— Посмотри, Нингорс! Там хонтагнийский караван! — она заглянула в распахнутые ворота и радостно улыбнулась. — Я странствовала с таким! Смотри, там ихуланы...
Двухвостку, отставшую от каравана, завели во двор, и сейчас служители снимали с неё тюки под присмотром одного из Хонтагнов. Остальные собрались у загонов — трое Хонтагнов в дорожной одежде и местный житель — весь в синевато-серой шерсти с белесыми полосами, с длинным хвостом, увитым разноцветными лентами. Коренастый бородач-Оборотень выводил из-под навеса ихуланов, и хески придирчиво рассматривали их бока, ощупывали лапы, заглядывали каждому в пасть. Пернатые ящеры всё сносили терпеливо, но на всякий случай Оборотень стоял рядом с ними, придерживал за поводья и успокаивающе поглаживал по шее.
— Ихуланы вкусные, — пробормотал Нингорс. Кесса покосилась на него с укоризной.
Из-под навеса, на ходу дожёвывая лист папоротника, выбрался огромный бронированный ящер, и Кесса изумлённо мигнула — он и впрямь был одет в броню. И спина, и бока, и лапы, — всё от палицы на хвосте до кончика носа было заковано в тёмный металл, и сверкающие серебристые шипы и лезвия выступали из кованых пластин. Кесса увидела, как ящер проносит тяжёлый хвост через воротца, и короткие плоские иглы по краям его панциря вытягиваются на два локтя. Встряхнувшись с металлическим лязгом, анкехьо понюхал землю, повернулся к ихуланам и разгруженной Двухвостке — та дружелюбно фыркнула — и протопал мимо, снова втянув шипы в бока.
— Стальная броня и шипы из священного тлиннгила, — прошептала Кесса. — Вот каких боевых зверей делают в Венгэтэйе...
Анкехьо остановился, медленно развернулся и с гулким рёвом устремился к воротам. Нингорс расправил крылья и отступил к дому, его лапа потянулась к плечу Кессы, — но ящер уже был рядом. Он остановился, шумно втянул воздух и ткнулся бронированным носом Речнице в грудь. Она охнула, изумлённо разглядывая стальные пластины и поблескивающие из-под кованых век глаза.
— Беглец?! Это ты?!
Ящер зафыркал громче, толкая Кессу твёрдым лбом. Она похлопала по металлическим пластинам. Металл не был холодным, и он не нарос сверху на кости и кожу, — он врос в них, заменив хрупкие роговые чешуи и костные бляшки, и ни царапины, ни щербинки на нём не было. Анкехьо поддел ладонь Кессы лбом и шумно вздохнул.
— Беглец! Ты живой... и вот какой красивый и могучий! — Кесса обхватила его голову и легонько встряхнула. — Как ты узнал меня?!
Нингорс сложил крылья и подошёл к ящеру. Тот рявкнул, отталкивая Речницу под защиту стены и поворачиваясь к хеску шипастым боком. Кесса хлопнула его по макушке.
— Беглец, не надо! Это Нингорс, он — мой друг. Нингорс, протяни Беглецу руку, пусть обнюхает!
Алгана слегка вздыбил шерсть на загривке, настороженно сверкнул глазами — но поднёс ладонь к носу анкехьо. Тот, подозрительно взрыкивая, обнюхал её.
— Беглец! — к воротам подбежал светловолосый Оборотень. Его борода, украшенная алыми нитями, была совсем коротка — едва прикрывала шею. Ящер повернулся к нему, фыркая и мотая головой. Оборотень остановился, скользнул настороженным взглядом по Нингорсу и изумлённо уставился на Речницу.
— Кесса? Знорка из Амариса?! Так это о тебе тут болтают на каждом углу?!
— Делгин! — пропыхтела Кесса, едва не раздавленная в объятиях. — Как ты попал сюда? Где Мэйсин, и где... И Беглец тут! Ты за ним приехал? Его превратили в Зверя-Стража?
— Как видишь, — приосанившись, прогудел Оборотень, похлопывая по стальному панцирю. — Он тут всю зиму просидел! А теперь мы с Кардвейтом заберём его обратно. Смотри, какой хвост! Теперь о Беглеца любая тварь обломает зубы.
— Кардвейт? — нахмурилась Кесса. Из-за плеча Делгина она видела, как караванщик с маленьким черепом-медальоном на груди пристально на неё смотрит, скалит зубы и быстрым шагом направляется к скучающему на углу стражнику. Ещё двое воинов вышли из-за угла, обступили Кардвейта. Тот указал на Кессу. Стражники, переглянувшись, пожали плечами, один сказал что-то караванщику, и тот, сердито скалясь, побрёл обратно.
— Вот же ж, мех и кости... — помрачнел и Делгин. — Что-то ему не по нутру.
Беглец настороженно фыркнул, толкнул носом Оборотня, повернулся к Кессе и подставил голову под её ладонь. Речница погладила его.
— Кардвейту не по нутру я, — вздохнула она. — Хотя, Нуску свидетель, ничего плохого я ему не сделала. Нам, наверное, лучше уйти, пока тебе не влетело.
— Пусть радуется, что я к нему нанялся, — фыркнул Оборотень. — Не хотел. Если бы не Беглец и двойное жалование — пусть бы он сам пас своё зверьё! Не уходи, Кесса. Ты же не рассказала ещё ничего! Ты, должно быть, нашла эльфов? И Чёрную Реку нашла?! А этот Алгана — он теперь твой охранник?! Ни разу не видел их живьём...
— Да, Оборотни к нам не забегают, — кивнул Нингорс, глядя на Делгина сверху вниз. — Ни разу не пробовал их ни сырыми, ни жареными.
Делгин с глухим рычанием подался назад, на глазах раздуваясь. Кесса быстро шагнула между хесками и упёрлась одной рукой в грудь Оборотню, другой — в брюхо Алгана.
— Вы что, драться надумали?! Стойте!
Беглец угрожающе затопал лапами и зарычал, из глубины двора к воротам уже бежали караванщики, служители и стражники. Делгин пожал плечами и подобрал поводья анкехьо — тонкие чёрные ремни, едва заметные на его броне.
— Драться? С Алгана? Как ты с ним рядом стоять не боишься?!
— Никто не трогает тебя, волчонок, — фыркнул Нингорс. — Говори с ним ты, Шинн. Я молчу.
...Постоялый двор гудел, как пчелиное гнездо, и успокаиваться не собирался, — пусть на улице стемнело, внутри было полно светильников, и служители не ленились наполнять чаши. Где-то там, в большой зале, сидели за столами Хонтагны-караванщики. Только один из них, утомлённый дорогой и упрямством Двухвостки, лёг спать рано, и Делгин и Кесса переговаривались еле слышно, чтобы не разбудить его. Нингорс улёгся поверх циновок у тёплой стены — там проходил горячий воздух от кухонной печи. Хеск сушил мех после купания. Кажется, теперь у него не осталось подшёрстка — всё было смыто или вычесано. Рыжевато-бурая шерсть шелковисто блестела.
— Так, выходит, Чёрных Речников больше нет? Только ты — и всё? — переспросил расстроенный Делгин. — Вот же ж, храни меня Мацинген... Такое и рассказывать неохота! Я никому не скажу. Меня же побьют всем кланом!
— Хочешь верь, хочешь — нет, — вздохнула Кесса. — Так сказали эльфы, а они врать не станут.
— Эльфы... — зашевелился на ложе Нингорс, подставляя руку под голову. — Замок их ты видела, даже жила там... А рассказали они тебе о праматери зурханов? Её ты видела?
— Кого? — мигнула Кесса.
— Зурханы? Это такие твари с когтями с мою ногу? — переспросил Оборотень.
— Пернатые холмы, — проворчал Нингорс. — Огромные звери. Но перья у них — как у птенцов. А чьи это птенцы? Авларины знают, но не говорят. Есть праматерь зурханов, и вот она — уже не птенец. Птица, чьи крылья закрывают полнеба. На лету глотает драконов. Двум таким в одном небе не выжить — не хватит корма. Поэтому она одна. Когда умрёт, оперятся двое зурханов. Будет новая праматерь и новый праотец. О ней не говорят... Шинн всю зиму провела в Меланнате, но даже её пера не видела. Не станут врать, говоришь?..
Он опустил голову на циновки, блаженно щурясь. Кесса мигнула.
— Нингорс! Такого не бывает, — убеждённо сказала она. — Это кто-то насочинял. Как такая махина летала бы незаметно?! Тут Клоа пролетит, и то...
Циновка, прикрывающая окно, всколыхнулась, запахло горелым папоротником. Оборотень схватил палку и ткнул в окошко. В чёрном небе мелькнул светлый хвостатый силуэт.
— У нас в Роохе тоже всякое болтают, — пробурчал Делгин, откладывая палку. — Я только успевал уши растопыривать. Говорили, что Некромант — тот, что взорвал дорогу через горы — всё-таки подох. Будто Чёрная Речница шла по его следу, догнала и отделала так, что от него костей не осталось. Я и верил, и не верил. А теперь увидел тебя. Да ещё с Нингорсом. Что вы с Некромантом-то сотворили? Должно быть, сильно он вас довёл...
— Это не мы, Делгин, — помотала головой Кесса. — Даже обидно. Боги покарали его, и никакая магия не спасла.
— Не шутишь? — Оборотень недоверчиво посмотрел на неё. — Ну, что он подох — это хорошо. Дороги целее будут. Мы вот снова по ней ехали. Пока держится.
Нингорс заворочался на циновках, повернулся к Делгину.
— Где здесь продаются кожи? Ты, караванщик, наверняка знаешь.
— А! Да, кожи нам нужны, — закивала Кесса. — И ещё мастер, чтобы сшить из них сбрую. Где такого найти?
Нингорс фыркнул.
— Какой мастер? У меня ещё руки не отсохли. Вы, в караване, чините упряжь? Инструмент есть?
— Само собой, как без этого, — пригладил бороду Делгин, стараясь выглядеть солидным. — Инструмент найдётся. Да что там! Запас кожи тоже есть. Могу немного уволочь, не хватятся.
— Э-э! Нет, Делгин, это ни к чему, — спохватилась Кесса. — Если хватятся, тебя так взгреют... Найдём что-нибудь в лавках.
— Я вас повожу по местным лавкам, — оживился Делгин. — Завтра мы сидим без дела. Ящеры спокойные, за Беглецом сам Кардвейт приглядит. Он от него не отходит.
— А покажешь, где Беглецу приживили броню? — спросила Кесса. — Там много всяких боевых зверей? Вот бы взглянуть!
— А как же, — кивнул Оборотень. — И туда отведу. Там такие звери, что оторопь берёт. В лесу я от них удирал бы со всех ног! Там всё огорожено, но посмотреть пускают. Завтра и сходим...
...Из соседних стойл послышался шорох, и в каждое оконце высунулась оперённая голова. Беглец втянул воздух и гулко рявкнул, протискиваясь к выходу из загона. Он остановился в тени навеса, с тихим ворчанием глядя на въезжающую во двор повозку. Ничего опасного в ней не было, и бронированный ящер лёг на брюхо, с ленивым любопытством разглядывая пришельцев.
Большая колёсная повозка, выдохнув струю пара, замерла посреди двора, и приехавшие на ней засуетились, снимая циновки с привезённых бочек. Служители стаскивали груз на землю и катили к погребу, одну бочку поволокли к загонам, и Беглец неохотно ушёл с дороги.
— О, воду привезли, — Делгин остановился в стороне от повозки, поодаль от торопящихся служителей.
Бочки были прикрыты циновками, впитавшими утренний туман и отяжелевшими. Сброшенные на повозку, они свисали до земли и даже не колыхались от ветерка. На одной из бочек, поджав лапы, сидела крупная харайга, и её перья, обычно иссиня-чёрные, отливали холодной сталью. Кесса, закусив губу, подошла поближе. Она не ошиблась — оперение ящера было металлическим, красноватой медью горел хохолок на макушке, ледяным серебром сверкали изогнутые когти. Харайга повернула голову, и перья на её хвосте зашевелились, смыкаясь в длинное волнистое лезвие.
Хескам понадобилась бочка, и возница подтолкнул ящера, сгоняя с насиженного места. Харайга спрыгнула на землю и прошлась вдоль повозки, с тихим скрежетом поправляя перья. Её холодный взгляд на миг остановился на Кессе, и та едва сдержала дрожь. Ящер видел её, и никакие печати ему не мешали.
— Боевые звери — очень умные, — сказал Делгин, поглядывая на харайгу с почтительной робостью. — Вот Беглец — он только не говорит, а так...
— Беглец глупым и не был, — фыркнула Кесса. Она не хотела смотреть на харайгу, но не могла отвести взгляд от её приоткрытой пасти с острыми зубками, круглых глаз с ободком серебристого металла, коротких изогнутых когтей на передних лапах, до поры прижатых к стальным перьям... Вдохнув поглубже, Кесса шагнула к ящеру.
— Можно потрогать вашего зверя? — спросила она возницу, что-то отмечающего на листе велата. Тот удивлённо на неё посмотрел и нащупал среди бочек и циновок длинный поводок. Харайга с тихим шипением запрыгнула на повозку и села, поджав лапы. Кесса протянула руку к её морде.
Харайга не шевелилась — не обнюхивала пальцы Речницы, когда та прикоснулась к её носу, не приподнимала хохолок, когда её гладили по макушке, и даже коготь не шелохнулся от прикосновения чужих пальцев. Кесса медленно убрала руку, лизнула порезанный острейшей кромкой палец и отошла от повозки.
— Они тёплые, — заметила она с удивлением. — Перья...
— Эрррх... Чародейство, не иначе, — покивал Делгин, выбираясь со двора. — Эти перья растут прямо из шкуры. Звери так кричат, когда... Вот оно! Слышали?
Истошный вой пролетел по переулкам, заглушив городской шум. Кто-то кричал, изнемогая от боли и страха. Кесса вздрогнула.
— Да мало радости, когда сталь растёт сквозь мясо, — буркнул Нингорс, приглаживая мех на загривке. — Волк, так где твои хвалёные лавки? Долго ещё мне ходить голышом?
Многочисленные лавки сгрудились в кольце стен — у каждой гильдии была своя небольшая крепость, и стены эти высотой не уступали иным городским — тут даже были дозорные башни! Кесса лишь присвистнула, пересчитав стражников. Опоясанные стенами кварталы стояли бок о бок, ворота к воротам, сейчас все они были открыты, и повозки с водой беспрепятственно проезжали от лавки к лавке. Из закрытых дворов доносился шелест папоротника и рёв панцирных ящеров, четырёхкрылые шонхоры сновали по крышам — на лапках каждого сверкали белые кольца. У главных ворот разгружался караван из Рата, и жители уже толпились вокруг, разглядывая и обсуждая каждый свёрток, снимаемый с повозки. На табличках, развешанных над каждым крыльцом, тянулись перечни тканей, — ни одна не была знакома Кессе, и она, махнув рукой, зашла в первый же дом. Цена оказалась невысокой, торг не затянулся, — и Нингорс вышел из квартала ткачей и швей, завязав на поясе новенькую набедренную повязку с несложной вышивкой на длинных хвостах.
Улочки в торговых кварталах — все, кроме единственной широкой колеи, на которую, как на нитку, были нанизаны все маленькие крепости — были так узки, что солнце на них не падало — крыши смыкались краями. Кое-где к стенам прилепили крохотные цериты, чтобы в длинных узких переходах жители не сбивали друг друга с ног. Все куда-то спешили, толкались и шипели по-кошачьи, но вокруг Нингорса было пусто, будто его окружала невидимая стена.
— Алгана! — испуганно воскликнул кто-то в переулке. Речница обернулась, но увидела лишь всколыхнувшуюся толпу, — воскликнувший, растолкав соседей, уходил прочь.
На листе коры, вывешенном над воротами, красовалась распластанная шкура с хвостом, но без головы. Этот рисунок успел потемнеть и местами затереться от дождей, но под ним чернели свежие знаки — три выжженных круга, три луны.
Кислый запах выделанных шкур висел в воздухе, смешиваясь с горечью незнакомых трав и печным дымом. Клыкастый торговец — один из немногих местных жителей, кто был одет с ног до головы, а не обошёлся набедренной повязкой и собственной шерстью — расплылся в улыбке, кивая на прибитые к доскам полосы и обрезки, на груды кож в огромных ларях и над ними.
— Хороший день, уважаемый Алгана! Только на днях привезли товар из ваших краёв.
Нингорс кивнул, и его крылья едва заметно вздрогнули.
— Что пойдёт на прочные ремни? — спросил он. — Хурга? Давай сюда, что есть.
Житель, отмахнувшись от подмастерья, развернул перед хеском свёрнутые шкуры, повертел одну из них так и этак, помял в руках и потянул в разные стороны. Нингорс фыркнул и, вытянув из груды одну из кож, подозрительно её обнюхал.
