-Мужики, живём! -ликовал Сергей, пытаясь поломать одну из принесённых рыбин. -Эх-х, сухая... Как деревяшка. Ну да ничего, справимся. Спасибо, Лидунь, от всего мужского коллектива объявляю тебе благодарность!
-Рада стараться! -отсалютовав, Лидия заняла место за столом.
-Так что там у вас за история с гаражом-то? — напомнил капитан. -Я тоже хочу посмеяться.
Вспомнив про пресловутый гараж, ребята опять принялись хохотать.
-Бекас, расскажи ты, — толкнул Ивана Сергей.
-Это было в прошлом августе, — начал рассказывать Бекас. -Жарища тогда стояла страшная. Градусов тридцать пять. А брательнику как раз приспичило свой драндулет ремонтировать. У него "Нива" старенькая, у которой там передний мост начал стучать, кажется... Ну вот, Витька и уломал меня помогать ему с ремонтом, ну а я, вон, Серого позвал. Втроём-то сподручнее. Купили пивка, сухариков, ну и картошки этой растворимой. Пришли в гараж, а там духотища, как в парной. Ну, мы разделись до трусов, и давай под машиной лазить. А я чую, что-то уж больно там бензином пахнет, а откуда — не пойму. Копались в машине, копались, потом сделали перекур, сообразили по пивку. Ну я у брата и спрашиваю, мол чего так бензинищем разит? А он отвечает, мол вчера купил в запас две канистры...
Слушая Бекаса, Ольга вдруг почувствовала, что никак не может сосредоточиться на его повествовании. Поток каких-то посторонних мыслей то и дело сбивал её с нормального восприятия обстановки, унося куда-то в сторону, запутывая в клубок сложных раздумий. Избавиться от этого у неё не получалось. Чувство того, что она совершила непоправимую ошибку всё сильнее и сильнее томило её разум, всё ещё пытающийся отстоять свою правоту и бесповоротность совершённого поступка. В глубине души Ольга ругала себя за слабость, но окончательно взять себя в руки у неё не получалось. Как будто бы она сама себя загнала в угол.
Сумерки обволакивали корабль всё плотнее с каждой минутой, свидетельствуя о неизбежном приближении ночи. Свет за окнами темнел на глазах, и помещение ресторана медленно, но уверенно затапливалось вечерним полумраком.
-Скоро здесь станет совсем темно, — подумала Ольга. -Нужно включить свет.
-...что самое удивительное, нас даже в милицию не забрали! Настолько все были шокированы нашим видом! -подвёл итог своей истории Бекас. -Но это надо было видеть! Когда Серёга, весь в саже, прыгал там, туша свою рубашку! Ха-ха-ха!
-Мне показалось, что там пожар начался, -разъяснил Сергей. -Это сейчас смешно вспоминать, а тогда я реально трухнул. Ну кто мог подумать, что этот балбес-Витька сообразит налить бензин в худую канистру?
-Помню я этот их ремонт, -вторила ему Лида. -Бекас тогда прибежал домой весь чумазый, в одних трусах, и с опалёнными бровями! Весь двор переполошил.
И они все вместе расхохотались до слёз. Теперь с ними смеялся и Гена.
-Чтобы бензин тушили пивом — это конечно уникальный способ! — восклицал он.
-Помню, Серый вопит: "Плещите мне на ноги! У меня ноги горят!". Я пытаюсь вырвать бутылку у Витьки, а тот орёт: "Нельзя! Пиво не отдам! Щас ещё сильнее полыхнёт — там же спирт есть!" В общем, это было шоу! — от души веселился Бекас.
Сидевший рядом Вовка лишь улыбался, глядя на них. Пропустившая историю мимо ушей Ольга, чтобы поддержать компанию, тоже деликатно посмеялась вместе с друзьями, после чего, выбрав момент, встала из-за стола, и отправилась к выключателю. Сгущающаяся темнота не давала ей покоя. Наконец выключатель щёлкнул, и серебристые люстры нежно залили ресторан мягким спасительным светом, моментально оттеснившим сумрак обратно за оконные стёкла. Благодаря этому, на душе стало немного поспокойнее. Оля вернулась за стол, к своим смеющимся друзьям, внешне кажущимся такими беззаботными.
Multa sunt in moribus dissentanea multa, sine ratione. Ещё одна людская странность. Почему они смеются? Неужели страшная смерть близкой представительницы их вида так быстро ими забылась? Почему вообще возникают такие нелепые парадоксы в мире людей? Почему они так часто плачут на свадьбах и смеются на поминках? Что это значит?
Есть только один ответ. Причиной является всё та же уникальная защитная система человеческой психики. Когда нагрузка становится слишком тяжёлой и невыносимой, когда тоска начинает сводить с ума, люди спасают сами себя, смеясь, когда уже не хватает слёз для того, чтобы плакать. Этот неестественный, искусственный, патологический смех вытаскивает больную душу из пучины непроглядной скорби, возвращая человеку желание жить дальше.
-Давайте споём? -неожиданно предложил Сергей.
Он был уже основательно пьян. Это было заметно по его движениям, лишённым координации, по заплетающемуся языку, и блуждающему взгляду пустых тусклых глаз.
-Давай! — поддержал его Бекас, который был ещё сильнее "нагружен", и даже сидел пошатываясь. -А что споём?
-Ну-у-у, незнаю. Ик. Ч-что-нибудь. Такое, чтобы э-эх-х! -Сергей сжал кулак и потряс им в воздухе.
После этого все начали вспоминать песни, которые можно было спеть. Найти подходящую оказалось сложнее, чем предполагалось. Если кто-то один знал слова какой-либо предлагаемой песни, то их не знали остальные. В конце концов выяснилось, что никто не знает таких песен, которые были бы известны всем присутствующим без исключения. Или же их знали, но не могли вспомнить слов. Воспользовавшись этими пьяными выяснениями, Ольга попыталась тихонько увести Сергея в каюту.
-Серёж, — она слегка потянула его за рукав. -Может быть, хватит на сегодня? Ты уже сильно пьяный. Пойдём спать?
-Погод-ди! -громко ответил Сергей. -Всё н-нормально! Ик. Вот спою сейчас, и пойду спать. Я должен спеть, понимаешь? Это важно.
-Понимаю, — вздохнула Ольга.
-Так что петь-то будем? -спросил Гена.
-Щас, погоди, кэп, — помахал перед ним указательным пальцем Бекас, -мы вспомним какую-нибудь нормальную песню, и с-споём без базара! Ну чё, ребят, ё-моё, неужели вы ни одной песни не знаете, блин! Ваще, нормально.
-А сам-то? — ухмыльнулась Лида. -Я предложила вам спеть "Что стоишь качаясь, тонкая рябина?". Вы отказались.
-Да ну её в баню, твою "Рябину"!
-А вы знаете что-нибудь из репертуара ДДТ? — спросил Осипов.
-ДДТ — это круто, Шевчук, да, у него песни хорошие, душевные, — согласился Сергей, -но, ик, гитара нужна. Без гитары не то совсем...
-Ну вот, опять не слава богу.
-А чё? Я бы сбацал. Может поищем гитарку? Ик! Наверняка где-нибудь найдём.
-Вот ещё, сейчас будем ходить-искать. Не, давайте вспомним лучше что-нибудь, что не требует аккопон... Амкомпо... Аккомпанемента, -с трудом выговорил Бекас.
-Думайте, думайте. Вспоминайте, — торопил Сергей.
На несколько секунд все погрузились в размышления. Наконец Иван положил голову на кулак, и глубокомысленно затянул общеизвестную песню, которую знали определённо все: "О-ой, моро-оз — моро-оз. Не моро-озь меня!".
К нему тут же присоединились Сергей, Гена и Лида. Четыре нетрезвых голоса усиленно выводили слова, стараясь петь с душой. Возможно, им казалось, что они поют замечательно, хотя со стороны это нелепое песнопение звучало по меньшей мере бездарно, и резало слух трезвого человека.
Ольга всегда недолюбливала подобные пьяные выступления за столом. Ей были больше по душе другие песни. Не такие, "лишь бы что-то орать" в пьяном угаре, а глубокие, чувственные, мелодичные. В идеале, исполняемые под гитару. И уж совсем хорошо петь на природе, у костра... Но подобная мечта была, разумеется, невероятно далека от того, что происходило сейчас. Оле хотелось поскорее уйти отсюда, в тишину, подальше от грохота неровных голосов, действующих на неё раздражающе. Но она терпела ради Сергея, молча дожидаясь завершения этой "душевной" песни.
Молчал и Владимир. Но он молчал по иной причине. Геранин вообще никогда не пел, наверное, потому, что стеснялся своего голоса, и полного отсутствия слуха. Не смотря на это, песня явно подействовала на него совершенно иначе, нежели на Ольгу. Взгляд толстяка просветлел, он заметно оживился и приободрился. Хотя, его состояние могло измениться благодаря действию всё той же водки.
Но вот, наконец-то, песня закончилась. Ребята весело загудели, радуясь тому, "как здорово у них получилось спеть". Сергей глупо аплодировал сам себе, и выкрикивал фразы типа: "Браво!", "Потрясно!" и "Ай да мы!". Затем, немного успокоившись, он перевёл свой тупой пьяный взор на Ольгу, и, икнув, спросил:
-Слушай, а ты почему не пела, а?
-Я сегодня не в голосе, — попыталась отшутиться та.
-Не, это неправильно, Оль... Ик! Мы так старались, так пели, а ты нас не поддержала, ик!
От Сергея сильно пахло сивухой, и при каждом его выдохе Оля с трудом сдерживалась, чтобы не сморщиться и не отвернуться.
-Серёж, всё, хватит. Ты хорошо спел, теперь иди спать, -как можно деликатнее попросила она.
-Но ты-то с нами не спела. Д-давай споём вместе, и-и с-с-сразу с-спать... Ик! Без вопросов, — Серёжку уже сильно развезло, и в своём пьяном кураже он был неуправляем.
-Я не хочу петь.
-Почему?
-Да чё ты пристал к человеку? -приподнял шатающуюся голову Бекас. — Прилип как банный лист.
-П-погоди-и... Тут надо разобраться.
-Ты же мне обещал, — прошептала Ольга, заглядывая в непробиваемо-пьяные глаза Сергея. -Забыл?
-Д-да, обещал, — сильно тряхнул головой тот. -Ик, ой-и... Блин. Да ч-что это я раз... Ик! ...ался? Обещал, да. И пойду спать! Но мы же только начали распева-аться, понимаешь?!
-Эх, ты, — Оля отвернулась.
-Не обижайся, Олечка, я тебя люблю... Просто мы тут это... Ик. А ты спать хочешь, да? Ну иди, любимая, иди спать. А я щас... Следом за тобой. Мы тут только споём ещё разок, и всё. И я сразу пойду. Ик! — произнося это, Сергей попытался обнять её, но Ольга быстро высвободилась, и вышла из-за стола.
-Ладно, как хочешь, — сухо произнесла она, окинув присутствующих беглым взглядом. -Всем спокойной ночи.
-Угу. И тебе доброй ночи. Приятных снов, — рассеянно кивнули те.
Сразу после этого Сергей облокотился на стол, и протяжно завыл:
-Чёрный во-орон, что-о ж ты вьёшься...
-Над мое-ею голово-ой... — моментально подхватили новую песню друзья.
А Ольга уже шла к выходу, не оглядываясь и не замедляя шаг. Ей хотелось уйти отсюда как можно скорее. Спрятаться в каюте, укрыться одеялом, и постараться уснуть, чем быстрее — тем лучше. Впереди была тяжёлая ночь, в которой уже не будет необычных чудес, навсегда оставшихся по ту сторону непроницаемой бездны, единственный мост через которую она уже сожгла. Эта ночь должна была быть обыкновенной, жутко обыкновенной, наводнённой мыслями, по большей степени неприятными. И воспоминаниями, о которых лучше вообще забыть. Оля понимала, что, не смотря на усилия воли, она была морально не готова к этой ночи. А ведь её нужно было пережить во что бы то ни стало. Главное — заснуть. Только заснуть. Забыться и отключиться.
Двери захлопнулись за её спиной. Звуки "Чёрного ворона" становились тише с каждым шагом, по мере её удаления от ресторана, уступая место тишине, разбавляемой лёгким гудением коридорных ламп. Каюты последовательно чередовались вдоль стены. Ольга не смотрела на их номера. Она уже научилась узнавать нужную дверь подсознательно. Стоп. Вот она.
Дверь, знакомо рокоча вращающимися роликами, отползла в сторону, впустив девушку в помещение, заполненное темнотой. Первым делом она включила свет, затем устало легла на свою койку, и принялась бесцельно разглядывать потолок. В голове царил полный сумбур. Внезапно, среди этой каши промелькнула озорная фантастическая мысль. "Вот если бы я научилась контролировать собственное сознание, то, наверное, смогла бы выдумать веник, которым можно было бы смести весь этот мысленный мусор в воображаемый совок, и выбросить его в придуманное ведро". Забавная фантазия заставила её улыбнуться, но не надолго. Тут же вспомнив, что "Иллюзиум" уничтожен, Ольга горько вздохнула. Зачем она это сделала? Чтобы спастись! От чего? Рука невольно шарила под подушкой. Пусто. Значит происшедшее не было сном, хоть и так походило на него...
Сейчас Ольге казалось, что этот день тянулся половину её жизни, и обнаружение мёртвой Насти произошло не в середине дня, а несколько лет назад. Странное ощущение. Главное — не заплакать. Слёзы пробуждают жалость к самой себе, а это сейчас лишнее. Почему молчит внутренний голос? Почему он никак не отреагировал на её поступок? А может быть реагировал, но она не хотела его слышать?
-Почему ты молчишь? -спросила она у пустоты.
Ответа не последовало. Стены поглотили её голос без остатка.
-Женя, что мне делать? -продолжала вопрошать она. -Если ты меня слышишь — откликнись!
Чего она добивалась, взывая к тишине? Безумие какое-то... Разум и душа Ольги схлестнулись в жестоком поединке. Она металась, комкая постель, ища выхода. Но его не было. Почему здесь так пахнет цветами? Приторный аромат пропитывал каюту, одурманивая сознание. Откуда он исходил, если здесь не было ни одного цветка? А может быть, ей лишь казалось? Цветочный дух порождал новую волну романтических воспоминаний, избавиться от которых было уже невозможно. Всё существо Ольги тянулось в тот оставленный мир иллюзий, где так легко было забыть обо всём и спрятаться от боли и тоски.
Она села на койку, обхватив себя руками, и наклонив голову. Прядь волос свалилась ей на лицо, но она не обращала на это внимания. "Боже мой, это же ломка! Настоящая ломка!" -стенал здравый смысл, забившийся в угол разума, наполненного хаосом противоречивых чувств, которые то схлёстывались и разлетались, то спутывались клубками. Что же она натворила!
Глупая девочка не знает, что сердце иногда бывает мудрее разума, потому что в отличии от него, оно способно заглянуть за горизонт.
Ольга взволнованно отпрянула назад, поджав ноги, и прильнув спиной к стене. Услышанный только что голос, точнее писк, был таким реальным и таким близким. Только непонятно, кому он мог принадлежать. Разве что совсем маленькому ребёнку.
-Кто? Кто здесь? -нервно озираясь по углам, спросила девушка. -Где ты прячешься?
Голос больше не повторился, зато появилось нечто другое. Над пластиковой бутылкой, стоявшей на столике, образовалось какое-то фигурное марево, которое Ольга поначалу приняла за пар. Но в бутылке был налит не кипяток... "Он не умрёт, пока в твоём сердце есть любовь", — всплыли в её памяти слова Евгения. Жёлтая орхидея... Оля потянулась к столу и протянула подрагивающую руку к бутылке. А что если действительно? Что если это правда? Надо всего лишь поверить, как и в опыте с иглой. Надо вспомнить её. Закрыв глаза, девушка стала вспоминать подаренный ей цветок. Аромат стал ещё отчётливее... Свежесть хрупких лепестков, неповторимая форма чашечки, похожей на необыкновенную корону, приятный лучистый цвет — её любимый цвет. О, боже, а ведь она пыталась заставить себя забыть это чудо! Веки открылись, и Ольга чуть не задохнулась от увиденного неправдоподобия, абсолютно не сопоставимого с реальностью. Над бутылкой проступал полупрозрачный силуэт жёлтой орхидеи на длинном стебле. Это была она! Лёгкий страх, сжимавший сердце девушки, сменился трепетным восторгом. Пальцы легко сомкнулись на стебельке цветка, и... соприкоснулись друг с другом, пройдя сквозь него, как сквозь голографическое изображение. Но теперь Ольга уже была уверена в своих возможностях, и не побоялась проявить настойчивость.
