— Я думаю, корпус местами изрядно покорежен. Ты говоришь, эта штука предназначена для плавания?
— Я так понимаю.
— Тогда будем надеяться, что у нас мало дыр.
Теперь поездка была плавной, гравитационная нагрузка исходила от Посейдона, а не от их собственного замедления. Он отстегнулся, желая проверить, как там танторы. Он двигался осторожно, чувствуя себя так, словно нес на спине по крайней мере вес собственного тела.
В одно мгновение его мир стал белым, белым, переходящим в розовый по краям, там, где он проникал через иллюминаторы посадочного модуля. Теперь очертания окон были точными негативами самих себя, выжженными на его сетчатке, как клейма.
— Что... — начал он говорить.
— "Ледокол", — сказал Свифт с обезоруживающим хладнокровием. — Должно быть, взорвалось ядро Чибеса.
— Ты знал, что так будет?
— Такая возможность всегда существовала.
— Тогда ты мог бы упомянуть об этом! — Кану продвинулся дальше по каюте. Его зрение медленно прояснялось, остаточные изображения исчезали — они не подверглись полному и прямому воздействию взрыва, но это было достаточно плохо. Подойдя к окну, он уставился на изгиб моря внизу, такой гладкий и безупречный, что его можно было бы выточить из слитка твердого синего металла. Он наблюдал, как линия скользит по этой безупречности, демаркационная линия, двигаясь невероятно быстро, превращая сияющее море в кожистую текстуру там, где она проходила.
— Нисса! Ударная волна! Сильно накренись. Подставь под удар свое брюхо. Когда эта волна обрушится...
Она уже начала поворачивать их, предвидя именно это, и Кану схватился за поручень на потолке, когда "Ной" резко накренился. Он наблюдал, как Восставшие раскачиваются в своих гамаках — слоновьи массы являли собой демонстрацию чистой ньютоновской механики.
Пришла ударная волна. Кану приготовился к этому, но все равно его сбило с ног и отбросило к противоположной стене. Его костюм поглотил худшую часть удара, но удар все равно был достаточно сильным, чтобы выбить дыхание из его легких. Он был слишком ошеломлен, чтобы понять, ушибся он или нет. Но как бы неприятно это ни было для него, для Восставших, должно быть, было еще хуже. Их гамаки были предназначены для того, чтобы выдерживать длительные нагрузки, а не внезапные толчки.
— Нисса? — позвал он.
— Выравниваюсь. Полагаю, худшее мы уже пережили.
— Какие-нибудь повреждения?
— Сколько у тебя времени, водяной? Что бы ни было не так с нами раньше, это не помогло.
— Но мы все еще летим.
— Равномерно снижаясь, около пятисот метров в минуту. Нам следовало взять с собой "Наступление ночи", а не этот едва летающий кирпич.
— Мы все еще можем подобраться поближе к этому колесу?
— Зависит от твоего определения "близко".
— Мы можем пересечь воду, если понадобится. Там есть плоты — достаточно большие для всех нас.
— Лучше бы им так и быть. Мы сейчас садимся у колеса — возможно, это наш единственный шанс хорошенько осмотреться, прежде чем мы плюхнемся. Ты хочешь это увидеть?
— Больше всего на свете. Я буду там через минуту.
Он добрался до Восставших. Он опустился на колени рядом с Дакотой, обрадовавшись, когда ее глаза с розовым ободком встретились с его глазами.
— Я думаю, самое худшее мы уже пережили. "Ледокол" взорвался, и мы попали под ударную волну. Но, кроме приводнения, мы не должны ударяться ни о что, с чем вы не сможете справиться. С тобой все в порядке?
— Я всегда была самой выносливой из нас, Кану. Гектор жив, хотя и слаб. Но Лукас погрузился в Воспоминания.
Хватило одного взгляда, чтобы подтвердить эту новость. Гектор выглядел сонным, но его взгляд все еще следил за Кану, и подергивание хобота сигнализировало о присутствии жизни. Глаза другого Восставшего были открыты, но совершенно невидящие. Кану уставился на гористую выпуклость его грудной клетки. Она оставалась неподвижной, как скала.
— Мне очень жаль.
— Мы сильнее вас во многих отношениях, но в то же время слабее в других. Как далеко мы от моря?
— Уже довольно близко. Когда мы шлепнемся... что ж, я сделаю для всех, что смогу. Лучше оставайся в гамаке, пока мы не доберемся до воды.
— Я так и сделаю.
Кану снова выглянул в окно. Воды, взъерошенные ударной волной, возвращались к своей прежней неподвижности. Он попытался оценить их высоту по чеканной фактуре верхушек волн, но это было невозможно. И там, внизу, не было ничего, ни камня, ни живого существа, никаких следов человеческого присутствия, которые давали бы хоть малейший намек на масштаб.
— Ты пропускаешь шоу, — сказала Нисса.
Он вернулся на командную палубу, пытаясь отбросить мысли о том, что ждет его впереди, и сосредоточиться на настоящем моменте, на зрелище, стать свидетелем которого вселенная сочла нужным ему позволить.
Половина колеса была скрыта от него, затерявшись под поверхностью воды. Видимая часть выступала из океана дугой в двух местах, разделенных двумя сотнями километров диаметра колеса. Ближайшая из этих двух точек находилась всего в нескольких десятках километров от "Ноя". Теперь они кружили над ним, одновременно теряя высоту — и все еще снижаясь сильнее и быстрее, чем хотелось бы Кану. Верхняя часть колеса вообще не была видна, но это было связано не столько с кривизной Посейдона, сколько с наличием большого количества атмосферы между ними, затуманивающей детали и контраст. Посмотрев вверх, он мог проследить за подъемом ближайшей дуги, вначале парящей почти вертикально, но постепенно становящейся все более заметной по мере того, как она поднималась все выше и выше, наконец преодолев атмосферу и вырвавшись в открытый космос. Когда он смотрел в зенит, было гораздо меньше воздуха, затенявшего его зрение, и дуга колеса была видна далеко за пределами его максимальной высоты. Он следил за исчезающей белой царапиной, пока она не пропала в дымке, указывая на то место на горизонте, где должна была находиться остальная часть колеса.
Они продолжали спускаться. Протектор колеса имел километр в поперечнике; его обод имел примерно такую же глубину. Из космоса они обнаружили намек на плотный рисунок на поверхности — сложное, изменяющееся обратное рассеяние металлизированных следов. Теперь их глаза были всем необходимым оборудованием для сбора большего количества данных. Колеса только издали казались гладкими; вблизи на них был мелко напечатанный текст. И на протекторе, и на ободе был прорезан узор из канавок с такими острыми краями, как будто их вчера обработали лазером. Рисунок протектора состоял из горизонтальных канавок, расположенных одна над другой и проходящих почти по всей ширине колеса. Канавки были прямыми только при усреднении по их длине. В масштабе нескольких метров они демонстрировали серию угловых изменений направления, иногда возвращаясь назад, прежде чем возобновить курс. Каждая бороздка казалась отличной от тех, что были над ней или под ней, но одновременно было невозможно рассмотреть больше нескольких. Между каждой канавкой было не более десяти метров; если окружность колеса была где-то в районе шестисот километров, то таких бороздок могло быть много сотен тысяч — больше бороздок, чем слов в книге. Между тем, на ободах было около сотни концентрических канавок — круговых углублений, которые, по предположению Кану, продолжались по всему колесу. На вогнутой поверхности колеса тоже были еще более угловатые канавки.
Кану напомнил себе, что по всей планете есть и другие колеса. Какая-то интуиция подсказывала ему, что каждое колесо должно содержать различные узоры. Если каждое колесо было книгой, то Посейдон был библиотекой.
— Я не эксперт, — сказал он, — но это похоже на те же письмена, которые они нашли на Мандале.
Нисса кивнула. — Не удивительно, если бы здесь были М-строители.
— Один и тот же язык, — сказал Свифт, — но не обязательно выполняющий одну и ту же функцию. Юнис смогла запустить Мандалу только потому, что синтаксис обеспечивал набор рабочих правил. Это должно быть что-то другое.
— Правила эксплуатации колес? — размышлял Кану. — Мы знаем, что они многофункциональны — при необходимости они могут стать лунами, или луны могут превратиться в колеса.
— Возможно, — сказал Свифт.
— Ты думаешь, это что-то другое.
— Если Ужас и научил меня чему-то, так это тому, что здесь есть ответы — иначе зачем защищаться от таких, как мы? Возможно, это история, отчет о том, что стало с М-строителями. Колеса могут кодировать эту историю, коллективно или по отдельности, и нам было предоставлено разрешение на ее чтение.
— Тогда жаль, что у нас нет словаря, — сказала Нисса. — Или Юнис поделилась этим с тобой во время вашего блаженного причастия?
— Нет, ни на что подобное не было времени. Но ты права — думаю, она бы знала, что с этим делать. Во всяком случае, лучше, чем я. Думаю, что, возможно, перестал быть полезным вам обоим.
— Об этом будем судить мы, — сказал Кану. — В любом случае, ты здесь по той же причине, что и я, — чтобы видеть и учиться. Так что извлеки из этого максимум пользы.
— Поверь мне, я делаю все, что в моих силах.
По мере того как они спускались по спирали, Нисса старалась подводить их все ближе и ближе к тому месту, где обод колеса выступал из воды. Масштаб этого был достаточно ошеломляющим в абстрактных терминах, но теперь у Кану возникло ощущение какой-то огромной скалы или столба, поднимающегося из моря, чего-то невозмутимого, массивного и прочного. Они могли бы разбить "Ноя" об это и не оставить даже пятнышка.
— Еще один круг, если нам повезет, — сказала Нисса. — Как Восставшие?
— Теперь остались только Дакота и Гектор. Боюсь, у Лукаса ничего не получилось.
Должно быть, она что-то услышала в его голосе. — Тебе грустно из-за этого, не так ли?
— Не знаю. Совсем недавно я бы многое отдал за то, чтобы увидеть их троих мертвыми. Но я не могу радоваться.
— Может быть, Лукасу повезло — он быстро покончил с этим.
— Посмотрим.
Зазвучали куранты; "Ной" обнаружил приближение поверхности моря, думая в своей простодушной манере, что он все еще перевозит людей с орбиты на Крусибл.
Что бы ни случилось, пройдет совсем немного времени, и они окажутся в воде.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
"Мпоси" еще не был готов вступить в орбиты лун, но пройдет совсем немного времени, прежде чем у них закончится время развернуться. — Мы можем копнуть немного глубже, — сказала Васин, — но это мало что даст нам с нашей точки зрения и, вероятно, вообще не поможет им. Лучшее, что мы можем сделать — единственная ответственная вещь — это задокументировать их действия с такого расстояния, чтобы, по крайней мере, у нас был шанс рассказать о них кому-нибудь еще.
— Ты не мертв, — сказала Юнис, — пока не оставишь после себя кратер, достаточно большой, чтобы на нем можно было написать имя.
— Они не оставят большого кратера на водном мире, — резко ответила Васин. — В любом случае, что вы предлагаете? У нас тяжелый посадочный модуль, построенный в виде квадратного кирпича. Мы даже отдаленно не приспособлены к работе в атмосфере. И это не вопрос мастерства или смелости — это основное ограничение модуля. Подбросьте его в воздухе, и он разорвется на куски.
— Если мы сохраним нашу скорость низкой, то сможем поддерживать аэродинамические нагрузки на безопасном уровне.
— Возможно. Но двигатель не рассчитан на работу в атмосфере, и нам нужно было бы постоянно его запускать, чтобы поддерживать скорость достаточно низкой и избежать перегрузки конструкции — по сути, мы бы спускались на столбе пламени. В верхних слоях атмосферы это нормально, но как только она станет плотнее, мы столкнемся со значительным тепловыделением. Мы перегреем воздух, в который опускаемся, и вдобавок ко всему наша выхлопная плазма поднимется обратно к нашему хвосту быстрее, чем вы успеете моргнуть. Легко сказать, что нам следовало взять с собой что-то, способное летать по воздуху, но когда мы покидали "Травертин", это было не совсем то место, где мы ожидали оказаться.
Юнис восприняла это без дальнейших возражений — Гоме было ясно, что она согласна с существенной правдивостью заявления Васин; точно так же было ясно, что Юнис не успокоилась бы, не изучив все варианты, какими бы незначительными они ни казались.
— Значит, на борту нет ничего — ни спасательной капсулы, ни отсека, — что мы могли бы спустить в атмосферу?
— Ничего, — сказала Васин. — И поверьте мне, я бы хотела, чтобы все было иначе. Но если они смогут продержаться достаточно долго, чтобы Назим добрался сюда, может быть, мы сможем что-нибудь для них сделать.
— Вам стоит это увидеть? — спросила Лоринг.
Васин выглядела скорее раздраженной, чем заинтригованной. — Это изменит наши возможности?
— Не уверена. Наверняка что-то меняет.
Она организовала отображение пространства вокруг Посейдона, сопоставив данные как с "Мпоси", так и с "Травертина". Оно было настолько в реальном времени, насколько позволяли задержка во времени и датчики, показывая относительное положение лун и космических аппаратов с высокой точностью.
Что-то происходило с лунами.
— Кану прошел здесь, — говорила Лоринг. — Мы все это видели. Произошло именно так, как предупреждала нас Юнис? Одна из лун погналась за его кораблем, проглотила его, провела их через... как вы это назвали?
— Ужас. Крайняя черта на песке, которой луна явно пометила корабль Кану как пригодный для прохождения. — Юнис потирала рубцы на запястье, там, где ее связывали. — Но это меня не удивило — Дакота уже пересекала границу, так с чего бы сейчас ей поворачивать назад?
— Миллион причин, — сказала Васин. — И все же — что все это значит? Вы видели что-нибудь подобное раньше?
— Я так не думаю.
— Вы так не думаете?
— В моем возрасте становишься забывчивой. Но нет, я думаю, что это для меня в новинку. Могу я высказать предположение?
— Слово в вашем распоряжении, — сказала Васин.
— М-строители просканировали Кану так же, как и Троицу, и они разрешили ему безопасный проход к Посейдону. Но спутники видят в нас нечто большее — просто еще одно продолжение того же заинтересованного разума. Они должны признать некое базовое родство между нами и ними — нечто, указывающее на то, что мы разделяем одни и те же биологические проблемы и императивы — на данный момент. Ему разрешили пройти, так что на данный момент ворота открыты. Луны дают нам свободный проход.
— Вы не можете знать этого наверняка, — сказал Ру.
— И твой вклад в эту дискуссию... что именно?
Тем не менее, это было правдой в отношении лун — они не следовали по своим обычным орбитам, или, скорее, их орбиты начали изгибаться, выстраиваясь в единую плоскую эклиптику. Они еще не освоились с такой конфигурацией — при нынешних темпах изменений на это ушли бы часы, — но конечное состояние можно было легко предсказать.
— Однако Ру прав, — сказала Гома. — Это с таким же успехом может быть как окончательным "входа нет", так и приглашением.
— Спасибо, — ответил Ру, выдавливая слова сквозь стиснутые зубы.
— Это представляет теоретический интерес, — сказала Васин, — но это ничего не меняет. Мы не стали внезапно другим кораблем, и все препятствия для посадки на Посейдон, о которых я уже упоминала, по-прежнему действуют.
