Будь оно все проклято.
Пало шевельнулся, собираясь встать между дракончиками. Рукава на всякий случай распустить, только незаметно... Гэрвин, что-то сообразив, лихорадочно раскапывается...
Но прежде чем Пало сдвинулся с места, драконовер добрался до места, а толпа взорвалась страхом и злостью, в дело вступили сами драконыши. Один драконыш. Грязный, весь в липкой черноте, какой-то ободранный драконий детеныш, безотрывно смотревший на людей диковатыми черными глазами, что-то не то прошипел, не то всхлипнул — и бросился к малышке, бестолково разглядывающей свои новообретенные крылышки. Миг — и он рядом.
Тихий короткий рык — взлетающая ему навстречу серебристая головка и вспышка синего на короне. Штуша заполошно бьет крохотными крыльями, пытаясь удержаться на месте. Еще один рык драконыша, кивок на людей, непонимание, почти отчаяние... и уже безнадежный рывок.
Это похоже на атаку, очень похоже.
Только миг спустя вельхо понимает, что драконыш не душит малышку — черные крылья обхватывают более мелкое серебристое тельце, накрывают, подрагивающая спина заслоняет от толпы, от людей... Защищает. Прикрывая собой.
Пятеро богов, он тоже думает... он тоже ждет того, что нападут...
— Что происходит? — громко и официально осведомляется наконец-то добравшийся до места белый лис. — Если господа маги принесли в наш город драконенка, то, уверен, у них были на это какие-то причины! Мы же им доверяем?
Он обращается к толпе, к горожанам, а Пало и Гэрвину достается сквозь зубы быстрое:
— Вам лучше придумать что-то... и быстро!
Качнувшаяся толпа снова застыла.
Белому лису верили.
А драконыш дрогнул. По напряженной спине прошла короткая крупная дрожь — замерцали, разбегаясь по коже, блики светильников, будто рябь на воде. И он затих, весь сжавшись — как большой птенец перед злой кошкой.
Птенец.
— Что ж это деется? — взлетел над толпой чей-то голос, сердитый, женский. — Чего пугаете ребятенков, злыдни?!
Поварша легко раздвинула людей крепко сбитым телом, вышла вперед и
Толпа заволновалась:
— Чей-та это она? Рехнулась?
— Цыц, дурень! Глянь-ко, он же и впрямь боится!
— Ишь, вцепился — не оторвешь.
— Защищает. Помнишь, как сторожников сын сестренку от преступивших так прятал?
— И впрямь — малой ведь еще. Малые.
— Чего его приволокли-то?
— А кто их знает, магов.
— Вельхо только дай дракона-то!
— Ага, тут же на части порежут...
— Вот больших бы и ловили! Ребятенков на что хватать?
— Весь поранетый, гляди-ка...
— Чешую общипали, злыдни, на амулеты небось.
— Жалко...
— Слышь, остай Пало! Вели своим отнести ребятенка где взяли! Нечего дитев из дому воровать!
— Не дело!
— Во-во! Только полечить сперва!
И Пало понял, что он никогда не поймет людей.
Разбираться с парой вельхо, вдруг подавшихся в драконоловы, пришлось здесь же, на полигоне. Люди, так же внезапно превратившиеся в драконоверов и всей душой сочувствовавшие "малышам", не поняли бы, если бы "господа вельхо" уединились вместо принародного объяснения своих непонятных поступков.
Разбирательство пришлось совмещать с лечением драконенка. Точнее — с отмыванием, потому что пытаться лечить грязную кожу может лишь скорбный разумом. Еще точнее — с уговорами, потому что несмотря на мягкие голоса, отсутствие атак и сердитые попытки "внучки" выбраться из-под своего живого щита, этот живой ком разжиматься в отказывается.
Кроме того, на полигон постоянно приходили новые сограждане, привлеченные разговорами о прибытии новых драконов в их многострадаль... счастливый город. А поскольку новички желали быть в курсе всех новостей, то было шумно.
— Да это не мы его так! Пало, скажи им!
— Слышь, а что тут деется? Ты гляди, и взаправду — дракончики. Ой, какие маленькие...
— Мы его таким уже нашли!
— Поэтому и забрали...
— Во как обнял сестренку... Вот бедолага.
— Да это не сестра, это наша, местная девчоночка.
— Как?!
— Напугалась, вот и...
— Не может быть! Это что, это мы все что ли, так можем?
— Может, и можем. Моей теще, к примеру, и превращаться особо не надо... А кто ее напугать попробует — ну что ж, легкого им пути к Пятерым.
— Слышь, малой, ты не бойся, мы того... мирные... вот, хлебушка хочешь?
— Одурел — дракону хлебушка? Ему мяса подавай.
— Где я тебе тут мясо возьму? Хотя...
— Малыш...
— Бесполезно. Он людям не поверит. Я бы на его месте после такого спалил бы на месте любого человековидного. А мага — в первую очередь.
— Что ж там за дрянь творится?
— Похоже на торговцев запрещенным товаром.
— Думаешь, они этот товар растят, а потом...
— Ага.
— Вот! Мясо! — врывается торжествующий вопль, и под нос нервно шарахнувшему дракончику суется рука, сжимающая нечто красное, капающее... — Солонинка, правда, но свежая.
Драконыш жмурится и отворачивается.
— Эх... — расстраивается доброжелатель. И исчезает, оставив, впрочем, "солонину".
— Малыш, ты нас понимаешь? Мы хотим помочь. Тебя надо помыть, без этого нельзя вылечиться. А тут холодно... давай ты отпустишь девочку и зайдешь во-н туда? Там тепло...
— Не понимает он. Давай "чисткой" хоть пройдемся, а то мало ли, что там в этой земле за зараза.
— Действуй. Только...
— А вот сласти есть! Мед! — доброжелатель снова материализуется, с маленьким бочонком наперевес. — Мед будешь, малой?
На мед "малыш" тоже не реагирует. И на пиво, которое принес какой-то "хлебнувший для храбрости" — тоже. Судя по виду этого второго бочонка, храбрости в дарителе плескалось немало... примерно на треть содержимого.
— Эххх! Чем его угостить-то?
Бардак. Пало устало косится на обреченно замершего драконыша. В таком доме скорбных разумом сам вельхо тоже отказался бы признаваться в чем бы то ни было.
— Я наложил обезболивающее. Теперь можно чистить...
— Только осторожнее!
— Тьфу на вас! — поварша, исчезнувшая было из поля зрения, вновь появляется, с чем-то белым. Кажется, сыром. Мягкий здешний сыр знаменит на весь материк, если драконыш откажется и от него, значит, пора бить тревогу и звать всех лекарей — их невольный гость пострадал куда сильней, чем кажется.
Пало аккуратно касается своего самого любимого Знака. Пусть он не лечит, а всего лишь снимает боль, обманывая тело, но слишком хорошо вельхо знал, как нужен телу такой обман... Под мягким касанием золотого света драконыш дергается, но не двигается.
— Там еще драконы были?
— Э-э... не видел... зачем?
— А что, так их там и бросить?
— Ты хочешь сюда их притащить? — Коготь с интересом поднимает брови. — А горожане что скажут?
— Вот спросим — и скажут. А не захотят, — Пало понижает голос, — так наш градоначальник пригласил ведь в город двоих драконов. Явятся — отдадим их потерянных детишек...
— Четырнадцать.
— Что? — Пало еще поворачивает голову к Когтю, когда до него доходит: говорит не Коготь. И не Гэрвин. Это совсем новый голос, хрипловатый, с отчетливыми рычащими нотками и странным придыханием.
Драконыш.
— Нас там четырнадцать, — повторяет драконыш. — Было пятнадцать, но... вы правда хотите помочь?
— Конечно.
— Не понимаю...
Но, если драконыш и хотел прояснить ситуацию, ему не дали.
— Ах так ты разговариваешь?! — послышался голос из-под его крыла. — Ты умный?! А ну тогда отпусти нас сейчас же!
Женщины реже получают от Пятерых магический дар. Но боги компенсируют это другими способностями, как-то: повышенной наблюдательностью, очень развитым терпением, внешней привлекательностью, в конце концов. Наблюдательность, к сожалению, срабатывала больше на отслеживание личной жизни знакомых, а также на то невообразимое и непредсказуемое множество вещей и понятий, которое женщины в совокупности зовут "модой"; терпение изменяло в самый неподходящий момент, а внешняя привлекательность могла обернуться и крупным недостатком, но! Одно качество особ женского пола Пало высоко ценил и немного опасался. Гэрвин, которому повезло иметь сестер, бабушек и племянниц, называл это "выедание мозгов". Пало с данным термином не соглашался, но сейчас готов был пересмотреть свою позицию.
Просто пронаблюдав происходивший перед глазами процесс.
Бедный дракончик, который намертво уперся и не поддавался, когда его уговаривали вместе три вельхо, один драконовер и целая толпа дичков, сдался перед девицей неполных семи лет (или восьми?), стоило ему услышать безапелляционное требование отпустить. Отпустил мгновенно, ошалело поджал крылья и растерянно застыл, глядя, как его кратковременная подопечная отряхивается и поблескивает коронкой. И еще успевает допекать своего защитника!
Как, ну вот как это называется?
Откуда у малявки такое самообладание?
Выползла же вся перепуганная, глаза по блюдечку, казалось, Штушу своего вот-вот придушит, не со зла, а просто потому что вцепилась в него со страху сильнее, чем в соломенную куколку...
И что? Миг, другой, взгляд на драконыша, на толпу, что таращилась на детенышей примерно в шесть сотен любопытных глаз... и все. Преобразилась. Непролитые слезки мигом высохли, явно помятое крылышко расправилось и легло на бочок, головка мило вздернулась и коронка заблистала милейшим золотистым светом с просверками розового. Словом, являла собой такое трогательное и нежное существо, что именование "кровавая тварь" в отношении этого милого создания было совершенно невозможно.
— Все мальчишки — вредины! — выдало существо. — Дядя Пало, он меня обнимал! Вы видели?
"Уже не дедушка" не нашел что ответить. Чуть ли не в первый раз за всю жизнь. Собственно говоря, он очень слабо представлял себе, что сказать дракончику-девочке, которая жалуется, что дракон-мальчик напал на нее, чтобы обнять. При этом напрочь игнорируя тот факт, что она — дракон, а здесь вообще-то земли людей, которые драконов обычно терпят только в виде нелегальных драконьих ингредиентов...
Драконий детеныш тоже, кажется, растерялся — замер и встопорщил гребешок, пытаясь вникнуть в суть претензий.
Существо покосилось на ошалелого парнишку и аккуратно добило его фразочкой:
— Я за него замуж не пойду.
Что?
Толпа среагировала раньше вельхо. И, разумеется, раньше онемевшего от неожиданности драконыша:
— Вот так — не успел моргнуть, — взлетел над полигоном веселый молодой голос, — а тебя уже оженили.
— Шустрая девчоночка, — поддержал мужчина постарше.
— Все бабы одинакие, — философски отозвался уже немолодой мужик, бывший сторожник. — Разок приобнял — и все, женись!
— Держись, парень, не поддавайся!
— Стал быть, теща моя — всамделе дракон... — не оставлял надежды прояснить семейную родословную несчастливый зять. — Тесть говорил, он ее и обнять еще не успел — глянул тока, а она уж и свадьбу надумала как проводить, и имена детям подобрала.
— Все они драконы, если честно...
— Драконицы. Или драконихи. Или... как правильно, остай вельхо?
— Драконицы, — совершенно самостоятельно ответствовал язык почтенного чародея. Хозяин языка в это время пытался понять, каким образом толпа, опасное и трудноуправляемое множество людей, так легко и спокойно перешла от опаски к сочувствию и доброй насмешке.
— Замуж?! — волшебное слово наконец вернуло несчастному драконышу дар речи. — Я не...
— Не хочешь жениться? — коварно перебила "жертва".
— Нет!
— Чиррррррр! — возмутился Штуша, пикируя на голову хозяйки.
Поддержка оказалась кстати. Или некстати?
— Так ты еще и жениться не думаешь? — повысила голос бывшая "внучка". — А зачем тогда обнимался?
— Я... — на этот раз паренек сообразил, в какую ловушку его загнали, и закрыл рот, соображая, что все-таки ответить, чтоб не увязнуть еще глубже.
Но глубина женского коварства еще себя не исчерпала:
— Я ж говорю — вредины! — заключила невеста, задрав нос. — Бессовестные вредины!
Толпа уже хохотала:
— Ага, вот и спасай таких!
— А я бы спас, — мечтательно протянул новый голос. — Она холесенька...
— Дожили, и этот уже в женихи... Ты до пяти лет хоть дорасти, жених!
Выступление самого юного кандидата в спасатели стало толчком: к разговору подключилась женская половина:
— Правильно, девчоночка, держи его покрепче! А то они такие: чуть отвернешься — а его уже и нету. Дела у них, видишь ли! Знаем мы эти дела!
— Правильная девица. Это по-нашему.
— Ой, а смотрит-то как, смотрит... подрастет — и за ней парни наперегонки с драконами бегать будут.
— Кто бегать, кто летать...
— Видишь, дочка, как надо? А ты все: мамонька, мне рано еще с парнями, мне рано замуж. Вот тебе и рано!
— Мам!
— Учись, дочурка, как парней правильно в угол загонять... Чтоб не улизнул. Некоторые парни не понимают, где их счастье, пока их по лбу не шарахнешь...
— Обязательно по лбу? — деловито уточняет пышечка в полосатом платье. — Это потому у папы там все время шишка?
— Если твой папа не прекратит бегать трактир вдовы Ханни, то шишек у него станет две! И рога из них прорежутся! Слыхал, муженек?
— Слыхал-слыхал. И я, и половина соседей... — уныло отвечает бывший сторожник. — Чему дочку учишь...
— Чему надо учу!
— По лбу, значит, — хищно улыбается мамина дочка. — Я запомню.
— А чегой-та нам такое втолковывали, что драконы неговорящие? Еще какие говорящие — вона как чешут...
Ох, наверное, драконоверу нашему сейчас радость. Сразу столько единоверцев привалило. Но посмотреть на безусловно счастливого сектанта Пало было некогда. Он боялся выпустить из виду "будущих супругов". Мелкая претендентка в драконьи супруги продолжала "выедать мозг" своему несчастному спасителю.
— А ты такой чумазый. Принцы такими не бывают. Правда, Штуша?
— Чртттчк!
— А для тролля мелкий...
— Чирррк?
Драконыш остервенело отряхивал с лап (единственной непострадавшей от щипателей чешуи части тела) налипшую землю и мусор, явно стараясь не слушать юную провокаторшу. Но тут попробуй не услышь.
— Ты, наверное, какой-то особенный дракон? — не отставала девица. — Болотный, да?
— Аррру! — терпение дракончика, похоже, иссякало.
— Или земляной?
— Да сама ты! — не выдержал предполагаемый болотный обитатель. — Ты... ты...
Маленькая женщина немедленно почувствовала, что перегнула палку, и тут же сдала назад:
— Да успокойся, — она виновато тронула крылышком драконий бок. — Такие, как мы, не женятся, мы же маленькие еще. И я... как это там... "я люблю другого", вот. Я это так сказала, понимаешь?
— Как?
— Так... ну, чтобы... просто так. Не злись...
— Эй, невеста! Ты чего застыла? Не знаешь, что с мужем делать?
— Мы подскажем! Первым делом отмыть...
— Потом...
— Кормить, кормить и кормить! — угрожающе вмешалась поварша. — Вельхо, чего смотрите, ведите мальцов ко мне! Подлечиться да подкормиться! У меня еды на целую драконью стаю хватит. И одежка для малого найдется, коли превратится.
Драконыш сверкнул глазами:
— Я не...
— Понятное дело, что не, — непривычно мягко перебила грозная властительница поварни. — На голодный желудок все мужики "не", чтоб они там себе не думали. Подкормишься, — и все сможешь. Пошли-ка. Давай-давай...
