные?
— Не знаю.
— Тогда вычеркни, — дала отмашку рыженькая и легла на пол, меланхолично разглядывая потолок. — Вычеркни и забудь.
— А если они придут?
— Ну что ж...Все, что могла, ты сделала.
— Не факт, что это поможет.
— Я не знаю.
Каким-то образом я успокоилась и пришла в норму, убедив себя, что ничего страшного не произойдет. Из списка я их вычеркну, никому про них напоминать не буду...Все в норме. Только бы свадьба закончилась.
— Пойдешь ко мне подружкой невесты? — перед уходом предложила я Рите.
Она как ребенок подскочила и захлопала в ладоши.
— Пойду! Ааа, — завизжала она и кинулась мне на шею. — Спасибо! Я иду на свадьбу, я иду на свадьбу...
— Слушай, Рит, — поинтересовалась я, глядя на скачущую козленком девушку. — Ты на учете в психушке часом не состоишь?
— Нет, — от неожиданности вопроса она замерла, застыв в нелепой позе. — А надо?
— Вообще — нежелательно. Ладно, до встречи.
С холодной головой и трезвым рассудком я собственноручно проследила за отправкой пригласительных, строго-настрого приказала охране — а она была! — никого постороннего не впускать. Пусть это хоть сам президент. И заказала два билета на романтическое путешествие в Париж, где отлет должен был состояться через три с половиной часа после свадьбы. То есть — мы в Париж, а гости пусть развлекаются. Мне на это даже денег не жалко было. Рома со мной не спорил, а Наталья Дмитриевна лезть боялась.
* * *
Когда настал день Х, хотелось только одного — чтобы он побыстрее закончился и остался в прошлом. Не радовал дорогой, красивый и стильный наряд, которым в обычное время я наверняка бы гордилась, потому что приложила руку к его созданию. Не радовали кольца, украшения и собственная потрясающая мордашка в зеркале. Мою нервозность все списывали на свадебный мандраж, но это последний страх в моем списке. Были куда более сильные. Парикмахер, молодая неухоженная женщина лет тридцати не упустила возможности вполголоса пошутить:
— Наверное, первой брачной ночи боится, — и они с визажисткой захихикали в кулачки.
Я промолчала. Было откровенно не до них. И на свадебной церемонии я молчала, не считая сдавленного "да", с трудом вырванного из собственного горла. Ромка сиял, с гордостью держа меня за локоть, свекровь блистала дорогими украшениями, свекор лоснился от похвалы, сыпавшейся на его невестку. А многие гости меня хвалили и восхищенно переглядывались, рассматривая винтажного покроя платье и сложную прическу.
Каждый третий норовил со мной сфотографироваться, но я решительно и твердо отказывалась.
— Почему ты не хочешь сделать фото? — шепотом спросил Рома, утягивая меня за талию к столу. — Ты потрясающе красива.
— Просто не люблю фотографироваться, — туманно отнекивалась в ответ и сверлила напряженным взглядом входные двери, зорко подмечая всех вошедших. — Вот и все.
За три часа пытки я думала, что поседею. И как только настало приличествующее для ухода время, я с неожиданной силой потянула Ромку к черному входу, мотивируя это тем, что мы опоздаем на самолет, а нам еще переодеваться. Он согласился, закивал, но вернулся в зал, чтобы попрощаться со своими друзьями, оставив меня за дверью. Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, с раздражением ждала мужа и считала минуты, когда неожиданно в дверях нарисовалась взлохмаченная Рита, умудрившаяся даже на такое важное мероприятие одеться черти-как.
— Что? — я с неудовольствием поджала губы.
— Вы уезжаете уже?
— Да. На три недели.
— Ясно. Я хотела вручить подарок.
Я привстала на носочки, мысленно костеря Герлингера на чем свет стоял, и высунулась из-за Риты, высматривая мужа. Его на горизонте не было.
— Давай. Только быстрее.
Рита кивнула, проворно метнулась внутрь и притащила большую кожаную папку, какие обычно бывают у художников.
— Ты, наверное, не помнишь, но когда мы жили у Лёни, я рисовала твой портрет. Ты там еще боком сидишь, с ножом...
— Короче.
— Да-да, — запнулась от волнения девушка. — В общем, ты потом сказала, что его надо сделать цветным, и я...Вот.
Она протянула цветную картину с изображением худой, изможденной девочки-подростка, которая натачивала нож и смотрела в сторону...Бла-бла-бла, я его уже видела, пусть и давно. Но рисунок...неуловимо изменился. Стал еще хуже, чем раньше, потому что заставил мой желудок неприятно сжаться. Раньше было что-то незначительное в нем, мелкое, что цепляло, теперь это мелкое выросло и действовало сильнее, но что это такое — я сказать не могла.
Заметив широко шагающего мужа, ослаблявшего бабочку, я впихнула портрет Ритке и оттолкнула ее в сторону.
— Очень круто. Спасибо большое! Но давай ты отдашь мне его потом, когда я вернусь. Хорошо?
— Тебе не понравилось? — круглое лицо обиженно вытянулось.
— Понравилось. Очень понравилось. Но...— лихорадочно придумывала ответ. — Я не хочу его мужу показывать. Это личное. Понимаешь?
Не знаю, что подумала Рита, но ее лицо просветлело, обида исчезла, и девушка спокойно прижала к себе портрет, кивнув на прощанье мне и Ромке.
Я с колотившемся сердцем села в авто, выдохнула и приказала себе потерпеть еще три недели, после которых можно было расслабиться и праздновать победу. Новая жизнь началась.
Глава 61.
— А вот у тебя какая мечта?
— Пальто купить.
— На, держи. И мечтай о чём-нибудь великом.
(к/ф "Курьер")
Три недели во Франции прошли в лихорадочном ожидании. Это была первая моя поездка заграницу, все новое, необычное и непривычное глазу. Кто бы мог подумать, что с кемеровских помоек я когда-нибудь попаду на лучшие улицы Парижа, да не одна, а с богатым и красивым мужем, с достойной фамилией и кучей денег и возможностей? И лишь муштра Элеоноры Авраамовны помогла держать рот закрытым и не пялиться по сторонам, словно деревенская невежда.
Ромка оказался прекрасным гидом и неплохим собеседником, что касалось истории страны и города. Он показывал мне достопримечательности, делился необычными историями и шутками, позволяя в кои-то веке за долгое время отдохнуть душой и телом.
Я говорила по-французски, с настоящими французами, хотя перед прилетом Ромка меня предупредил:
— Французы не очень любят, когда иностранцы говорят на их языке. Так что, если что, объясняйся на английской.
Спешу и падаю. Не для того я несколько лет изучала язык, чтобы встретить француза и не поговорить с ним. Помнится, еще старуха ругала мое страшное произношение, но все оказалось не так плохо. Меня понимали и со мной общались. С уважением и интересом.
Весь мир для меня, передо мной — бери, делай, меняй. Преграды остались позади, равно как и вредная мегера-свекровь, финишная ленточка перерезана, а в руках — кубок победителя. Я от души тратила теперь уже по праву принадлежавшие мне деньги, приятно пораженная и вдохновленная соотношением цены и качества в Европе. К покупкам у меня всегда складывалось особое отношение, мне физически трудно было отдавать деньги на развлекушки, безделушки, одним словом, выкидывать их на ветер. Но вложить в себя — почему бы и нет? Шесть чемоданов первоклассной одежды к концу свадебного путешествия ютились в углу номера, заставляя проходившего мимо Ромку нервно сглатывать. Справедливости ради стоит отметить, что, распробовав европейский и зарубежный шопинг, одежду в России я почти не покупала, считая это выкидыванием денег на ветер.
Ромка же приобретал какие-то бесполезные и многочисленные сувениры, брелоки, статуэточки, открытки и прочую ерунду, планировав раздарить ее близким и не очень близким друзьям и знакомым. Я никому и ничего не покупала, кроме себя. Ну, только Рите альбом со старыми фотографиями, за который она потом отдала деньги. И если честно, особого воодушевления от потраченной им тысячи евро на непонятно что я не испытывала.
Но с другой стороны, я не могла усидеть в неторопливом и небольшом Париже рядом с неторопливым и скучным мужем, когда в руках держала ключ к своей мечте. Вот она я, Саша Герлингер. У меня много денег, знакомств, знаний и весь мир открыт передо мной. Хотелось творить, делать, делать, делать, крутиться, перерабатывать то, что с таким трудом досталось и...Делать. А не сидеть на месте, хотя место, безусловно, было прекрасным.
В Москву я вернулась победительницей, на коне и во всеоружии. Через рекордно короткий срок получила документы с новым именем, переехала в новый дом, который сама же и сделала, подключив Риту, готовую помогать на одном безденежном энтузиазме. Сделала не для себя — для Романа, под Романа, если угодно. За несколько лет изучив предпочтения мужа вдоль и поперек, это не составило труда, другое дело, что дом мне совсем не нравился — ни расположением в элитном и частном районе ближайшего Подмосковья, ни внутреннем убранством.
Рома пришел в восторг. Он восхищенно замер на пороге, закинул голову, едва не открыв, когда рассматривал просторную гостиную, выполненную в пастельных тонах.
— Аль, это...супер! Ты у меня просто волшебница! — стремительно притянул меня к себе, поцеловал в макушку и крепко сжал, отчего я недовольно завозилась, чувствуя, как распадается сложная прическа. — Обожаю тебя!
— И я тебя дорогой! Не хочешь отметить?
