— Эти первые три были за Фрэя, — сказала Мирока, вылезая из ящика, распахивая пальто, отбрасывая один пистолет и доставая другой. — Остальное за мой счет. — Она прицелилась из чего-то тяжелого, черного и полуавтоматического и открыла по нему огонь. Теперь он выбрасывал клубы пара в шести или семи направлениях, визжа, как закипающий чайник. Он поднял на нее свою деревянную руку, и она превратила ее в расщепленный обрубок без пальцев. Талвар рухнул обратно на толстый хвост своей пуповины.
Двойные двери открылись. Со своего наблюдательного пункта он разглядел двух или трех своих людей, возвращавшихся в комнату, привлеченных шумом. Его глаза слезились, и он не мог ясно их разглядеть. Один из них пытался смахнуть пар со своего лица. Другой неопределенно ткнул стволом пистолета в его сторону, а затем направил его на Мироку.
— Стреляй! — воскликнул Талвар.
У мужчины — он даже не знал его имени, не мог узнать его в лицо — было время сделать только один выстрел, прежде чем Мирока позаботилась о нем и о том, кто еще вошел в дверь. Тела — теперь он был уверен, что их было трое — рухнули на землю, их пистолеты со звоном ударились о твердый деревянный пол.
— Фрэй мертв, — сказал он, слова выходили мокрыми и окровавленными, что-то булькало у него в трахее.
— Нет, — ответила Мирока, останавливаясь, чтобы сменить магазин. — Фрэй просто немного присматривает за детьми. Когда я видела его в последний раз, с ним все было в порядке. Разве это не облом? Именно те новости, которые ты не хотел бы услышать на смертном одре.
Она подошла к дверям, снова захлопнула их пинком и постаралась запереть внутренний замок. Затем она снова начала стрелять в него, на этот раз сосредоточившись на его ногах.
В одном глазу у него была заноза, а в другом — пар, и каждое из них причиняло такую же боль, как и другое, но у него все еще было достаточно зрения, чтобы увидеть, как открываются другие ящики и выходят фигуры. Двое худощавых мужчин, обоих он знал, но ни одного из них он не ожидал снова увидеть живым. Малкин был одним из них, Кильон — другим.
— Нет! — сказал он, царапая воздух здоровой рукой, как человек, одолеваемый ночными кошмарами.
Малкин запустил руку в солому и вытащил винтовку с массивным стволом. Все еще стоя в ящике, он прицелился из винтовки в каллиопу и пробил в ней гулкие отверстия. Каждый раз он не торопился взводить курок, прицеливаться и стрелять, как будто не было причин торопиться. Теперь из Талвара валил пар. Это делало что-то забавное с музыкой, заставляя ее ускоряться. Глубоко в каллиопе потеря давления — или, возможно, удары, которые Малкин нанес по ней, — оказывали какое-то пагубное воздействие на ее регулятор.
Кильон выбрался из своего ящика, плавно переставляя длинные ноги, когда он перевалился через бортик и ступил на пол. Ангел был единственным, у кого, казалось, не было при себе оружия.
— Хватит, — крикнул он, перекрывая усиливающуюся музыку.
— Испортил нам веселье, Резака, — сказала Мирока. — Это ты весь такой. — Но она демонстративно убрала полуавтоматическое оружие в кобуру, снова застегнув клапан пальто. Малкин стоял у нее за спиной, задрав ствол винтовки к потолку.
Кильон медленно подошел к Талвару и затем опустился на колени, тщательно выбирая место, чтобы струи пара не попадали на него.
— Это не должно было случиться так, — сказал он, говоря так тихо, так медленно и невозмутимо, что казалось, будто он вообще не слышит музыки. — Мы вернулись в город, готовые доверять тебе. Все, что тебе нужно было сделать, это помочь людям, когда они больше всего в этом нуждались. Никто не просил о мире. Никто не просил ничего такого, чего ты не мог бы доставить.
Талвар сплюнул кровь и что-то ужасное, что, он не был уверен, вообще должно было пройти через его горло. — Как будто тебя это когда-нибудь волновало, ангел. Как будто речь шла о чем-то другом, кроме твоего собственного выживания.
— Может быть, когда-то это и было правдой, — сказал Кильон. — Но я двинулся дальше. Понял, что я не был центром своей собственной вселенной. Это было даже близко не к центру. Жаль, что у тебя не хватило духу сделать то же самое. — Он наклонил голову влево и напрягся, разглядывая то, что осталось от Талвара, и не выглядел слишком воодушевленным тем, что увидел. — И все же сейчас вода под мостом. Ты хочешь, чтобы мы сменили катушку?
Музыка теперь превратилась в кружащуюся, визжащую какофонию.
— Ты доктор, — сказал Талвар. — Избавь меня от страданий.
Кильон начал вставать. — Извини, — сказал он, и на мгновение на его застывшем, как маска, лице отразилось сожаление. — Кажется, я забыл свою сумку.
Но даже когда он поднимался на ноги, что-то, казалось, не выдержало внутри него. Он рухнул на колени, и его вырвало, брызнув кровью в лицо Талвару. Кильон прикрыл рот рукой и снова закашлялся, но на этот раз большая часть крови попала ему в руку. Он посмотрел на красное месиво на своей ладони с каким-то извиняющимся смущением, как будто это было совершенно неподобающим поступком в приличном обществе.
— Резака, — сказала Мирока. — Что-то у тебя там не слишком хорошо получается.
— Похоже, у нас обоих все получится, если мы доживем до заката, — сказал Талвар.
— Я мог бы, — сказал Кильон и вытер рукавом окровавленную рану у себя во рту. — У тебя все получится, если ты продержишься следующие пять минут.
— Зачем довольствоваться минутами? — сказала Мирока, доставая пистолет и прицеливаясь из него.
После этого произошло многое, но большую часть времени он был в лучшем случае в полубессознательном состоянии, осознавал движение и шум и — помимо ощущения, что происходят важные события, — совершенно неспособен связно обрабатывать информацию. Большую часть времени он лежал на земле, с подложенным под голову чьим-то пальто в качестве подушки, а его собственное пальто было расстегнуто, чтобы его друзья могли оценить ущерб, который он так усердно старался скрыть от них. Он услышал выстрелы, слишком громкие и отдающиеся эхом, чтобы они были за пределами бани, но доносившиеся не из самой комнаты, а также громкие голоса, крики, споры и тихий заговорщический шепот. Он то погружался в черное беспамятство, то выходил из него, каждый раз укрепляя свою решимость не терять сознания, и каждый раз терпел неудачу. Он был ранен, возможно, смертельно, но не хотел умирать. Он присутствовал при начале чего-то, что хотел довести до конца. Он давал обещания, и мысль о том, чтобы нарушить их, была хуже страха смерти.
Но в него стреляли, и он уже был слаб. В редкие моменты ясного, рационального мышления он понимал, что это не были счастливые партнеры по постели. Он также был человеком, для которого даже самое лучшее человеческое лекарство было, по сути, бесполезным.
Он проскользнул между мгновениями, а затем фигура перед ним обрела твердость.
— Кильон, ты тупой сукин сын. Почему ты нам ничего не сказал?
Его удивил собственный смех. — Потому что мы могли бы повернуть назад.
— Только потому, что в тебя попали?
— Я так и думал.
— Нет, пока я была на вахте. Если бы мы зашли так далеко, я бы пристрелила тебя на месте.
— Тогда хорошо, что я тебе не сказал, не так ли?
Мирока отвела взгляд в сторону. Она то появлялась, то исчезала из поля зрения, несмотря на то, что в комнате теперь не было пара. — Вы уже нашли его сумку?
— Это здесь.
Забинтованное привидение, появившееся в поле зрения, было, как ни странно, Куртэйной. Тогда он понял, что у него, должно быть, галлюцинации, потому что она никак не могла найти в себе сил подняться с постели, особенно с теми травмами, которые она получила. Но осознание того, что он бредил, только усилило связь видения с реальностью. Она наклонилась ближе и тихо заговорила.
— Кильон. Слушай внимательно. Здесь должно быть что-то такое, что-то в этих лекарствах, что может тебе помочь. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что это такое и как нам это использовать.
— Бесполезно, — сказал он, улыбаясь стойкости иллюзии. — Внутреннее кровотечение. Ты ничего не сможешь сделать.
— Разве я официально освободила тебя от обязанностей по уходу за экипажем "Раскрашенной леди"?
Так что призрак не был идеален. Он не понимал, что произошло прошлой ночью. Почти сожалея о том, что приходится разрушать это заблуждение, он сказал: — Корабль погиб. Он сгорел. Больше никакой "Раскрашенной леди".
— Да. Очень хорошо. Все это не имеет для меня ни малейшего значения, когда у меня все еще есть моя команда, один из которых нуждается в тебе, чтобы сохранить ему жизнь. Сумка, доктор. Лекарства. Скажи мне, что мне нужно сделать.
— Ты ничего не можешь сделать.
Ее голос перешел в рычание. — Я капитан Куртэйна с быстроходного разведчика "Раскрашенная леди". Ты мой врач, и я приказываю тебе лечить себя самостоятельно.
Он снова рассмеялся, но на этот раз над собственной вялой готовностью участвовать в этой шараде. — Открой сумку. Второе отделение... — Он наблюдал, как она роется в содержимом. — Да, вот это. Достань флаконы.
Она подняла их для осмотра. — Который из них?
— Справа. Мне правый. Теперь найди чистый шприц и сними колпачок с иглы.
Она исчезла; прошла вечность, и Куртэйна снова была там, со шприцем, погруженным во флакон. — Сколько, доктор?
— До первого деления. Найди вену у меня на руке и... — Он снова потерял сознание.
Он пришел в себя резче, все снова стало в фокусе, включая боль от раны. Примечательно, что Куртэйна все еще была там и разговаривала с ним. — Я сделала это, — сказала она. — Надеюсь, на данный момент этого достаточно. Если это не так, то тебе лучше сказать мне, что еще мне нужно сделать. Боюсь, пройдет несколько часов, прежде чем мы сможем найти кого-нибудь, кому я доверила бы оперировать тебя.
Впервые после смерти Талвара он почувствовал, что его мысли движутся в рациональном русле. — Как ты?
— Лучше, чем на моем корабле.
— Они не должны были выпускать тебя из лазарета.
— Они не хотели этого делать. Но из-за всего того шума, который вы здесь производили, лазарет больше не казался мне самым безопасным местом в городе. — Она оглянулась через плечо. — Я вижу, ты уладил свою обиду с Талваром.
— Да. Но он должен Копью гораздо больше, чем смог бы когда-либо отплатить, просто умерев. Он украл лекарства, доставка которых сюда стоила нам жизней и кораблей. Что сейчас происходит?
— Думаю, лучше всего назвать это переходным периодом. Мои люди внушают народу Талвара мудрость капитуляции и быстрой смены лояльности. Я рассчитываю, что большинство из них — головорезы-оппортунисты, которые распознают хорошую вещь, когда им ее предлагают.
— Однако это горькая пилюля, которую нужно проглотить. Внезапно им говорят, что они работают на Рой.
— По крайней мере, я даю им выбор.
— Да. И альтернативой будет... что именно? Драться с тобой?
Она одарила его энергичной улыбкой. — Они могут попытаться.
— После пересечения зоны у вас почти не осталось оружия. И ни один корабль, который попадет в Копье при таком подходе, тоже его не привезет.
— Произноси это шепотом, доктор. В данный момент мы ногтями цепляемся за иллюзию превосходства. Они думают, что мы сильнее, чем на самом деле.
— Талвар знал, что зона сделает с оборудованием Роя.
— Талвар мертв. Большинство его людей — дураки, которые едва ли знают, что есть мир за пределами Копья. — Ее лицо посуровело от решимости. — В любом случае, мы не бессильны. У нас все еще есть обученные люди, экипажи двух кораблей, и они очень хорошо владеют арбалетами и холодным оружием. Я приглашаю всех, кто сомневается в этом, проверить это на практике. Кроме того, есть еще один фактор. У нас все еще есть остальная часть Роя, и остальная часть Роя все еще очень хорошо вооружена.
— Но не на той стороне зоны.
— Пока что. Но ландшафт меняется. Ополчение Талвара — теперь наше ополчение — имеет, по крайней мере, некоторый доступ к сыворотке-15. Это означает, что они могут проникнуть на нижние уровни города, в места, в которых им раньше было отказано. Черепа отступают — всплеск сопротивления — это последнее, чего они ожидали. Впереди еще долгий путь, и могут пройти дни или недели, прежде чем мы увидим какие-либо изменения в контроле над окружающими землями. Но это произойдет, и когда это произойдет, не будет никаких военных препятствий для подхода на низком уровне, в обход границы зоны. Это все равно будет трудно, и могут возникнуть очаги сопротивления. Может быть, больше, чем карманы. Но мы сможем поддерживать наши двигатели работающими на протяжении всего пути, и у нас все еще будут исправные пушки, когда мы причалим.
— Дни или недели. Ты думаешь, мы сможем продержаться так долго?
— Есть еще один фактор, который означает, что нам, возможно, даже не придется этого делать. Пока тебя не было, что-то произошло... полагаю, ты бы назвал это переговорами. Мы вступили в контакт с фракцией ангелов. Они увидели, что случилось с первыми двумя кораблями, и отправили посланника на встречу с остальной частью Роя. Ангел был почти мертв к тому времени, когда достиг "Пурпурного императора": он был вынужден лететь гораздо выше, чем они обычно делают, чтобы обогнуть верхнюю часть зоны, и его двигательная установка вышла из строя вскоре после того, как он покинул Копье. Замерзший до полусмерти и почти слишком слабый, чтобы летать. Но он добрался до нас и открыл канал связи с Небесными уровнями.
— Это ангелы с Небесных уровней пытаются занять Копье сверху.
— Не все, Кильон, ты сам нам об этом сказал. Должно быть, там, наверху, все еще есть ангелы, которым мы с тобой можем доверять, иначе они не послали бы кого-нибудь вниз предупредить тебя, чтобы ты убирался из города.
— Это было некоторое время назад.
— Знаю, и можно только догадываться, насколько велико влияние пацифистов на поджигателей войны. Но они бы ни за что не отправили этого ангела в почти самоубийственный полет. Поджигатели войны перенапряглись, пытаясь занять нижние уровни. — На секунду на ее лице промелькнуло сомнение. — Во всяком случае, это то, что говорят нам ангелы.
— И у них не было бы причин лгать, когда на карту поставлено так мало.
— Я не знаю. Возможно, они лгут, говоря, что могут гарантировать безопасность флота, если он будет высоко, а не низко. Но вот в чем дело. Рано или поздно все сводится к доверию. Вам просто нужно совершить этот прыжок веры. На самом деле в этом-то все и дело. Если бы существовали твердые гарантии, вам вообще не нужно было бы доверять.
— Значит, Рикассо рискнет всем Роем ради обещания ангелов, с которыми он никогда не имел дела до сегодняшнего дня?
— Не всем Роем. Но частью его — достаточным количеством кораблей, чтобы изменить ситуацию, доставив больше сыворотки-15? Я так думаю. И он позаботится о том, чтобы оказаться на одном из этих кораблей, когда тот пересечет границу.
— Единственное, в чем я никогда не сомневался, — это в его мужестве.
— Но ты не думаешь, что это разумно.
— Это азартная игра, — вздохнул Кильон, борьба — энергия для спора — покидала его. — Но тогда я понимаю твою позицию. Если ты хочешь держать в узде сброд Талвара, тогда тебе нужно проявить свою силу. Привлечение большего количества кораблей сделает именно это, особенно если ты сможешь продемонстрировать, что у вас есть сговор по крайней мере с некоторыми из ангелов.
