— Если бы я знал, что буду проводить так много времени в офисах и залах заседаний совета, я бы не взялся за эту работу, — ответил на это Кэйлеб. Он снял флягу с луки седла и с удовольствием глотнул, затем снова закрыл ее и посмотрел на Дип-Вэлли. — Знаете, было время, когда я тратил на охоту каждую минуту, которую мог украсть.
— Думаю, кто-то однажды упомянул мне об этом, — сухо сказал Дип-Вэлли. Сказать, что наследный принц Кэйлеб был заядлым охотником, было все равно что сказать, что залив Хауэлл немного сыроват. — Может быть, даже дважды, когда я вспоминаю об этом сейчас. И я бы не хотел говорить ничего неподобающего или недостойного о дочерях и обломках старого чурбана.
— Но, по крайней мере, у Эйланы есть хоть капля здравого смысла, — вставил майор Этроуз с другой стороны лошади Кэйлеба.
— Ты так говоришь только потому, что она красивее меня, — сказал Кэйлеб с усмешкой, и Мерлин покачал головой.
— Я говорю это только потому, что она умнее тебя, — парировал Мерлин. — В тот день, когда я встретил тебя, ты только что закончил убивать другого ящера-резака — копьем, если я правильно помню. — Мерлин указал на массивную двуствольную винтовку в седельных ножнах Кэйлеба. Изготовленная вручную Тейджисом Малдином, она стреляла мощными пулями калибра .625 со скоростью почти две тысячи футов в секунду. — Это гораздо лучший выбор, поверь мне!
— Но гораздо менее удовлетворяющий, — сказал Кэйлеб с дьявольским блеском в глазах. — Знаешь, в душе я традиционалист!
— Люди вроде Чжью-Чжво так не считают, ваше величество, — сказал Дип-Вэлли.
— Ну, в некотором смысле, — поправился Кэйлеб. — В других отношениях перемены — это хорошо.
— И комментарий Шарлиэн о "маленьких мальчиках с игрушками" не имел никакого отношения к этому внезапному приступу здравомыслия? — спросил Мерлин, снова указывая на винтовку.
— Возможно, она что-то сказала на эту тему, — признал Кэйлеб. — И еще кое-что о дочерях и подаче хороших примеров, если я правильно припоминаю. Или, по крайней мере, думаю, что она это сделала. Знаешь, в то время я на самом деле не обращал внимания.
— К счастью, никому из присутствующих при этом разговоре и в голову не пришло бы рассказать об этом ее величеству, — сказал граф Пайн-Холлоу, задумчиво потирая подбородок. — Однако это могло бы стать интересным материалом для шантажа в следующий раз, когда дебаты в совете станут немного жаркими, не так ли?
— Травис, мне было бы очень больно заточить тебя где-нибудь в одинокой башне до конца твоих дней, но если бы дело дошло до драки, я бы это сделал.
Все четверо мужчин рассмеялись, а Мерлин покачал головой. В наши дни Кэйлебу — или Шарлиэн — действительно редко удавалось отвлечься от ежедневной рутины своих имперских обязанностей. Но в то время как Шарлиэн была таким же заядлым стрелком, как и он, она предпочитала стрельбу по мишеням охоте. Она никогда не понимала привлекательности ожидания весь день в залитом дождем природном тире в поисках вслепую рогатого ящера или дракона джунглей, которые все равно могут никогда не появиться. Однако ей нравились лошади, и она бы приехала сегодня, хотя бы ради прогулки, если бы принц Доминик Мейкел не решил подхватить грипп. В три с половиной года — по сэйфхолдским меркам; едва тридцать восемь стандартных месяцев — ему не хватало шести или семи месяцев для нанотехнологий, которые защищали старших членов его семьи. Конечно, для его защиты могла быть использована остальная часть фармакопеи Федерации, но она работала значительно медленнее, и в данный момент он был очень несчастным малышом. Кэйлеб чуть было не остался с ней дома, но она выставила его за дверь. Официально это было потому, что сегодняшний день был организован для Эйланы, а не для него, и она объявила, что останется дома, если ее отец будет тут. На самом деле, это был совместный заговор жены и дочери, чтобы вытащить его на свежий воздух.
И он это заслужил. В нем все еще были следы порывистого подростка, которого Мерлин Этроуз встретил двадцать один год назад, в лесах, очень похожих на те, что окружали их сегодня, но с каждым днем он все больше напоминал Мерлину его отца. Король Хааралд Армак серьезно относился к своим обязанностям — серьезнее, чем предполагал даже Мерлин до его смерти, — и он научил своего сына делать то же самое. Император Кэйлеб никогда бы не подумал о склонности кронпринца Кэйлеба прогуливать уроки. Хотя, честно говоря, в тот день, когда Кэйлеб встретился с Мерлином, он выполнял свои обязанности. То, что он решил выполнить их с помощью копья для охоты на ящера — и пешком, — возможно, было немного безответственным, но он действовал, чтобы защитить своих будущих подданных.
Что, конечно, было единственной причиной — бескорыстной и благородной причиной — его экспедиции.
Мерлин усмехнулся, вспомнив довольно содержательные комментарии лейтенанта Арналда Фэлхана, когда он обнаружил, за чем они на самом деле охотились. Испытывавший трудности лейтенант морской пехоты, который командовал охраной принца Кэйлеба, многое перенес от своего капризного подопечного, и Мерлин слушал через пульты снарка, как они вдвоем "обсуждали" повестку дня Кэйлеба в тот день. Принц был не совсем откровенен в своих планах до того, как они покинули Теллесберг, и лейтенант Фэлхан был на волосок от того, чтобы изменить их, когда узнал, на какую "дичь" Кэйлеб собирался охотиться. Но Кайлеб Армак был силой, с которой приходилось считаться, даже в его девятнадцать лет. Конечно, если бы Фэлхан знал об убийцах, которые запустили дошедшую до Кэйлеба весть о ящере-людоеде, чтобы выманить его, даже упрямство Кэйлеба не смогло бы возобладать над его чувством долга.
Время также не изменило этого чувства долга, что было одной из причин, по которой бригадный генерал сэр Арналд Фэлхан теперь был командующим имперской чарисийской стражей. Он и по сей день прихрамывал из-за ранения в бедро, полученного во время покушения, и сохранил свое звание в имперской чарисийской морской пехоте, но он был очевидным выбором для того, чтобы возглавить имперскую стражу, когда Адам Роупуок наконец сдал этот пост.
Он также лично отобрал телохранителей из морской пехоты, приставленных к наследной принцессе Эйлане. Наследницу короны защищали морские пехотинцы, а не имперская стража; эта часть доимперской чарисийской традиции продолжала сохраняться, хотя лейтенант Албирт Бинит, командир отряда охраны Эйланы, был чисхолмцем, а не жителем Старого Чариса. Если не считать этой незначительной формальности, он очень напоминал Мерлину более молодого Арналда Фэлхана.
Что было для него источником большого утешения, поскольку даже ПИКА в одно и то же время мог находиться только в одном месте. В данный момент Эйлана и горстка друзей, более близких ей по возрасту, чем такой скучный старый отец, как Кэйлеб, ехали впереди под бдительным оком Бинита, стремясь добраться до охотничьего домика, где их ждала Алис Сомирсит, дочь Дип-Вэлли, чтобы поприветствовать их.
Лично Мерлин считал, что это рвение имело более чем малое отношение к особому гостю Эйланы. Она договорилась, чтобы Стифини пригласила его, искренне полагая, что, возможно, ее родители не заметят ее собственной руки в приглашении. Ему было интересно, как она отреагирует в тот день, когда узнает правду об архангелах и внутреннем круге и поймет, что ее родители имели доступ к снаркам Совы со дня ее рождения.
На самом деле, вспоминая давнее девичество Нимуэ Элбан, у него было довольно четкое представление о том, как она отреагирует, узнав об этом конкретном несправедливом преимуществе с их стороны.
— Сколько еще до сторожки, Брейс? — спросил Пайн-Холлоу, хотя, как Мерлин и Кэйлеб, он знал фактическое расстояние до подножия, благодаря снаркам и их комм-имплантам.
— Может быть, еще сорок пять минут или час, — сказал Дип-Вэлли, оглядевшись вокруг, чтобы проверить свои ориентиры.
— Хорошо! — сказал Кэйлеб. Дип-Вэлли поднял бровь, глядя на него, и Кэйлеб злобно улыбнулся Мерлину, затем махнул полудюжине имперских стражников, окружавших их по бокам, когда они ехали по тропе. — Конечно, я с нетерпением жду возможности снова увидеть Алис, но честность заставляет меня признать, что это не единственная причина, по которой я буду рад попасть туда. Как мне кажется, я однажды спросил одного морского пехотинца, много лет назад: — Как мы собираемся охотиться на что-нибудь, если возьмем с собой огромное грохочущее стадо телохранителей?
Он усмехнулся выражению лица Мерлина, затем посерьезнел — немного — и пожал плечами.
— Знаю, что мы не можем полностью избавиться от них, но как только доберемся до сторожки, я определенно немного освобожусь. Думаю, мы, вероятно, могли бы доверить Мерлину сохранить меня в целости и сохранности, и он, по крайней мере, немного тише в лесу, чем те парни. — Он мотнул головой в сторону стражников. — Думаю, мы просто оставим большинство из них в домике.
— Мы оставим, не так ли? — спросил Мерлин.
— О, поверь мне, мы так и сделаем, — твердо сказал ему Кэйлеб.
— Итак, что вы думаете о здешних горах? — спросила Эйлана Армак высокого молодого человека с каштановыми волосами, ехавшего рядом с ней.
— Впечатляет, ваше высочество, — ответил Ливис Уитмин. — У нас в Горэте не так много гор, как у вас здесь, в Чарисе. А графство Тирск на самом деле довольно плоское. Я имею в виду, мне это нравится — не поймите меня неправильно! Но я должен признать, что мне и это нравится. — Он махнул рукой, указывая на деревья и склоны вокруг них. — Однако дома такие горы, как эта, к середине зимы были бы покрыты снегом. Предполагаю, что здесь его не так много?
— Да, не так много, — признала Эйлана. — Технически, сейчас все еще лето — официально осень начнется только через пару пятидневок, — но у нас не так много снега даже в августе, несмотря на то, как далеко мы находимся на юге. По крайней мере, не по эту сторону Айронхилл. Если вы хотите увидеть снег, вам следует приехать к нам в Чисхолм! — Она театрально поежилась. — Гвилим и Брайан любят снег, но не я. Я дочь своего отца, когда дело касается холодной погоды, и мама тоже, правда. — Она усмехнулась. — Она не собирается признаваться в этом там, где ее могут услышать чисхолмцы, но именно она настояла на том, чтобы полгода, которые мы проводим в Теллесберге, просто совпали с серединой зимы в Черейте! Мы уезжаем в Чисхолм в середине следующего месяца.
— Не могу винить ее за выбор времени. — Уитмин усмехнулся. -Хотя, должно быть, это странно, перемещать все туда и обратно два раза в год.
— Ну, на самом деле мы не все перемещаем, — заметила Эйлана. — На самом деле в этом-то и дело. Мы оставляем графа Пайн-Холлоу дома здесь, в Теллесберге, пока мы в Черейте, и мы оставляем графа Уайт-Крэга ответственным в Черейте, когда мы в Теллесберге. И таким образом, ни одно из королевств не чувствует, что его замораживают с точки зрения политического влияния. — Она пожала плечами. — Это неудобно, хотя мама и папа оба говорят, что было намного хуже, прежде чем у нас появились пароходы, которые могут доставлять посылки из Чисхолма в Старый Чарис всего за девять или десять дней. Или, если это что-то, что можно доверять семафору, оно может добраться сюда всего за два дня, если все работает как следует.
Его глаза расширились. Чарисийская империя охватывала половину планеты; это было буквально правдой, что солнце никогда не заходило на чарисийском флаге. Он всегда предполагал, что это должно иметь серьезные последствия для его внутренних коммуникаций, и из того, что только что сказала Эйлана, было ясно, что так оно и было. Но это было гораздо более короткое время обработки сообщения, чем он полагал возможным. Его удивление было заметно, и она пожала плечами.
— Теперь у нас есть цепи семафоров через Зибедию, так что курьерским катерам нужно только пересечь водные промежутки между Чисхолмом и Зибедией, а затем между Зибедией и Силверлоудом. На самом деле то же самое верно для Корисанды и Зибедии, а для Таро водный разрыв составляет всего триста миль через Трэнжирский пролив. В хорошую погоду папа и мама могут отправить сообщение королю Гордже в Трэнжир менее чем за один день! На самом деле рекордное время от Теллесберга до Трэнжира составляет чуть менее пятнадцати часов. Конечно, многое зависит от времени и погоды. Семафоры не очень хорошо работают в темноте или при наличии тумана, поэтому фактическое время передачи между Черейтом и Теллесбергом обычно составляет не менее трех дней, даже в лучшие времена. Но это работает, и обещание перемещать столицу туда и обратно было на самом деле довольно важной частью папиного предложения руки и сердца. Такое мышление наперед — одна из его сильных сторон. Мамы, конечно, тоже, но папа самый... дальновидный человек, которого я знаю. Я продолжаю наблюдать за ним, пытаясь понять, как это работает, поскольку когда-нибудь это станет моей работой, но я еще не определилась. Но я так и сделаю!
Уитмин кивнул. Выражение его лица было просто задумчивым, но когда она заговорила, его глаза прояснились. Он был на три года старше ее — в прошлом месяце ей исполнилось семнадцать, а он через пять дней отпразднует свой двадцатый день рождения, — но она не казалась намного моложе. Вероятно, этого следовало ожидать, учитывая ее родителей и работу, которая, как она знала, однажды достанется ей, но это не делало ее менее впечатляющей, когда он слушал ее.
Хотя отчасти это могло быть просто из-за того, что она была чарисийкой, — подумал он. — Возможно, она была самой благороднорожденной молодой женщиной во всем мире, но, казалось, не осознавала этого. Или, нет, это было не совсем правильно. Она знала об этом и вела себя в глазах публики с непринужденной грацией и спокойной уверенностью, которые вызывали уважение, даже не требуя этого. Он подозревал, что она научилась этому больше от своей матери, чем от отца, поскольку стиль Кэйлеба был скорее более... свободным, чем у большинства монархов Сэйфхолда. Но в ее теле не было ни капли высокомерия. Он был уверен в этом, и ему было интересно, имеет ли она хоть малейшее представление о том, насколько это было замечательно.
Вполне возможно, что она этого не сделала. Чарисийцы в целом — и жители Старого Чариса в частности — не были похожи ни на кого, кого он когда-либо знал в детстве. Долар был совсем не похож на Деснейр или — слава Богу! — Харчонг, но доларские вельможи точно знали, кто они такие, и, черт возьми, заботились о том, чтобы все остальные были в равной степени осведомлены. К счастью, он вырос внуком своего деда, а у графа Тирска было очень мало терпения к такому отношению. Вероятно, потому, что во время джихада ему пришлось иметь дело со слишком многим подобным. Двоюродный брат Уитмина Аликзэндир унаследовал титул Тирска, и, несмотря на свою молодость — он был всего на семь лет старше Уитмина — он явно шел по стопам их деда, к большому огорчению некоторых других вельмож. Тот факт, что Тирск — всего лишь графство — в наши дни имел больше влияния, чем любое из герцогств королевства, только усугублял ситуацию в их глазах. И "заражение тирском", как любил называть это король Ранилд, распространялось и на другие благородные семьи. Все говорили это Уитмину — чаще всего с выражением глубокого неодобрения, — так что ему приходилось в это верить. Однако казалось, что оно распространяется чуть медленнее, чем ледники гор Света.
