— Значит, мне повезло.
— Вы даже не представляете, насколько.
— Страшно представить, каким вы обернетесь, когда в вас возобладает прагматик.
В ответ Зенин внимательно посмотрел на актрису и покачал головой.
— Мы живем в сложном и опасном мире, а для такой прекрасной женщины, как вы, Виолетта, он еще сложней и опасней. Слишком многие хотят, чтобы вы принадлежали именно им.
— Включая вас.
— Не стану скрывать, я тоже в этом списке. Иначе быть и не могло, ведь я большой ценитель женской красоты. Одно утешает, что я в нем в отдельной графе. У меня большие возможности, как вас защитить, так вас и продвинуть. Они даже в чем-то больше, чем у Игоря Теодоровича. Но то, что я являюсь вашим поклонником, совсем не означает, что вам можно проявлять неосторожность. Заклинаю вас, не совершайте опрометчивых поступков.
— Что-то не припомню за собой такие. Да и в планах вроде бы нет. — Виолетта отложила вилку, она почувствовала, что насытилась. И ей сразу же захотелось домой. К тому же ей не понравился, какой принял их разговор оборот.
— Даже не представляете, как меня обрадовали ваши слова. Для меня крайне важно быть в этом уверенным.
Виолетта демонстративно посмотрела на висящие на стене часы.
— Вы обещали доставить меня домой.
— Свои обещания я выполняю. Можем ехать.
Машина руководителя ФСБ быстро доставила Виолетту до дому, хотя пришлось ехать на другой конец города. Зенин проводил ее до дверей подъезда. Перед прощанием, поцеловал руку.
— Виолетта, помните, что у вас есть друг, который однажды может прийти к вам помощь.
— Спасибо, Дмитрий Николаевич, я не забуду.
— Хочется как-нибудь повторить наш прекрасный ужин.
Виолетта взглянула на мужчину, открыла дверь и проскользнула в подъезд. Оставшись одна, прислонилась к стене. Эта встреча не случайна, возможно, Зенин действительно ею увлечен, но она не может отделаться от ощущения, что у него есть и другой к ней интерес. И какой из них для него приоритетный, большой вопрос.
94.
Татьяна уже третий день учила текст своей предстоящей речи на митинге. Она была уверенна, что его привезет к ней Зенин, но доставил какой-то совсем молодой человек в штатском. Он даже показался ей своим видом похожим на курьера. Почему-то это обстоятельство раздосадовала Татьяну, оно низводило ее статус до какого-то более низкого уровня. У нее даже возник импульс позвонить руководителю местного ФСБ и пусть завуалировано, но высказать свое возмущение. Но уже через пару минут благоразумие взяло вверх, Татьяна решила, что делать это не стоит.
Хотя Зенин обещал, что текст будет совсем небольшим, в реальности он оказался на трех страницах, да еще напечатанным четырнадцатым кеглем. К речи было приложен листок, на котором рукой Зенина было написано несколько предложений. В них он настоятельно просил Татьяну выучить все наизусть в точном соответствии с оригиналом.
Речь произвела на Татьяну не самое лучшее впечатление. Она состояла почти из сплошных лозунгов, привычных пропагандистских стереотипов и все это на фоне полного одобрения действий президента и призывов к сплочению и к патриотизму. Как филолог, она бы поставила автору текста неудовлетворительную отметку. Но Татьяна прекрасно понимала, что от нее ждут не оценок, а неукоснительного выполнения задания.
Татьяна даже не смогла припомнить, когда в последний раз учила что-то наизусть. Наверное, еще в студенческие годы. Она давно отвыкла от подобных экзерсисов, и ей с большим трудом давалось запоминание текста. Иногда она приходила в бешенство, разбрасывала страницы по комнате, но, успокоившись, снова их собирала и продолжала свои упражнения на запоминание. Может быть, дела шли бы лучше, если бы речь, да и сама ситуация не вызывала в ней сильную скуку и полное отсутствие интереса.
Война, идущая в соседней стране, ее совершенно не интересовала, она почти не следила за тем, что там происходит, кто побеждает, кто терпит поражение. Ей был безразличен любой исход. Когда она узнала о нападение армии своего государства, то это обстоятельство оставило ее почти равнодушной. Ну, напали, так напали, вся история человечества состоит из бесконечных военных действий. Одни прекращаются и почти тут же начинаются другие. Что поделать, если людям так нравится воевать.
На это ее безразличие даже не влиял тот факт, что она видела, как негативно относится к начавшейся войне муж. Его лицо мгновенно менялось, если речь заходила о ней. В данных обстоятельствах Татьяну беспокоило то, как бы Игорь публично не проявил свое отрицательное отношение к этим событиям. Но за годы своей политической карьеры он научился держать себя в руках, не выказывать свои истинных чувств. Татьяна гордилась тем, что эту науку он освоил не без содействия с ее стороны. В свое время она потратила немало сил и времени, чтобы заставить его вести себя не так, как он того желает, а как необходимо для блага их семьи.
Но сейчас Татьяна возненавидела войну. Но не из-за того, что это война, а из-за того, что по ее причине ей приходится разучивать это ужасное и скучнейшее словоблудие. Было бы все нормально с мужем, то он бы и произносил его. А она даже не пошла бы на митинг, так как терпеть не может подобные сходки. Но что об этом говорить, Игорь продолжает пребывать в коме, и ей приходится отдуваться за него.
Иногда в качестве отдыха или перерыва от своих штудий, Татьяна пыталась представить, что будет делать Виолетта во время митинга? Пойдет ли она на него, а если пойдет, то в качестве кого? Вряд ли она сторонник войны, скорее всего, придерживается тех же взглядов, что и ее любовник, то есть, ее, Татьяны, супруг. А если это так, что ей там делать?
Почему-то Татьяне хотелось, чтобы актриса непременно бы находилась среди митингующих. Зачем ей это надо, она до конца не понимала, но избавиться от этого желания, не могла. К тому же в этом случае Виолетта увидит ее триумф, ведь согласно сценарию, она главный оратор всего этого действа. Пусть не только актриса слышит аплодисменты в свой адрес; к тому же, если Виолетте аплодируют, то в лучшем случае всего несколько сот человек, а на митинге должно присутствовать целых сто тысяч. Таких оваций Виолетта никогда не дождется.
Это было даже немного удивительно, но эта мысль заставляло Татьяну более активно заучивать текст. Появлялся хоть какой-то стимул, чего ей так не хватало. Она вдруг поняла, почему артистам нравятся аплодисменты, уж очень приятно и волнительно, когда ты становишься, пусть даже ненадолго, эпицентром всеобщего восхищения. С ней, с Татьяной, ничего подобного в жизни еще не было, а вот теперь совершенно неожиданно возникла такая возможность.
Если совсем недавно она всей душой ненавидела войну за то, что вынуждена мучиться заучиванием теста, то теперь она ее полюбила, ведь благодаря нее, ее ждет небывалый триумф. При этом очень надеется, что женщина, которую ненавидит, станет его свидетелем.
95.
С Татьяной у них установились на редкость ровные отношения, в которых любовь, страсть, желания словно бы на время заснули или взяли отгул. Они встречались часто, много разговаривали, у них была обширная культурная программа, состоящая из посещений выставок, театров, музеев, но затем всякий раз они спокойно, словно старые и слегка надоевшие друг другу друзья, расставались до следующего свидания. Но именно с Татьяной произошел у него самый сильный скандал, который едва не привел их к расставанию. И виной его, как ни странно, оказался Плотин.
Игорь учился в аспирантуре. Его научным руководителем числился Жемга, но именно числился, так как он почти не вникал в то, чем занимается его аспирант. Каракозова такое отношение к нему вполне устраивало, так как это не мешало ему выполнять свою программу.
Он, в самом деле, вопреки всему решил написать, а затем и защитить диссертацию о Плотине. Наверное, он и сам до конца не осознавал, почему захотел это сделать. Скорее всего, это был его протест против всего того, в чем он участвует, и одновременно самооправданием своей вовлеченности в эту деятельность. Сейчас же как бы получалось, что он в логове врага пишет работу о враждебном им мыслителе.
Игорь начал писать свою диссертацию вскоре после смерти отца. Быстро выяснилось, что эта работа отвлекает его от горестных мыслей и ослабляет чувство вины. Постепенно это занятие по-настоящему увлекло, у него возникло нечто вроде развлечения, он сравнивал то, что говорил когда-то Плотин с тем, что говорит Радугин. И поражался гигантской разнице этих двух мыслителей. Насколько же убого, мелко и уродливо мыслит Радугин и насколько глубоко и красиво — Плотин.
"Это как лицо, которое красиво, но не способно взволновать очей, ибо не имеет грации, играющей на его красоте. Поэтому должно сказать, что и здесь, на земле, красота есть, скорее, то, что освещает симметрию (милого лица), чем сама симметрия, и возлюблен именно этот (играющий на милом лице свет). Почему свет красоты пребывает на живом лице, на мертвом же остается лишь след его, даже если составляющая лицо плоть и его пропорции еще не увяли? Почему красивей более живые статуи, даже если другие пропорциональней? Почему живой человек, пусть даже он уродлив, красивей, нежели изваянный красавец? Потому что живое более желанно, а это так потому, что оно имеет душу, а это (в свою очередь) потому, что она (сама по себе) благовидней (любого тела), а это потому, что она (душа) как-то изукрашена светом Блага".
Игорь то и дело перечитывал эти слова. Насколько же они глубже, проникновенней, просто красивей, чем, к примеру, все то, что изрекает Радугин. Как он, Игорь, смог этот текст променять на то, что выходит из-под неугомонного пера его куратора? Непостижимо. И все же именно он так и поступает, регулярно выслушивает безумный поток сознания Радугина, не забывая при этом принимать восхищенный вид.
Однажды Игорь во время встречи с Татьяной незаметно для себя утратил самоконтроль и стал рассказывать ей, как продвигается у него работа о Плотине. Обычно в их беседах он старался не касаться подобных тем, так как понимал, что никакого понимания у нее не найдет. Татьяна, хотя и является дочерью декана философского факультета, философию терпеть не может. И всегда пресекает разговоры о ней на ранней стадии.
Но в тот раз что-то в нем заклинило, и он перестал контролировать себя. Ему не столько захотелось поговорить об этом с Татьяной, сколько обсудить собственные мысли с самим собой. Но для этого требовался другой человек, пусть даже такой, который совсем не интересовался этим предметом.
В последнее время Игорю сильно не хватало собеседников, таких, какими на первое время стали его друзья Андрей и Вениамин. Затем их эстафету перехватили Елагин и Злата. Но сейчас рядом с ним не было ни одной такой личности. Это создавало в жизни незаполненную пустоту. Вот он, потеряв осторожность, стал делиться с Татьяной тем, чем был переполнен его мозг.
Игорь быстро осознал, что делает что-то не то. Татьяна внезапно ушла в себя, ее лицо сделалось отчужденным. Она шла рядом, но не с ним, старалась не смотреть на него. В какой-то момент Игорь окончательно понял, что делает что-то не то, — и замолчал.
— Ты меня не слушаешь? — спросил он.
Татьяна довольно долго не отвечала. При этом ее лицо показалось ему совершенно чужим, каким он не видел его давно.
— Я тебя слушаю, — вдруг проговорила она глухим голосом. Затем вдруг резко повернулась к нему. — Зачем ты это делаешь?
— Ты о чем? — не сразу понял он.
— О твоем будь он трижды неладен Плотине. Я была уверенна, что ты навсегда расстался с ним.
— Что значит, расстался? — удивился Игорь. — Он жил давно, мы никак не могли с ним встречаться.
— Это не важно, кто, когда жил. Важно то, что он по-прежнему живет в тебе. А ты никак не можешь с ним расстаться. Папа очень этим недоволен и обеспокоен.
— Евгений Леонидович, мне ничего об этом не говорил.
— А он тебе и не скажет. Зато он мне сказал, что если ты не одумаешься, свадьбы не будет. И я с ним согласна.
— Причем тут Плотин и наша свадьба.
— Я тоже долго думала, что ни причем. А сейчас, послушав тебя, ясно поняла, что очень даже причем.
— Танечка, давай не будем ссориться. То, что я занимаюсь Плотином, никак не должно влиять на наши отношения.
— Скажи, ты действительно ничего не понимаешь, или прикидываешься дурачком?
Еще никогда Татьяна не говорила с ним таким грубым языком. Даже, когда она узнала об его измене, то не казалась такой злой, как сейчас. Тогда она скорей выглядела несчастной.
— Я, правда, не понимаю, — пробормотал Игорь.
— Папа мне часто повторяет: все в мире взаимосвязано. А с тем, кто это не понимает, лучше не связываться. Своим Плотином ты роешь себе могилу. Если ты объявишь всенародно, что собираешься посвятить себя ему, тебе никто и никогда не даст ходу. Я тебе скажу то, чего не хотела говорить, надеялась, что ты сам откажешься от этой своей диссертации. Папа и Радугин не так давно обсуждали твою работу, и Радугин сказал, что тебя надо увольнять, так как ты не оправдал надежд. Папа с трудом уговорил его пока это не делать и дать тебе еще шанс. Я хотела с тобой об этом поговорить в ближайшее время, но ты сам затеял этот разговор.
Игорь почувствовал себя раздавленным словами Татьяны. Он не предполагал, что все зашло так далеко. Он наивно полагал, что хотя бы в этом сугубо академическом вопросе может делать то, что хочет. В конце концов, какое дело режиму до Плотина, он никак не повлияет на него на его прочность.
— И что ты хочешь? — спросил он.
— Чтобы ты немедленно прекратил писать свою дурацкую диссертацию о Плотине, а новую для нее тему согласовал с моим отцом или Радугиным. Это мое второе условие, чтобы состоялась наша свадьба. А сейчас поеду домой. Не провожай.
Игорь смотрел, как уходила Татьяна. Она ни разу не обернулась, словно бы отрезала его от себя навсегда.
Дома он собрал все материалы своей диссертации в коробку и поставил ее на верхнюю полку. После чего, несмотря на раннее время, лег спать.
96.
На следующий день Игорь позвонил своего куратору и сообщил, что решил отказаться от работы над диссертацией о Плотине и хочет найти другую тему. Почему-то Каракозов думал, что Жемга обрадуется этому решению, но его собеседник не выразил никаких эмоций.
— Новую тему диссертации согласуй с Радугиным, все зависит от него. Я лишь формально твой куратор, — произнес Жемга. Больше он не стал ничего объяснять, а просто прервал связь.
Идти к Радугину Игорю жутко не хотелось, но он понимал, что выбора у него нет.
Когда Игорь вошел в кабинет Радугина, тот встретил его долгим и пристальным взглядом. Он рассматривал его так, словно бы хотел понять, что за человек сейчас стоит перед ним.
— Давно ты не удостаивал меня своим визитом, — сказал Радугин. — Чему обязан?
— Александр Селиверствович, я решил отказаться от прежней темы диссертации и обсудить новую.
— Что же это вдруг?
Игорь понимал, что его ответ должен прозвучать убедительно.
— Я хотел связать философию Плотина с сегодняшним днем, показать, что она вполне коррелируется с нынешними проблемами. Но у меня ничего не получается. — Игорь постарался, как можно убедительней сыграть растерянность и одновременно раскаяние. — Вы были правы, когда не советовали мне этим заниматься.
