— Да, ты можешь выиграть расследование, — сказал Рошон. — Ты был настолько дотошен, что приготовил совершенно точные правильные документы. И ты был там только один, когда Уистиоу поставил на них печать. Странно, что ни одна из его клерков не была при этом.
— Клерки прочитали ему документы.
— И потом вышли из комнаты.
— Так приказал светлорд Уистиоу. Я уверен, что они подтвердят это.
Рошон пожал плечами.
— Мне не надо доказывать, что ты украл сферы, хирург. Я просто буду продолжать делать то, что делаю. Я знаю, что твоя семья питается отбросами. Как долго они будут страдать из-за твоей гордости?
— Их не запугаешь. Как и меня.
— Я не спрашиваю, боятся ли они. Я спрашиваю, голодают ли они.
— Ни в коем случае, — сказал Лирин сухим голосом. — Даже если нам не хватает еды, мы наслаждаемся вниманием, которое вы расточаете нам, светлорд. Мы чувствуем на себе ваши ищущие взгляды и слышим ваш шепоток горожанам. Судя по тому, как вы следите за нами, вы опасаетесь нас.
Рошон молчал, держа в руке шампур, яркие зеленые глаза сузились, губы поджались. В темноте эти глаза почти светились. Калу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не съежиться под весом этого неодобрительного взгляда. С таким видом светлоглазые вроде Рошона отдают приказы.
Он не настоящий светлоглазый. Он отверженный. Я еще увижу настоящих. Людей чести.
Лирин даже не моргнул.
— Уже который месяц мы испытываем давление с вашей стороны. Арестовать меня вы не можете — я выиграю расследование. Вы попытались натравить на меня народ, но это мой город, меня здесь все знают и глубоко внутри осознают, что я им нужен.
Рошон наклонился вперед.
— Я ненавижу твой маленький город.
Лирин нахмурился при таком странном ответе.
— Меня приводит в ярость то, что на меня смотрят как на ссыльного, — продолжал Рошон. — Я сатанею от того, что вынужден жить в глуши. Но больше всего я ненавижу темноглазых, которые забыли свое место.
— Я тоже не испытываю к вам теплых чувств.
Рошон хмыкнул, потом посмотрел на мясо так, как если бы потерял к нему интерес.
— Очень хорошо. Давай пойдем на... компромисс. Я возьму девять десятых сфер. Ты сможешь сохранить остальные.
Кал возмущенно вскочил.
— Мой отец никогда...
— Кал, — прервал его Лирин. — Я могу говорить за себя.
— Но ты, конечно, не заключишь такую позорную сделку.
Лирин какое-то время молчал.
— Иди на кухню, — наконец сказал он. — Попроси у поваров еды, больше подходящей тебе.
— Отец, но...
— Иди, сын, — твердо повторил Лирин.
Неужели правда? После всего, неужели отец просто сдался?
Кал побагровел и вылетел из зала. Он знал дорогу на кухню. В детстве он часто обедал там с Ларал.
Он убежал не потому, что его выставили; он не хотел, чтобы отец и Рошон видели его чувства: досаду от того, что он встал и наорал на Рошона, хотя отец собирался заключить сделку; унижение от того, что отец мог даже подумать о сделке; расстройство от того, что его прогнали. Кал обнаружил, что плачет, и постарался взять себя в руки. Он прошел мимо пары солдат Рошона; желтый свет висевших на стенах тусклых масляных ламп подчеркивал грубые черты их лиц.
Проскочив мимо них, Кал повернул за угол и только здесь остановился около кадки с растением, сражаясь со своими эмоциями. В кадке стояла комнатная винопочка, до полного раскрытия которой оставалось еще одно поколение; несколько конусообразных цветков тянулись вверх из ее последней раковины. На стене над ней горела лампа, слабым задыхающимся светом. В задних помещениях особняка, рядом с комнатами слуг, сферы для освещения не использовали.
Кал прислонился к стене, дыша тяжело и неровно. Он чувствовал себя как Кабин — один из десяти дураков, — который вел себя как ребенок, хотя был взрослым. Но что он должен думать о поступках Лирина?
Он вытер глаза, прошел через несколько распахнутых дверей и очутился на кухне. Рошон все еще пользовался услугами главного повара Уистиоу, Барма, высокого худого человека с черными волосами, которые он заплетал в косы. Барм ходил по кухне, отдавая распоряжения младшим поварам; пара паршменов вносила через задние двери особняка корзины с провизией. Барм не расставался с длинным металлическим черпаком, которым стучал по висевшим на стенах сковородкам или кастрюлям, отдавая приказы.
Бросив на Кала небрежный взгляд своих темно-коричневых глаз, он приказал одному из слуг принести хлебец и таллиевый рис. Детская еда. Кал еще больше смутился, сообразив, что Барм мгновенно понял, почему его послали на кухню.
Кал подошел к специально выделенному для еды уголку и стал там ждать. Это был свежепобеленный альков, в котором стоял покрытый графитом стол. Он уселся, положил локти на камень, а голову на руки.
Почему он так разозлился от одной мысли, что отец может отдать большинство сфер в обмен на безопасность? Верно, если это произойдет, его не пошлют в Харбрант. Но он уже и так решил стать солдатом. Так что это не имеет значения. Или имеет?
Я завербуюсь в армию, подумал Кал. Я убегу, я...
Внезапно мечта — план — показалась невероятно детской. Она принадлежала мальчику, которого заслуженно послали на кухню есть рис, пока взрослые говорили о важных делах. В первый раз ему стало обидно, что он не сможет учиться на хирурга.
Дверь кухни резко распахнулась. Вошел сын Рошона, Риллир, разговаривая с кем-то.
— ...не знаю, почему отец требует, чтобы здесь было так мрачно. Масляные лампы в коридорах? Что может быть более провинциальным? Ему бы полегчало, если бы я смог вытащить его поохотиться. Тогда мы смогли бы хоть как-то развлечься в этом захолустье.
Риллир заметил сидящего Кала, но прошел мимо, как будто тот был стулом или полкой для вина: заметил, но в остальном игнорировал.
Кал обнаружил, что смотрит на спутницу Риллира. Ларал. Дочь Уистиоу.
Так много изменилось. Он давно не видел ее, но вот внезапно возникли старые чувства. Стыд, возбуждение. Она знает, что родители собирались поженить их? Один взгляд на нее, и он опять почти полностью смутился. Но нет. Его отец может глядеть Рошону прямо в глаза. Значит, и сам Кал может взглянуть в глаза Ларал.
Кал встал и кивнул ей. Она посмотрела на него, слегка покраснела и пошла дальше, волоча за собой старую няню — компаньонку.
Что случилось с той Ларал, которую он знал, — девочкой с распущенными черно-желтыми волосами, которая любила лазать по камням и носиться по полям? Она надела желтое шелковое платье — модную одежду светлоглазых женщин, — аккуратно зачесала волосы и еще покрасила их, чтобы спрятать светлые пряди. Левая рука скромно скрывалась в рукаве. Она стала выглядеть как светлоглазые.
Богатство Уистиоу — то, что от него осталось, — перешло к ней. И когда Садеас вручил Рошону власть над Хартстоуном — а также подарил особняк и сад, — кронпринц предоставил ей приданое, в качестве компенсации.
— Ты, — сказал Риллир, кивая на Кала и говоря с быстрым городским акцентом. — Будь хорошим мальчиком и принеси нам ужин. Мы будем есть в уголке.
— Я не кухонный слуга.
— Ну и что?
Кал покраснел.
— Если ты ожидаешь, будто я тебе что-то дам за то, что ты принесешь еду...
— Нет... я хотел сказать... — Кал посмотрел на Ларал. — Скажи ему, Ларал.
Она отвернулась.
— Делай, как тебе приказано, мальчик, — сказала она. — Мы голодны.
Кал уставился на нее и почувствовал, как краска полностью залила щеки.
— Я... я не собираюсь ничего тебе приносить! — сумел выговорить он. — И не имеет значения, сколько сфер ты собираешься мне предложить. Я не мальчик на побегушках. Я хирург.
— А, ты сын его.
— Да, — ответил Кал, поражаясь, как гордо прозвучало простое слово. — И я не дам тебе запугать меня, Риллир Рошон. Как твоему отцу не удалось запугать моего.
Не считая того, что они как раз сейчас заключают сделку...
— Отец не говорил, насколько ты смешной, — сказал Риллир, прислоняясь к стене. Он казался лет на десять старше Кала, а не на два года. — Значит, тебе стыдно носить людям еду? Хирург разве чем-то лучше кухонного слуги?
— Э, нет. Но это не мое Призвание.
— И какое у тебя Призвание?
— Делать больных людей здоровыми.
— Но я заболею, если не поем! Разве ты не исполнишь свой долг, принеся мне еду?
Кал задумался.
— Это... это совсем не то.
— А мне кажется, очень похоже.
— Тогда почему бы тебе не принести еду самому?
— Это не мое Призвание.
— И какое у тебя Призвание? — вернул Кал, вспомнив слова Риллира.
— Я — наследник правителя города, — сказал Риллир. — Мой долг — руководить, следить, чтобы работа была сделана и люди не ленились. И я даю важные задачи темноглазым бездельникам, чтобы они приносили пользу.
Кал колебался, понемногу закипая.
— Видишь, как медленно проворачиваются его мозги, — сказал Риллир Ларал. — Как гаснущий костер, сжегший все свое топливо и могущий только дымиться. И, смотри, костер заставил его лицо покраснеть.
— Риллир, пожалуйста, — сказала Ларал, кладя свою руку на его.
Риллир посмотрел на нее и округлил глаза.
— Иногда ты такая же провинциальная, как и мой отец, дорогая.
Он выпрямился и с выражением покорности на лице провел ее мимо алькова в саму кухню.
Кал с такой силой плюхнулся на скамью, что едва не ушиб ноги. Мальчик-слуга принес ему еду и поставил на стол, но это только напомнило Калу, что все его считают ребенком. Он не стал есть, только глядел, пока, наконец, на кухню не пришел отец. Риллир и Ларал давно ушли.
Лирин подошел к алькову и поглядел на Кала.
— Ты ничего не ел.
Кал покачал головой.
— Ты мог бы поесть. Это бесплатно. Пошли.
Они молча вышли из особняка в темноту. Карета ждала их, и вскоре Кал опять сидел напротив отца. Кучер вскарабкался на козлы, заставив экипаж вздрогнуть, взмахнул кнутом, и лошади побежали вперед.
— Я хочу стать хирургом, — внезапно сказал Кал.
Скрытое темнотой лицо отца осталось непроницаемым. Однако, когда он заговорил, голос прозвучал слегка растерянно.
— Я это знаю, сынок.
— Нет. Я хочу стать хирургом. Я не хочу убегать и становиться солдатом.
Молчание в темноте.
— Ты обдумывал такое? — наконец спросил Лирин.
— Да, — признался Кал. — Ребячество. Но сегодня я решил, что хочу учиться на хирурга.
— Почему? Что заставило тебя измениться?
— Мне нужно было узнать, как думают они, — сказал Кал, кивая на особняк. — Они умеют красиво говорить, и я должен научиться отвечать им тем же. Не как... — Он заколебался.
— Не как я? — со вздохом спросил Лирин.
Кал закусил губу, но должен был спросить.
— Сколько сфер ты согласился отдать ему? Мне хватит оставшихся для поездки в Харбрант?
— Ни одной.
— Но...
— Рошон и я какое-то время спорили о количестве. Я сделал вид, что разгорячился, и ушел.
— Сделал вид? — спросил пораженный Кал.
Отец наклонился вперед и перешел на шепот, чтобы не услышал кучер. Впрочем, колеса с таким шумом катились по дороге, что опасности и так не было.
— Он должен подумать, что я собираюсь сдаться. Сегодня я сделал вид, что пришел в отчаяние. Сильный отпор вначале, разочарование потом, и он решил, что достал меня. В конце — позорное отступление. Он пригласит меня через несколько месяцев, дав мне "перегореть".
— Но ты не подчинишься ему, верно? — прошептал Кал.
— Да. Дать ему несколько сфер — только разжечь его жадность; он все равно потребует все остальные. Эти земли приносят намного меньше дохода, чем раньше, и Рошон почти сломлен, проиграв в политических сражениях. Я все еще не знаю, какой из высших лордов послал его сюда мучить нас, но я бы очень хотел встретиться с ним в темной комнате...
Кала буквально потрясла жестокость в голосе Лирина. Он никогда не слышал, чтобы отец всерьез угрожал кому-то.
— Но почему ты пошел на это? — прошептал Кал. — Ты сказал, что мы можем сопротивляться ему. И мама так думает. Может быть, мы не так сытно едим, но и не голодаем.
Отец не ответил, хотя и выглядел озабоченным.
— Ты хотел заставить его подумать, что мы сдаемся, — сказал Кал. — Или готовы сдаться. Чтобы он перестал искать способ уничтожить нас? Чтобы он сосредоточился на сделке и не на...
Кал застыл. Он увидел что-то незнакомое в глазах отца. Что-то вроде вины. Внезапно все обрело смысл. Холодный ужасный смысл.
— Отец Штормов, — прошептал Кал. — Ты действительно украл эти сферы.
Отец молчал, старая темная карета грохотала по ухабистой дороге.
— Вот почему ты был таким возбужденным, когда умер Уистиоу, — прошептал Кал. — Пил, переживал... Ты вор! Мы — семья воров.
Карета повернула, фиолетовый свет Саласа осветил лицо Лирина. С этого угла он не выглядел и наполовину таким грозным — наоборот, скорее слабым. Руки сжаты перед собой, в глазах отражается свет луны.
— В последние дни перед смертью Уистиоу был не в себе, — прошептал он. — Я знал, что его смерть разрушит все надежды на брачный союз. Ларал еще не достигла совершеннолетия, и новый лорд-мэр города не позволит темноглазому завладеть ее наследством через брак.
— И ты ограбил его? — Кал почувствовал, что съеживается.
— Он нам обещал. Я должен был что-то сделать, позаботиться, чтобы он выполнил свое обещание. Я не доверял щедрости нового лорд-мэра. Мудро, как ты можешь видеть.
Все это время Кал считал, что Рошон преследует их из-за злобы и зависти. Но, как оказалось, он был прав.
— Не могу в это поверить.
— Тебе это так важно? — прошептал Лирин. Его лицо казалось призрачным в полумраке. — Что изменилось?
— Все.
— И ничего. Рошон все еще хочет эти сферы, и мы все еще заслуживаем их. Уистиоу, будь он в своем уме, безусловно бы отдал их нам. Я уверен.
— Но он этого не сделал.
— Да.
Все то же самое и все другое.
Один шаг, и мир перевернулся с ног на голову. Негодяй стал героем, герой стал негодяем.
— Я... — сказал Кал, — я не могу решить, сделал ли ты что-то очень храброе или очень плохое.
Лирин вздохнул.
— Я знаю, что ты чувствуешь. — Он откинулся назад. — Пожалуйста, не рассказывай Тьену о том, что мы сделали. Станешь старше, поймешь.
Что мы сделали! Мама помогала ему!
— Может быть, — сказал Кал, мотнув головой. — Но одно не изменилось. Я хочу поехать в Харбрант.
— Даже на украденные сферы?
— Я найду способ заплатить за них. Но не Рошону. Ларал.
— Скоро она тоже будет принадлежать Рошону, — сказал Лирин. — Мы ожидаем помолвку между ней и Риллиром до конца этого года. Рошон не даст ей ускользнуть, особенно сейчас, когда он потерял все свое влияние в Холинаре. Она — одна из немногих возможностей для его сына заручиться поддержкой хорошего дома.
Кал почувствовал, как его желудок скрутило узлом при упоминании Ларал.
— Я должен учиться. Возможно, я смогу...
Смогу что? подумал он. Вернуться и убедить ее оставить Риллира ради меня? Смешно.
Он внезапно посмотрел на отца, который, наклонив голову, выглядел очень печальным. Он был герой. И негодяй. Но герой для своей семьи.
