— Вот только к 1689 году волна охоты на ведьм явственно пошла на спад. В той же Испании процессы о колдовстве сошли практически на нет в 1614 году, трудами инквизитора Алонсо де Саласар-и-Фриаса. Так что реально охота на ведьм к моменту принятия Статута продолжалась разве что в Священной римской империи германской нации. А Статут предложили маги английские (где размах охоты на ведьм был, пожалуй, наименьшим в Западной Европе) и русские (где вообще за всю историю известны меньше трех сотен процессов о колдовстве).
— Но тогда... Почему? — Парвати как-то жалобно посмотрела на нас.
— Это связано с самой природой как реальности вообще, так и человека — в частности, — ответил я. — Каждый из разумных несет в себе Искру Творца, способность напрямую, своей волей, определять реальность. Но очень мало кто способен пользоваться этой возможностью сознательно. Однако, есть она практически у всех. И если разумный наблюдает нечто, что резко выламывается из его представлений о реальности — формируется Парадокс*. Он может проявляться несколькими способами...
/*Прим. автора: концепция Парадокса и его проявлений в реальности цельнотянута (хотя и с изменениями) из книги правил Мира Тьмы "Маги: Восхождение"*/
— Самое слабое и наименее опасное проявление Парадокса, — подхватила Гермиона, — это Неверие. Когда заклинание оказывается ослабленно, или даже просто срывается и не оказывает действия на реальность...
— Его уносят крылатые пенчекряки, — не сдержалась Луна.
— Начинающие маги не могут преодолеть даже собственного Неверия... — продолжила Гермиона.
— Это вроде как... когда мы превращали спички в иголки, и из всех только ты смогла хотя бы посеребрить и заострить спичку? — попробовала угадать Парвати.
— Именно, — кивнула Гермиона. — Я тогда чересчур верила взрослым, и приняла, что то, что требует от нас учитель — возможно. Вот у меня и получилось. Макгонагалл, Мастер Трансфигурации и декан одного из Домов Хогвартса может довольно-таки легко преодолеть Неверие даже большой семьи. И именно потому она ходит по семьям магглорожденных.
Я промолчал о том, что, возможно, именно поэтому за мной после цирка с совами приехал Хагрид, а не Макгонагалл, которая вполне могла захотеть сделать с Дурслями что-нибудь... противоестественное — и у нее бы это получилось существенно лучше, чем у Хагрида, который только и смог, что наколдовать Дадли поросячий хвостик.
— ...но многотысячная толпа, — кажется, я отвлекся, и вернулся к реальности, прослушав часть общения Гермионы с нашей ученицей, — может своим Неверием перебить заклятье даже Великому магу.
— Ох, — вздрогнула Парвати.
— Более сильный Парадокс создает Хаос, — теперь уже заговорил я. — Заклятье не срывается, но обретает случайные эффекты и нацеливается абсолютно случайным образом. Подобные эффекты часто возникают, если использовать неподходящий инструмент для колдовства (например — сломанную палочку), или ошибиться в формуле. Классический пример приводил нам профессор Флитвик. Про буйвола, вызванного ошибочным произнесением заклятья левитации.
Сам же я подумал про другое: обвал, вызванный Локхартом при помощи сломанной палочки в прошлом варианте реальности. Не было ли это проявлением Парадокса?
— Еще более опасное проявление Парадокса — Бедлам, — подхватила Гермиона. — Когда сила, вложенная в заклятье, столкнувшись с Неверием людей, обрушивается на самого мага. Разного рода навязчивые желания, нарушения критического мышления, разрывы в логике, всякие стремные фетиши, и разнообразные мании... Так или иначе, они присутствуют у чуть менее, чем каждого первого волшебника.
— Если сковать мозгошмыгов цепью Глейпнир — можно снизить скорость их шмыганья, — с отсутствующим видом произнесла Луна.
— Да, — согласилась Гермиона, — окклюменция может помочь. Вот только, изучают ее — немногие.
— Следующее проявление Парадокса, — Гермиона продолжила лекцию, — это Аномалия. Когда разумный еще не готов принять реальность того, что он наблюдает — реальность может треснуть. И в зоне аномалии становится возможно... многое. Самопроизвольно загорающийся или же гаснущий огонь, летающие предметы...
— "Но, не зная того, камни падают вверх", — напел я, и Гермиона кивнула.
— Большая часть того, что называется "детской магией" — это именно что Аномалии, а не "заклинания", — добавила она.
— А еще есть... проявления? — немного дрожащим голосом спросила Парвати. Кажется, перечисление неприятностей, способных обрушиться на неосторожного колдуна — ее впечатлило.
— Есть, конечно, — усмехнулась Гермиона. — Но, не бойся. Осталось не так уж много. А конкретно — два варианта проявления Парадокса. Печать и Вторжение.
— Печать, — подхватил я нить разговора, пользуясь тем, что Гермиона сделала паузу, чтобы отпить из фляжки, — это когда неудачно пошедшее под действием Парадокса заклинание обрушивается на тело колдующего...
— У Тысячи Сынов это называлось "Искажение плоти", — вмешалась Гермиона. И, обратив внимание на недоумевающий взгляд Парвати, пообещала: — Я тебе потом дам книги. Интересные.
— В общем, — подхватил я, — звериные головы египетских богов, рога и копыта, с которыми изображают чертей, а уж какими рисовали ангелов те, кто их реально видел... — это все проявления Печати.
— Кентавры, вейлы... — начала было перебирать Парвати, но Гермиона покачала головой.
— Вряд ли. Печати — не повторяются. А вот многорукая Кали, или слоноголовый Ганеша... Вполне может быть, что они подверглись этом эффекту. Впрочем, тут я могу и ошибаться. Есть вероятность, что они сами настраивали свой Облик, чтобы обрести Атрибут.
— Ну и последнее проявление Парадокса, — я обнял Гермиону. — Вторжение или Прорыв. Любой маг, по определению, есть слабое место в преграде, отделяющей материальный мир от ужасов варпа. Колдуя, волшебник сознательно ослабляет преграду. А когда на это накладывается Парадокс — защита может не выдержать и лопнуть, привлекая кого-то с Той Стороны.
— Те твари, которых вы мне показывали? — охнула Парвати. — Они могут... могут...
— Мозгошмыги, лунопухи, серебряные попрыгайцы, — с улыбкой стала перечислять Луна.
— ... кровопускатели, чумоносцы, огневики, демонетки, — подхватил я.
— Ну, это уже ты хватил через край, — фыркнула Гермиона. — Не надо запугивать Парвати. Чтобы в наш мир прорвалась Нерожденная тварь, способная к воплощению в физическом облике... Это должен доколдоваться кто-то вроде Дамблдора.
— Или их могут Позвать, — меланхолично произнесла Луна.
— Или Позвать, — согласилась Гермиона. — Но мы сейчас говорим о Парадоксе. А Призывы, все-таки, проходят по другой статье.
— В общем, — перешла Гермиона к следующей части лекции, — мы — волшебники. И мы верим в возможности друг друга. Так что, когда колдуешь в волшебном мире, риск нарваться на Парадокс — невелик.
— Невелик настолько, — влез я, — что подавляющее большинство волшебников о нем даже не подозревают. И, когда все-таки сталкиваются с ним — списывают срывающиеся заклятья, нехарактерные мысли и прочие эффекты на собственное неумение, невезение, или "злое лиходейство Врага".
— Это особо не скрывают... но и вслух о таком обычно не говорят, — продолжила Гермиона. — Точно знают о Парадоксе те, кто вынужден работать среди магглов. Обливиаторы, авроры, служащие телохранителями важных магглов, устранители последствий случайного колдовства...
— ...Артур Уизли, — подхватила Луна.
— Да, скорее всего, он — знает, — кивнула Гермиона.
— Но... — задумалась Парвати, — почему тогда Статут не приняли раньше?
— Во-первых, население — растет. Раньше было просто слишком мало магглов, чтобы Парадокс был по-настоящему опасен, — пояснила Гермиона. — Во-вторых, мало — столкнуться с эффектом Парадокса. Надо еще понять, что это — не какая-то случайная неудача, но проявление некой закономерности. В-третьих, надо эту самую закономерность вывести. Ну и, наконец, получив стройную теорию — необходимо убедить в этом волшебников, которые, надо сказать, довольно-таки консервативны. Впервые идеи о Парадоксе были высказаны где-то во времена Колумба. Европейские алхимики и русские волхвы, независимо друг от друга, начали исследовать этот вопрос. И вот, в 1578 году английский алхимик Джон Ди, состоявший в переписке со служившим при дворе русского царя Ивана Грозного Элизеем Бомелием, сумел-таки строго доказать существование Парадокса. И началась более чем столетняя борьба за введение Статута.
— В общем, — завершил я лекцию, — Статут был принят по весьма серьезным причинам. И нарушать его опасно не столько наказанием от ДМП, сколько последствиями, к людскому правосудию относящимися крайне слабо.
— Мозгошмыги перешмыгали звездообразно, — с отсутствующим видом произнесла Луна, играясь в "кошкину колыбель" жемчужной нитью, которой здесь вовсе и не было.
— Да, — согласилась Гермиона, — сейчас эта разумная когда-то мера — приняла совсем уродливые и неразумные формы. И надо с этим что-то делать...
