Цао было перебито из луков и самострелов.
Тут подоспел Чжоу Юй со своими судами и тоже вступил в бой. Победа была
явная. Но Чжоу Юй, опасаясь Цао Цао, ударами в гонги приказал своим кораблям
отойти.
Потрепанное войско врага тоже отступило. Цао Цао вернулся в свой сухопутный
лагерь и принялся наводить порядок в войске. Он вызвал к себе Цай Мао и Чжан
Юня и стал их укорять:
— Вы не проявили должного усердия! Ведь у врага войска меньше, а разбиты
мы!
— Цзинчжоуский флот долгое время бездействовал и не обучался, а воины с
севера и вовсе не умеют воевать на воде, — оправдывался Цай Мао. — В этом
причина нашего поражения. Нам следовало создать нечто вроде лагеря на реке,
причем в центре расположить суда с воинами из северных областей и окружить
их кораблями с цзинчжоуским войском. Тогда мы спокойно могли бы обучить
северян и в ближайшее время использовать их в боях.
— Зачем вы об этом мне говорите? — вскричал Цао Цао. — Вы командуете
флотом, вы и делайте то, что считаете необходимым!
Цай Мао и Чжан Юнь занялись обучением флота. Вдоль берега соорудили двадцать
четыре шлюза. С внешней стороны этих шлюзов стеной стояли большие боевые
корабли, малые суда разместились в самих шлюзах, где они могли свободно
маневрировать — входить и выходить. По ночам учения шли при свете фонарей и
факелов. Свет их, отражаясь в реке, окрашивал воду в багровый цвет, а дым
тянулся по суше на расстояние триста ли.
Чжоу Юй вернулся в свой лагерь. Он щедро наградил воинов и послал гонца к
Сунь Цюаню с известием о победе.
Ночью Чжоу Юй поднялся на холм и заметил на западе огромное зарево, залившее
половину неба.
— Это свет от фонарей и факелов армии Цао Цао, — сказали ему
приближенные.
В сердце Чжоу Юя закралась тревога.
На другой день он решил сам отправиться в разведку на многопалубном корабле,
захватив с собой музыкантов и самых сильных воинов с тугими луками и
самострелами.
Все быстро заняли свои места, и корабль поплыл вверх по течению реки.
Неподалеку от вражеского лагеря Чжоу Юй приказал бросить якорь. На корабле
заиграла музыка; тем временем Чжоу Юй занялся наблюдениями за врагом.
— Здорово устроено! — проговорил он, наконец, тревожным голосом. — Кто у
них командует флотом?
— Цай Мао и Чжан Юнь, — ответил кто-то из приближенных.
"Да, дело тут будет не такое легкое, как мне показалось вначале, — подумал
про себя Чжоу Юй. — Цай Мао и Чжан Юнь давно уже живут в Цзяндуне и войну
на воде хорошо изучили. Придется еще поломать голову над тем, как их
убрать... Иначе мне Цао Цао не разбить".
В это время из неприятельского лагеря заметили Чжоу Юя и доложили Цао Цао.
Тот выслал отряд судов, чтобы захватить Чжоу Юя в плен. Но Чжоу Юй, обратив
внимание на то, что в лагере противника задвигались знамена и штандарты,
приказал быстро поднять якорь и налечь на все весла. Корабль словно ветер
понесся по реке. Когда суда противника двинулись за ним, Чжоу Юй был уже
далеко, и они не смогли его догнать. Пришлось вернуться ни с чем. Цао Цао
рвал и метал от гнева.
— Вчера нас разбили в бою, а сегодня враг высмотрел наше расположение! Это
все вы виноваты! — напустился он на своих военачальников. — Что вы
молчите? Говорите, как нам одолеть врага!
— Разрешите мне попытаться уговорить Чжоу Юя сдаться, — неожиданно
произнес один из присутствующих. — Я был другом Чжоу Юя по школе, и я
уверен, что мне удастся его убедить.
Это сказал Цзян Гань, родом из Цзюцзяна. Цао Цао обрадовался его
предложению.
— Так, значит, вы были друзьями с Чжоу Юем? — спросил он.
— Не беспокойтесь, господин чэн-сян, — сказал Цзян Гань, — если я поеду
на тот берег — успех обеспечен.
— Что вам нужно для поездки?
— Дайте мне мальчика-слугу да двух гребцов, чтобы управлять лодкой. Больше
ничего не нужно.
Цао Цао велел подать вино и устроил Цзян Ганю проводы. Потом Цзян Гань
оделся попроще, сел в лодку и направился к лагерю Чжоу Юя. Там он велел
страже передать Чжоу Юю, что приехал его старый друг и хочет с ним
повидаться.
— Вот и примирителя прислали! — улыбнулся Чжоу Юй, когда воины доложили
ему о прибытии Цзян Ганя. — Выслушайте меня внимательно и выполните то, что
я вам прикажу! — обратился он к своим военачальникам и шепотом каждому из
них дал указания. Военачальники разошлись. Чжоу Юй привел в порядок свою
одежду и головной убор и в окружении нескольких сот воинов, важно
выступавших впереди и позади с пучками стрел в руках, вышел из лагеря
встречать гостя.
Цзян Гань с гордым видом шел ему навстречу, в сопровождении одного лишь
мальчика-слуги, одетого в черную одежду.
Чжоу Юй первый поклонился гостю.
— Надеюсь, что вы пребываете в добром здравии с тех пор, как мы с вами
расстались? — спросил Цзян Гань.
— Зато вы, наверно, как советник Цао Цао, трудитесь изрядно, предпринимая
далекие путешествия по рекам и озерам! — улыбнулся Чжоу Юй.
— Как вам не совестно говорить так! — растерянно произнес Цзян Гань. —
Мы давно не виделись с вами, я приехал вспомнить о былом, а вы...
— Да, конечно, — продолжал Чжоу Юй, не обращая внимания на обиженный вид
Цзян Ганя, — я не так умен, как Ши Гуан, но все же чувствую, что выражают
музыка и песни!
— Что ж, — вздохнул Цзян Гань, — если вы так встречаете старого друга,
мне здесь нечего делать. Разрешите откланяться.
— Извините, — с улыбкой сказал Чжоу Юй, беря Цзян Ганя за руку. —
Я думал, что Цао Цао подослал вас уговорить меня помириться. Но если вы
приехали с иной целью, я так быстро вас не отпущу.
Они вместе направились в шатер. После приветственных церемоний старые друзья
уселись, как положено хозяину и гостю. Чжоу Юй приказал созвать своих
храбрейших людей. Вскоре в шатер вошли старшие и младшие военачальники и
гражданские чины, все они выстроились двумя рядами. На всех были шелковые
одежды и серебряные латы. Чжоу Юй каждого в отдельности представил Цзян
Ганю. Потом они расселись по сторонам, и начался пир. Музыканты исполняли
боевые песни, чаши ходили по кругу.
— Это мой друг по школе, — сказал Чжоу Юй своим военачальникам. — Можете
в нем не сомневаться. Хоть он и приехал с северного берега реки, но к Цао
Цао никакого отношения не имеет.
Чжоу Юй снял висевший у пояса меч и протянул его Тайши Цы:
— Возьмите этот меч и наблюдайте за пиром. Сегодня дозволяется говорить
только о дружбе. Если кто-либо заведет разговор о войне — рубите тому
голову!
Тайши Цы с мечом в руке уселся на хозяйском месте. Перепуганный Цзян Гань
молчал.
— С тех пор как я командую войсками, я не выпил ни одной капли вина, —
сказал Чжоу Юй. — Но сегодня, по случаю встречи с моим старым другом,
я буду пить допьяна. Опасаться мне нечего!
Он рассмеялся и принялся осушать кубок за кубком. Пир шел горой, все
развлекались, как могли.
Чжоу Юй, уже сильно захмелевший, поднялся со своего места и, взяв Цзян Ганя
за руку, вышел с ним из шатра. У входа в шатер, как обычно, стояли
телохранители с копьями и алебардами.
— Ну, как мои воины? Молодцы?
— Да! Сущие тигры! — поддакивал Цзян Гань.
Тогда Чжоу Юй повел Цзян Ганя в сторону от шатра и показал ему целые горы
провианта.
— Как вы думаете, хватит у меня провианта? — продолжал спрашивать Чжоу
Юй.
— Ничего не скажешь, — согласился Цзян Гань. — Войска у вас отборные,
провианта вдоволь — недаром об этом говорят!
— Мог ли я думать, когда мы учились в школе, что доживу до такого дня, как
сегодня! — громко рассмеялся Чжоу Юй, притворяясь совершенно пьяным.
— Таланты ваши не превзойдены! — восхищался Цзян Гань.
— Когда достойный муж живет в этом мире и служит господину, он должен
соблюдать долг подданного и сочетать его с чувством искренней любви, —
продолжал Чжоу Юй. — Он выполняет повеления государя и делит с ним радости
и горе! Я и стараюсь быть именно таким. Даже таким великим ораторам
древности, как Су Цинь, Чжан И, Лу Цзя и Ли Шэн, если бы они вдруг
воскресли, не удалось бы своим красноречием поколебать меня в моей
решимости!
Чжоу Юй опять рассмеялся, а лицо Цзян Ганя стало серым, как земля. Чжоу Юй
снова повел гостя в шатер, где они присоединились к пирующим.
— Вот герои Цзяндуна! — сказал Чжоу Юй, жестом указывая на
военачальников. — Сегодняшний пир можно было бы назвать "встречей героев"!
Веселье затянулось до позднего часа. Когда стемнело, зажгли светильники.
Опьяневший Чжоу Юй встал со своего места и затянул песню:
Великий муж, живущий в этом мире,
Стремится к славе, к подвигам блестящим.
Стремленье это к подвигам и славе
Ему утехой служит в настоящем.
И я нашел себе утеху в жизни
И пью вино и снова наливаю.
Когда же я напьюсь до одуренья,
Я песни во все горло распеваю.
Все рассмеялись. Время уже было за полночь, и Цзян Гань сказал:
— Простите, но я совсем опьянел...
Чжоу Юй разрешил гостям разойтись. Они поблагодарили его и покинули шатер.
— Мы уже давно не отдыхали вместе! — воскликнул Чжоу Юй, обращаясь к Цзян
Ганю. — Сегодня мы будем спать на одном ложе!
Притворяясь совершенно пьяным, Чжоу Юй потащил Цзян Ганя к себе. Добравшись
до постели, он так и повалился не раздеваясь. Ему стало дурно, и Цзян Ганю
никак не удавалось заснуть. Он лежал на подушке с открытыми глазами и
размышлял. В лагере барабан пробил вторую стражу. Цзян Гань привстал и
огляделся. Светильники еще горели. Чжоу Юй спал мертвым сном, храп его
напоминал раскаты грома. На столе, стоявшем в шатре, Цзян Гань заметил
связку писем. Он поднялся с ложа и принялся украдкой их просматривать. Это
была обычная переписка, но на одном из конвертов стояли имена Цай Мао и Чжан
Юня. Это письмо привлекло особое внимание Цзян Ганя, он лихорадочно
развернул его и стал читать:
"Мы не своей волею служим Цао Цао — нас к этому вынудили обстоятельства. Мы
стараемся причинять ему вред, как умеем. Беспорядки, возникшие в лагере Цао
Цао, — дело наших рук. Мы ищем удобного случая добыть голову самого Цао
Цао, дабы положить ее у вашего знамени. Не сомневайтесь в нас. Вот наш
почтительный ответ на ваше предыдущее письмо".
"Оказывается, Цай Мао и Чжан Юнь давно связаны с Восточным У", — подумал
Цзян Гань, прочитав письмо. Он торопливо спрятал его к себе за пазуху и
хотел просмотреть остальную переписку, но Чжоу Юй в этот момент заворочался
на своем ложе. Цзян Гань поспешно задул светильник и лег.
— Друг мой, — проговорил сквозь сон Чжоу Юй, — через несколько дней я
покажу тебе голову злодея Цао Цао.
Цзян Гань что-то пробормотал ему в ответ.
— Поживи у меня несколько деньков и увидишь голову злодея Цао Цао... —
повторил Чжоу Юй.
Цзян Гань не ответил. Прошло некоторое время. Он окликнул Чжоу Юя, но тот
уже спал. Цзян Гань прилег рядом.
Приближалось время четвертой стражи.
— Господин ду-ду! — В шатер просунулась чья-то голова. — Господин ду-ду!
Вы спите?
Кто-то осторожно вошел в шатер. Чжоу Юй поднялся с ложа.
— Кто это здесь лежит? — удивился он.
— Разве вы забыли, что пригласили своего друга Цзян Ганя переночевать в
вашем шатре? — был ответ.
— Я никогда не пил много, а вчера перепился и ничего не помню, — произнес
Чжоу Юй тоном раскаяния. — Может быть, я и сболтнул такое, чего не
следовало говорить...
— С северного берега приехал человек, — сказал вошедший.
— Говорите тише! — замахал руками Чжоу Юй и, обернувшись, позвал. — Цзян
Гань! Цзян Гань!
Тот не отвечал, притворившись спящим. Тогда Чжоу Юй потихоньку вышел из
шатра. Цзян Гань напряженно прислушивался. Снаружи слышались голоса.
— Цай Мао и Чжан Юнь сообщают, что в ближайшее время им не удастся
выполнить свой план, и они этим крайне встревожены, — произнес кто-то.
Потом там заговорили так тихо, что больше ничего не удалось разобрать.
Вскоре Чжоу Юй возвратился в шатер.
— Цзян Гань! Цзян Гань! — окликнул он.
Но Цзян Гань делал вид, что спит. Чжоу Юй скинул одежды и тоже лег. А Цзян
Гань лежал и думал:
"Чжоу Юй человек очень осторожный. Утром он хватится, что исчезло письмо, и
убьет меня..."
Пролежав до часа пятой стражи, Цзян Гань неслышно приподнялся и позвал Чжоу
Юя. Тот спал. Цзян Гань повязал голову и тайком выскользнул из шатра.
Разбудив своего слугу, он направился к воротам лагеря. На вопрос стражи,
куда он так рано уходит, Цзян Гань ответил:
— Я боюсь, что своим присутствием отвлекаю господина ду-ду от важных дел,
и потому решил уехать...
Стража не стала его задерживать. Цзян Гань беспрепятственно сел в свою лодку
и поспешил вернуться к Цао Цао.
— Ну, как дела? — спросил чэн-сян, едва завидев его.
— Чжоу Юй непоколебим, никакими уговорами...
— Вы ничего не добились, и над вами еще посмеялись! — гневно оборвал его
Цао Цао.
— Не гневайтесь, господин чэн-сян, — ответил Цзян Гань. — Хоть я и не
сделал того, что обещал, но узнал одно важное дело! Прикажите всем
удалиться.
Цзян Гань вынул письмо и прочитал его Цао Цао.
— Неблагодарные разбойники! — яростно закричал Цао Цао. — Ведите их
сюда!
Цай Мао и Чжан Юнь явились.
— Я хочу, чтобы вы вели корабли в бой! — заявил им Цао Цао.
— Воины наши еще недостаточно обучены, господин чэн-сян, — возразил Цай
Мао. — Нельзя же так легкомысленно выступать!
— А если бы они были обучены, моя голова была бы уже у Чжоу Юя, да?
Цай Мао и Чжан Юнь не поняли, что Цао Цао хочет сказать этими словами, и
растерянно молчали. Цао Цао приказал страже вывести их и обезглавить. Вскоре
головы несчастных положили у шатра. И тут только Цао Цао уразумел, какую
ошибку он совершил.
— И я попался на хитрость! — с горечью произнес он.
Потомки сложили об этом такие стихи:
Коварству Цао Цао противостоять было трудно,
Но сам он к Чжоу Юю в ловушку попал сгоряча.
Чжан Юнь и Цай Мао, чтоб жизни спасти, изменили.
Кто ж знал, что злодеи погибнут от рук палача?
При виде отрубленных голов Цай Мао и Чжан Юня военачальники встревожились и
стали расспрашивать, что случилось. Цао Цао не хотел признаться в том, что
Чжоу Юй его перехитрил, и поэтому ответил:
— Они нерадиво исполняли военные приказы, и я их казнил...
Военачальники долго вздыхали. Цао Цао назначил командовать флотом Мао Цзе и
