— Оставьте нас! — велел король.
— Но, Ваше величество, он опасен! — возразил капитан.
Орлен качнул головой, и гвардейцы подчинились.
— Что вам известно?
— Вы можете заткнуть рты своим приближённым, но есть и те, кто молчать не станет. Я поспрашивал в бедняцких кварталах. Туда попадают даже придворные, впавшие в немилость. Вот они-то и есть самый ценный источник сведений, — отвечал Николас. — Умбер ведь был вашим сводным братом. Ваш отец так же, как и вы, имел пагубную склонность к "волшебной любви". Только фаворитка у него была всего одна, прекрасная ши Вифания. Он потерял от неё голову. Когда она забеременела, он пожелал сделать её королевой, а их будущего ребёнка — наследником в обход вас.
— Он никогда нас не любил, и мать тоже. Свёл её в могилу раньше срока, — угрюмо ответил Орлен.
— Вам подсобил вождь Пареда. Он ведь ещё во времена вашего отца доставлял ко двору волшебных дев. Только вот Вифанию, которая его ненавидела, на троне он терпеть не собирался. Жерард опоил её абортирующим зельем, но на ши оно подействовало не так, как на человека. Вифания страшно мучилась. Целители из Компании не спасли её, а ребёнок из-за зелья оказался калекой. Ваш отец обвинил его в смерти своей возлюбленной и выкинул в сточную канаву. Там его подобрали ши. В отличие от людей, они не бросают своих сородичей, даже когда те этому не рады. Они выходили Умбера и обещали отомстить. Ваш отец так и не оправился от потери Вифании и вскоре умер от тоски. О его намерении передать трон полукровке все забыли. Жерард помог вам удержать власть, когда вы были ещё юнцом. За это вы поддерживали Компанию и подчас слепо следовали его воле. Когда Умбер появился вновь и начал баламутить народ, вы снова обратились к вождю. Он избавился от горбуна, подставив меня заодно.
— Вы слишком любопытны на свою голову, — ледяным тоном ответил Орлен.
— Я Охотник на демонов. Это — часть моего ремесла.
— Кто ещё знает?
Николас усмехнулся:
— У меня нет и не было желания свергать вашу власть или порочить вас. Я хочу защитить людей от демонов. А то, что творите вы и чему потакает наш вождь, вливая в ваши уши сладкий яд, может привести нас к гибели. Уже привело!
— И поэтому вы отравили наших фавориток? — спросил король устало.
— Что? — Вот это новость! Николас думал, Аруин ищет способ их освободить, даже тех, кто не принадлежал к его племени. — Яд — оружие женщин и книжников. Да и не стал бы я убивать без веской причины.
— Тогда куда же подевалась Иветта, с которой вы так жаждали поговорить?
— Покажите мне место преступления, и может, я что-нибудь пойму. Я уже догадался, кто убивал людей на болотах. Возможно, эти преступления связаны.
— Хорошо, — после недолгого раздумья согласился король.
Охотник открыл дверь. Орлен велел гвардейцам сопроводить их обоих в гарем, который находился на нижнем этаже женской половины дворца.
Посреди большого круглого зала был разбит фонтан. Стены украшала пестро расписанная аркада, на мраморном полу лежали толстые ковры, в клетках на ажурных подставках томились канарейки и соловьи.
Убитых женщин оставили на приземистых диванах вдоль стен рядом с резными столиками. Тела не выглядели повреждёнными, напротив, казалось, обитательницы гарема просто уснули. Их причудливые лица c нечеловеческими чертами застыли, выражая безмятежную радость.
— Мы приказали не трогать их до вашего прихода, — сообщил король. — Что скажете?
В чашке на ближнем столе оставалось ещё немного отравленного напитка. Николас внимательно его изучил и отошёл к двери, чтобы взглянуть на общую картину. Тела располагались по кругу замысловатым узором, позы и положения зависели от племени, к которому принадлежали демоницы. Как для ритуала. А у фонтана из сухих трав были выложены волны и вихри.
— В их чашках не отрава, по крайней мере, не для человека, — ответил Николас. — Чеснок, рябина, вербена, чертополох, полынь, зверобой — это только то, что я определил по запаху и виду. Опытный травник скажет больше. Каждая принимала то, что вредно именно для неё. Судя по тому, что почищенные зубчики чеснока, гроздья рябины, пучки полыни и цветы вербены лежат на столах, девушки знали, что травят себя. Либо они делали это под гипнозом, и демон, наславший его на стольких жертв одновременно, невероятно силён. Либо это самоубийство.
— Но зачем? — недоумевал король. — Разве с ними плохо обращались?
— Не хочу вас огорчать, но демонам, как и птицам, свобода дороже роскоши и даже жизни. Иветта ненавидела свою участь и злилась на меня за то, что я отказался пойти против вас.
Николас прикусил язык — очень хотелось добавить, что сейчас он сожалел о своём решении. Возможно, всех этих смертей удалось бы избежать.
Король недовольно заскрипел зубами, его глаза налились чернотой.
— Это она — убийца?
— Нет. Из-за ожерелья она не могла никому причинить вреда. Но это она призвала убийцу, чтобы он сделал то, от чего отказался я, — Николас обвёл рукой погибших девушек. — Освободил и отомстил за них. За них, и за Умбера.
Орлен сглотнул и передёрнул плечами.
— Тогда где же она? Из гарема Иветта не выходила — стражники не видели. А колдовать, как вы сами заметили, в ожерелье не могла.
Внимательно изучив каждый дюйм в помещении, Николас замер возле камина. Золу тщательно выгребли и давно не топили, хотя погода этой осенью стояла промозглая. На полу остались царапины. Николас зажмурился и положил ладони на изразцы.
Ожерелье скрывало ауру, из-за чего выследить ши было почти невозможно. Но Иветта завала его, словно желала, чтобы её нашли, тянулась прозрачными руками, указывая путь.
Николас открыл глаза и принялся ощупывать все изразцы на камине. Один с изображением веточки вереска вдавился внутрь. Камни заскребли по полу, открыв сбоку проход. Орлен распахнул рот от удивления. Охотник запалил факел и обернулся к королю:
— Оставайтесь здесь. Я найду её и приведу к вам. Вы ведь меня отпустите?
Орлен раздумывал, разглядывая мёртвых девиц, но потом всё же кивнул.
Николас поспешил по коридору. Вскоре он оказался в знакомом лабиринте каменоломен. Искать Иветту нужно было в костнице. Если в гареме действительно совершали ритуал, то для завершения выбрали бы пропитанное смертью место.
Он оказался прав: впереди забрезжил свет. Николас протолкнул себя в узкий лаз и спрыгнул в большой зал.
Иветта сидела на составленном из черепов троне. На её лице белой глиной были выведены тонкие переплетающиеся узоры — вихри и волны. Ставшие фиолетовыми губы растягивались в сумасшедшей ухмылке, щурились в отсветах факела нефритовые глаза. Распущенные волосы украшал венец из терновника.
— Долго же ты, — злорадствовала она. — А времени у тебя — лишь до рассвета.
Николас непонимающе моргнул:
— К чему эти самоубийства? Город и так достаточно запуган. Вы могли бы договориться с Орленом, и он отпустил бы вас в обмен на безопасность своих подданных.
Иветта рассмеялась.
— Глупец! Мы не стали бы жить осквернёнными близостью с этим... — она произнесла что-то злое на нечеловеческом наречии. — Но зато мы помогли владыке отомстить. Сегодня полнолуние. Наши жертвы дадут Аруину силу уничтожить весь этот нечестивый город. Как только небесная кровь прольётся на землю, та обратится в трясину и пожрёт всех. А меня за помощь владыка сделал владычицей грёзы.
— Нет, я ему не позволю. У меня есть меч из звёздного металла, а владыка потерял свой несокрушимый клинок давным-давно, — процедил сквозь зубы Николас.
— Но воспользоваться им в состоянии только Безликий, не так ли? — ухмыльнулась Иветта. — Беда в том, что отыскать его ты сможешь, только когда вспомнишь, кем был в прошлом воплощении. А вспомнишь его ты, только когда умрёшь.
— Я справлюсь и без этого. А тебя отведу обратно к королю. Пускай сам разбирается, что с тобой делать.
— Не трать время даром, а то потеряешь. Самое дорогое потеряешь.
— Я уже потерял и дедовский меч, и свою честь. Что ещё можно у меня отнять?
— Ох, тщеславный мальчишка, что значит честь, когда на кону жизнь близкого? Он уже у моего владыки. Торопись!
Иветта громко свистнула. Из ведущего на болота прохода выскочил белый пёс. Николас выхватил из-за пазухи кинжал, но прежде, чем успел ударить, кун ши бросился в объятия Иветты и вцепился ей в горло. Обернув лезвие ветроплавом, Николас пронзил незащищенное пёсье брюхо, разрывая внутренности в клочья. Иветта судорожно дёрнулась и обмякла. Так же тихо испустила дух холмовая гончая.
Николас вынул лезвие и отступил на шаг. Безумие! Но если Аруин снова кого-то похитил, нужно торопиться.
Охотник побежал к топям. Когда выскочил на воздух, по всему болоту блуждали огоньки. Закаркал в вышине ворон и камнем рухнул ему на голову.
— Кра-а-апасть! Кра-а-пасть! Кра-кра-кра! — вопил он суматошно, хлопал крыльями и смотрел в глаза так, словно требовал, чтобы Николас что-то сделал.
Живот стягивало ледяным ужасом.
— Вон он! — закричал Жюльбер и побежал к Николасу.
Следом спешили остальные одарённые. Их ряды расступились, чтобы пропустить Жерарда. Он ковылял стремительно, опираясь на свою трость. Даже в свете луны было заметно, что его лицо перекосилось и побагровело.
— Ты... ты... — рычал он. — Это ты виноват! Это ты сбил моего мальчика с правильного пути и заразил жаждой свободы. Это из-за тебя он стал неосторожным и решил, будто в большом мире ему ничего не грозит.
— Ноэль? Что с ним?! — обомлел Николас.
— Кра-а-а-а! — закричал Мунин, видимо, обзывая его дурнем тупоголовым.
— Ты ещё спрашиваешь! — ярился Жерард — Из-за твоей записки он отправился вечером в парк, и его похитила та тварь, которую ты прогневал!
— Но я просил Ноэля прийти ко мне в комнату!
— Николас! — донёсся из толпы тонкий голос Бианки. Пробиваясь сквозь строй дозорных, она не замечала даже, что волосы уже не скрывали её шрама. — Я видела его. Безликого! Я думала, что я уродлива, но он просто ужасен. Он похитил Ноэля!
Николас обхватил её за плечи и легонько встряхнул, приводя в чувство.
— Это не Безликий, а владыка ши Аруин. Почему Ноэль не сопротивлялся?
— Он слышал, как лаяла собака, но я не слышала ничего. А потом... потом Аруин вышел из тумана и заколдовал Ноэля. По всему телу появились красные пятна, он упал и не смог двинуться...
— Печать мар? — Николас с подозрением глянул на Жерарда. — Как на Ноэле может быть проклятье нежеланного ребёнка? Я чего-то не знаю, мастер Пареда?
Тот вытаращился и сглотнул.
— Аруин сказал, что если мы хотим увидеть Ноэля живым, то его брат должен спуститься в грёзу и отыскать его там до рассвета, — закончила Бианка, едва сдерживая всхлипывания.
— Правильно. От печати мар спасти может только близкий родственник, — озвучил Николас свои мысли.
— Я... я пойду! Я отыщу моего мальчика. Я убью эту тварь, даже если мне придётся разорвать его глотку собственными руками! — кричал Жерард. Остальные пытались его успокоить, но он отталкивал их, надвигаясь на Николаса грозовой тучей. — Это ты! Ты виноват! Его кровь на твоих руках! Его смерть на твоей совести! — старческие руки вцепились Охотнику в горло. — Всё из-за твоей глупости и упрямства. Из-за твоих дурацких идей, что на свободе можно выжить. Из-за твоей безответственности!
— Мастер Пареда, остановитесь... Мастер Пареда! — оттаскивали вождя за плечи дозорные.
Николас стоял оглушённый. Руки снова оказались покрыты кровью, пальцы скрючились и провели по похолодевшему лицу, измазались щёки, глаза, рот.
"Самое дорогое потеряешь. Твои близкие гибнут из-за тебя, из-за твоего проклятья, из-за твоих ошибок".
Родители, брат с сестрой, Юки. И вот теперь... друг, что стал ему дороже брата. Друг, которого он клялся защищать, друг, которому обещал всегда быть рядом. И не сдержал слово, потому что ни один смертный не может находиться везде одновременно.
Надсадно каркал Мунин. Голову сдавливал спазм, зрение мутилось. Николас видел Ноэля в ворохе чёрных перьев. Из раны на боку текла чёрная отравленная кровь. Грудь вздымалась всё медленней, глаза тускнели и закатывались.
Взметнулась волна огненно-рыжих волос, сверкнули жёлтые глаза:
"Ты виноват! Тебя не было рядом, — яростный клич бил по ушам, совсем непохожий на старческий голос Жерарда. — Ты никогда и никого не мог спасти!"
Знакомая дрожь охватывала всё тело, вот-вот дар начнёт подводить, а с ним и рассудок. Нет, только не сейчас. Надо продержаться!
Николас со всех ног кинулся к трясине. Чутьё безошибочно указывало, где находился незаметный в тусклом свете луны проход. Отпустив подушку ветроплава, Охотник оттолкнулся от последней твёрдой кочки и нырнул в трясину. Вдогонку неслись крики:
— Остановите его! Остановите! Да нет, за ним, живее! Он покажет дорогу!
Вязкая пустота сомкнулась над головой, свет померк, на грудь навалилась каменная глыба. Николас досчитал до трёх, гоня прочь сомнения и панику. Ноги ударились о твёрдую почву. Затхлый, пещерный воздух заполнил грудь. Охотник распахнул глаза.
Повсюду мерцали зелёные огоньки, похожие на светлячков. Их свет отражался от множества зеркал, кривых, ломанных и обычных. И правда, лабиринт. Ноэль где-то там. Как сказала малютка Бри? Если любишь достаточно сильно, то найдёшь дорогу. Так вот, он любит больше себя и ненавидит так жгуче, что кровь кипит в жилах.
На поверхности зеркал возникали зыбкие фигуры. Лизи, Эдвард, мама — такие, какими Николас их запомнил. Они звали его к себе, дурманили тоской сердце. Кружилась голова, взор заволакивало туманной пеленой, в уши лился их шёпот, забытые, но такие родные голоса. Как не последовать за ними? Ведь он мечтал об этом с тех пор, как потерял семью.
Вон милая Юки с младенцем на руках. Ни одна женщина не вызывала в нём столь искренних чувств, не бередила душу томлением. Вот бы обнять, почувствовать её в своих руках, дышащую, живую, а не мучиться от воспоминаний, тягостных и сладких одновременно.
Нет. Нет!
Николас прокусил губу до крови. Её вкус отрезвил. Что говорила Бри? Она послушала отражения и не справилась. Потому что... потому что думать надо о живых, а не о мёртвых. Один из первых законов Сумеречников, Гвидион же так долго вдалбливал его Николасу в голову.
Ноэль! Ноэль ещё жив, нужно думать о нём, нужно спасти его во что бы то ни стало. Только это смоет с рук призрачную кровью.
Призраки становились ярче, будто обретали плоть, их песни притягивали всё сильнее.
"Ступай в грёзу, милое дитя, с первым лучом солнца ты останешься с нами навсегда!"
Что говорил Аруин? Нужно пройти сквозь лабиринт отражений. Сквозь зеркала. Значит, их нужно разбить!
Сорвав с себя плащ, Николас располосовал его ножом на лоскуты и обмотал ими кулаки. Прорвётся! Обязательно прорвётся!
Окружив себя ветрощитом, Охотник подошёл к зеркалу, где отражался Эдвард.
"Прости, братец, но так надо".
Кулаки врезались в хрупкую поверхность, она пошла трещинами и разлетелась на осколки. Следующей оказалась Лизи — её было нестерпимо жалко, почти так же больно, как в тот день, когда Лучезарные перерезали ей горло. Но Николас ударил, разбил.
