Интерлюдия 2.
Сон о сне о песне.
'...Тай не испытывал никакой вины, что пугало его. Весь долгий, хотя и спешный путь от оврага, через лес, по высохшему руслу, он весело болтал с Байнарой, полностью осознавая, что только что совершил убийство. Когда же он отвлекался от беседы и начинал думать о последних секундах короткой жизни Вастера, Песнь вздымалась. Тай не мог думать о смерти мальчика, но знал, что повинен в ней.
— Я чуть с ума не сошла!— закричала тётя Уллия, когда дети вынырнули из леса у самого Сандилхауса.— Где вы пропадали?
— А разве Вастер вам не рассказал?— спросил Тай.
Сцена разыгралась точно так, как предполагал Тай, и каждое па каждого танцора в ней подчинялось ритму Песни. Тётя Уллия сказала, что не видела Вастера. Байнара, всё ещё не обеспокоенная, несла какую-то невинную ложь о том, что они разбрелись, и что он, должно быть, заблудился. Медленный, но настойчивый ритм паники усилился, когда ночь близилась к рассвету, а Вастер всё ещё не вернулся. Байнара и Тай со слезами (он сам удивился, насколько ему легко плакать, не испытывая чувств) признались, где были, и повели дядю Триффита с толпой слуг к груде мусора и оврагу. Неустанные поиски в лесу на заре, причитания, лёгкое наказание, да просто гневная ругань, за то, что Байнара с Таем потеряли своего младшего кузена.
По их плачу и стенаниям решили, что дети и так чувствуют себя достаточно виноватыми. И их отправили спать на рассвете, а поиски в лесу продолжались.
Тай готовился ко сну, когда в комнату зашла его няня, Эдеба, выражение непоколебимой любви и преданности не сходило с её лица, и она держала его ладонь в своих, когда он погрузился в свои сны и кошмары. Песнь проникала в его сознание почти неслышно, и он снова увидел ту комнату в замке. Девушка с ребёнком, птица на балке, умирающий огонь и внезапная вспышка жестокости, Тай лишился дыхания и открыл глаза.
Эдеба кралась к двери, нежно воркуя Песнь себе под нос, а в руке у неё был хрустальный шар из его котомки, секунду он колебался, кричать, или нет.
'Откуда она знала Песнь? И знала ли она, что он убил другого мальчика, чтобы завладеть шаром?'— подумал он
Но что-то подсказало Таю, что она помогает ему, что она знает всё и думает только о том, как защитить его.
Весь следующий день, и следующая неделя, и следующий месяц были одинаковыми, никто не говорил слишком много, а если и говорил, то лишь когда предлагал новые места, где бы поискать пропавшего мальчика, хотя смотрели уже везде и тщательно... Таю было любопытно, почему они ни разу не заглянули в ущелье, но он понимал, что туда было просто не спуститься.
Побочным следствием исчезновения Вастера стало то, что уроки, которые давал Кена Гафризи, приобрели более серьёзное, почти академическое свойство. Непоседливость и отсутствие внимания у малыша всегда вынуждали сокращать занятия, но здравомыслящая Байнара и тихий Тай были идеальными учениками. Учитель был особенно поражён их вниманием, которое они проявили во время довольно сухой исторической лекции о геральдических символах Домов Морровинда.
— Герб Хлаалу изображает весы— он высокомерно усмехнулся.— Они мнят себя великими соглашателями, как если бы в том было нечто достойное. Много столетий назад они были лишь кочевниками, последовавшими за Ресдайном, который решил...
— Извини, Кена— перебила Байнара.— А у кого на гербе нарисовано какое-то насекомое?
— Разве ты не знаешь Дом Редорана?— спросил учитель, приподняв один из щитов.— Я знаю, вы тут, на Горне, совсем оторваны от жизни, но тебе, безусловно, уже достаточно лет, чтобы различать...
— Да не то, Кена— пояснил Тай.— Думаю, она имеет в виду другой герб с насекомым.
— Понимаю— кивнул Кена Гафризи, нахмурив брови. — Да, вы ещё слишком молоды, чтобы когда-нибудь видеть герб Шестого Дома, Дома Дагот. Они воевали с нами вместе с проклятыми еретиками двемерами в Войне у Красной горы, и ныне совершенно уничтожены, хвала Владыке, Матери и Чародею. Этот дом был проклятием нашей земли целое тысячелетие, а когда, наконец, их скверна была истреблена, сама земля испустила вздох облегчения облаком огня и пепла, на целый год обратив день в ночь...
Байнара и Тай понимали, что не могут говорить, но обменялись друг с другом понимающими взглядами, когда учитель углубился в тему злодейства двемеров и Дома Дагот. Когда урок закончился, они вышли из Сандилхауса и хранили молчание, пока не оказались вне досягаемости чужих глаз и ушей...
Перешедшее за полдень солнце рисовало на земле длинные тени похожих на копья деревьев, окружавших луг. Издалека доносились голоса рабочих, начавших подготовку к сбору осеннего урожая и покрикивавших друг на друга грубыми и привычными фразами, но отдельные слова разобрать было невозможно.
— Это определённо символ на том щите, что ты нашел в груде мусора!— сказала, наконец, Байнара.— И всё, что там есть, должно быть, осталось от Дома Дагот!— Тай кивнул. Его мысли были о странном хрустальном шаре. Он почувствовал, как лёгкая, вибрирующая музыка беззвучно коснулась его тела, и понял, что открыл ещё одну тему Песни.
— И зачем наши люди сожгли и поломали всё это?— спросил он задумчиво.— Думаешь, Дом Дагот был таким злым, что всё связанное с ним— проклято?
Байнара рассмеялась. В разгар дня все разговоры о проклятиях и зле Шестого Дома были чисто теоретическими: нечто такое, что разбавляет жизнь романтикой, но не вызывает тревоги. Дети побрели обратно в замок, чтобы поспеть к ещё одному размеренному, скучному обеду. Но когда наступила ночь, Байнара принялась перебирать сокровища, собранные в куче мусора. В свете лун маленькие кувшинчики, какие-то оранжевые самоцветы, тусклые кусочки серебра и золота, не имевшие очевидного предназначения, всё это приобрело зловещий оттенок.
Внезапное отвращение охватило её. В этих предметах была какая-то странная энергия, примесь смерти и разрушения, которую нельзя было отрицать. Байнара бросилась к окну— её вырвало.
Выглянув на тёмную лужайку, раскинувшуюся внизу, она увидела фигуру, расставлявшую свечи в виде контура огромного насекомого, символа Дома Дагота. Когда фигура глянула в её сторону, она быстро отшатнулась, однако успела разглядеть лицо, выхваченное из темноты сальным светом. Это была... Эдеба— няня Тая!
На следующее утро, Байнара рано ушла из замка, неся за спиной большой мешок с её сокровищами. Она дотащила его до болота и оставила там, затем, она вернулась и рассказала своему дяде Триффиту о том, что видела прошлой ночью, опустив лишь изначальную причину своего недомогания...
...Эдебу изгнали с острова Горн без обсуждения. Она плакала, умоляла позволить ей попрощаться с её Таем, но дело сочли слишком опасным. Когда Тай спросил, что с ней случилось, ему ответили, что она вернулась к своей семье на материк, он уже слишком большой, чтобы иметь няню. Байнара никогда не говорила ему, что знала, потому что боялась...'— 'Ядовитая Песня, Книга II'
Конец интерлюдии.
Лордас, 29-ый день, месяца Первоцвета (Первого зерна), 431-ый год 3-ей Эры.
Красная Гора, верхние уровни Цитадели Дагот Ур.
Пробуждение сознания было тяжелым, Ишутлай, словно начал заново учиться думать, видеть, слышать, говорить... Тело его очистилось от большинства струпьев, язв и отеков, однако, стало крупнее, а руки и пальцы стали длиннее, от одежды осталась лишь грязная набедренная повязка.
— Хм, вот же я одичал...— прохрипел он, разглядывая свои черные, острые ногти, уместнее назвать которые было бы когтями, кстати, тьма пещеры, ее стены и пол, собственное тело, виделись как то странно, будто в другом спектре цветов.
— С первым пробуждением, брат мой!— прохрипел рядом голос, заставив обернуться и... тут же, закричать, отпрыгнуть и попытаться найти оружие на пустом, точнее отсутствующем напрочь, поясе. Перед ним стоял серокожий упырь Шестого Дома с огромным хоботом вместо глаз и носа— твари подобного рода играли роль жрецов и магов в армии проклятых.— Не пугайся, скоро, и ты станешь на одну ступень со мной и станешь достойным и мантии и амулета и нового, боле совершенного лика, как у меня!— 'успокоил' его демон.
— Кто ты?— спросил Ишутлай.
— Я? Мое имя не важно, можешь звать меня учителем, на ближайшие месяцы я— твой наставник на путях к возвышению, тот, кто научит слышать Песнь нашего Бога— отца!— ответил рычащим голосом упырь.
— Кхем, кхем, ясно..., а одежка мне полагается?— спросил Ишутлай, похлопав по голому, вдутому животу.
— Нет, ты, всего лишь, пепельный зомби и тебе надо заслужить это право, переродиться!— отрезал демон.
— Кхаак, я...?— подавился воздухом Ишутлай и стал судорожно ощупывать свою голову, к собственному отчаянью, наткнувшись на уродливое нечто, с большой острозубой пастью и отсутствующей вместе с глазами и лбом, верхней третью черепа, жуткая 'рана' была закрыта плотной и склизкой мембраной кожи.— Б....— вырвался у бедняги стон, и он потерял сознание...
Повторное пробуждение было полно яростной ругани и попыткой крушить стены кулаками и головой, и творить магию, но многие заклинания не срабатывали, то ли из за нарушения концентрации, то ли из за новой природы эльфа...
'... моя судьба, на долгие месяцы, была определена шкурой пепельного зомби, безглазой, вечно голодной и злобной твари, которую посылали на охоту и в набеги на проходящие мимо горы караваны торговцев, охотников и других любителей приключений... низшие твари, отданные мне в подчинение были слишком тупы и прямолинейны, потому, гибли десятками, что не могло радовать ни меня, ни... моих новых братьев и сестер..., к стати, я снова пишу в дневник, теперь в другой, отнятый у торговца, имевшего глупость вести караван мимо одного из тайных выходов из горы, выдрав страницы с мало полезными записями о ценах и планах на покупку товаров, посещения Храма и Дома Наслаждений, я получил прекрасную замену утерянному..., с пробуждения, много раз мне доводилось охотиться на разумную дичь... и насыщаться плотью своих побед...'— из обугленного дневника.
Турдас, 15-ый день, месяца Сева (Второго зерна), 431-ый год 3-ей Эры.
Проклятый Храм Дома Дагот.
В центре многолучевой звезды, составленной с помощью пепельных статуй и борозд прочерченных в камне и заполненных кровью пойманного жреца ложных богов— великий дар и честь получить такую жертву для посвящаемого сегодня, стояла пепельная тварь, некогда бывшая Ишутлаем.
— Мхеенгал аннумадикаан кадменш теамгалилш, банисиве ботшимана енгаал поппеш манд Ресдайн! (Посвящаю тебя в ряды повелевающих, служи достойно нашему отцу и Ресдайну!)— прорычал, булькая слюнями и соплями, старый пепельный упырь в робе старшего жреца проклятого дома, поливая кровью лоб, точнее провал на его месте, Ишутлая.— Ситсатиш, эт эдутшас фор маапд сатиш бротерс каддукаппатаатта танага маваали маанд мараква! (Вкуси плоть врага, отнятую силой и плоть брата, отданную добровольно и переродись!)— добавил жрец и протянул поднос с двумя глубокими мисками, в одной билось оскверненное сердце жреца Трибунала, в другой— куски проклятой плоти..., бывший эльф, под пение заклинаний окружающих упырей, накинулся на угощение, чавкая и разбрызгивая кровь и ошметки... Когда все было поглощено, пришла расплата, его крутило от боли и спазмов, вгибало дугой и тошнило слизью, корка, затягивавшая провал на голове, лопнула и оттуда стали расти кости и новая кожа, а так же,... 'хобот', какой бывает у пепельных упырей.— Нгстоп, енс бродхаран пракгас! (Встань же, брат мой перерожденный!)— пропел жрец, поднимая на ноги нового пепельного упыря и передавая в трясущиеся руки мантию младшего жреца Дома Дагот...
'... перерождение было... весьма болезненно..., как и все дни до этого, как и все существование в облике монстра... С изменением формы изменился и мой статус среди тварей, отныне, у меня в подчинении была сотня видящих и тысяча безумных низших тварей, а мои задачи... не поменялись, я продолжал играть роль грабителя караванов и охотников за провизией, впрочем, отныне меня обучали таинствам Дома и магии, вскоре, ритуал повторился, форма е сменялась, однако, силы мои возросли, и я получил право на имя! Отныне, мое имя Дагот Текумсе, в честь одного героя, надеюсь, я прославлю его имя в еще одной освободительной войне...
... Мне не понравились потери в живой силе, особенно, когда стало известно о разгроме очередной базы Шестого Дома, ведомый чувством долга, и... страха за свою нежизнь, зная, что Нереварин придет на гору и все разрушит, Сердце не только изменяло меня, но предавало сил созданиям Дагота, мог ли я уйти от Песни, от его Зова? Мог, возможно, даже, смог скрыться, мир велик и глубоких подземелий в нем полно, но что будет, если связь с Сердцем окончательно оборвется, возможно, что я рассыплюсь пеплом и пылью, как это было с двемерами... Я набрался храбрости и выбил для себя право на встречу с Дагот Уром...'— из обугленного дневника.
Морндас, 21-ый день, месяца Солнцеворота (Высокого солнца), 431-ый год 3-ей Эры.
— Приветствую тебя, дитя, чем встревожен ты, раз осмелился побеспокоить меня?— прогудел Дагот Ур, как всегда, великолепный и прекрасный в своем уродстве.
— Повелитель, мы проигрываем, наши силы тают, как белый дождь Звездного Рима (снег), оказавшийся в теплой долине! Мы должны пересмотреть свою стратегию и подготовку войск!— горячо ответил Дагот Текумсе.
— Ха, ха, ха, как смело и нагло, личинка-однодневка поучает древнюю матку! Ха, ха, ха!— рассмеялся Дагот Ур.
— Понимаю, Повелитель, Вы мудры и могущественны, в своей Божественной мудрости и мощи, но время неумолимо идет вперед и Дома еретиков и государства Варваров усилились и разрослись, они заставили прятаться нас на этой Горе и стали стягивать удавку на нашей шее, с каждым разрушенным святилищем, с каждым убитым мо..., кхем, братом!— с поклоном ответил Дагот Текумсе.
— Что же ты предлагаешь, мое юное дитя?— спросил Дагот Ур, почесав золотую щеку маски.
— Надо вернуть разум, или подобие его, низшим тварям, они слишком безумны и неуправляемы, что бы можно было бы получить с них пользу в бою, кроме как ловить плотью стрелы и копья еретиков Вивека и остальных из троицы предателей!— пояснил Дагот Текумсе.
— Хм, это...затратное дело..., но возможное...— протянул Дагот Ур.— Что еще ты можешь предложить старику?— хохотнув, спросил он.
— Надо одеть и вооружить всех членов культа, да и монстрам нужна броня, особенно, если они поумнеют, тогда, мы не только станем равными по силе всем Домам, но и сможем стать сильнее их и разгромить выродков!— сказал юный Дагот Текумсе.
— Ха, ха, ха, ты думаешь, что это ценный совет!? Ты считаешь, себя умнее своего Бога? Я живу тысячи лет и тысячи лет веду войну с тремя обманщиками и их рабами, у нас нет не мастерских, не мастеров, не полей и лесов, что бы производить оружие, а золото наше на оружие не сменять, те крохи, что приносят нам налеты и видящие не способны перекрыть потребность!— прорычал Дагот Ур.
— Данмеры— мастера в выделке кож и изготовлении брони из костей зверей, панцирей черепах, жуков и крабов, нам не доступны традиционные способы, но если взять и изменить этих существ, заставить их постоянно отращивать готовые детали брони, требующие минимального вмешательства, у нас будет доспех каждому! Так же можно будет поступить и с костным оружием, более сильные отряды смогут захватить больше нормального оружия, а если поработить разум или привести к истинной вере мастеров, то можно будет организовать кузницу прямо здесь, на горе, с ее дармовым жаром и залежами металлов, у нас не будет проблем в налаживании производства, если же нужна будет грубая сила— у нас всегда есть силачи, способные выполнять простую работу!— ответил Дагот Текумсе.
