— Конь, значит.
— Ага.
— Нет, ты погоди. Мало того, что Дух Огня — источник магии этого мира. Так он еще и... лошадь?!
Камориль глянул на меня так, что захотелось провалиться сквозь диван, пол и фундамент. Умеет же!
— Да не лошадь он, успокойся, — я виновато улыбнулся. — Это я для сравнения сказал. Чтоб понятнее было.
— Лошадь!.. — Камориль со шлепком приложил ладонь ко лбу.
— Более того, — продолжил я, — отдельно от носителя Дух Огня приобретает определенную разумность и даже вроде бы некие черты личности. Ну, то есть, начинает осознавать себя и может действовать самостоятельно. Но стоит кому-то им завладеть — все, надобность в личности отпадает, Дух Огня снова — просто невероятная, стало быть, мощь. Давным-давно Духом Огня владел Мартин Майн — проворливый и слега чокнутый, как по мне, маг, пришедший из какой-то иной реальности к нам, сюда, через морок. В мороке он Дух Огня, собственно, и нашел, там им и овладел.
— Я так погляжу, он любит овладевать чем ни попадя, — проворчал Камориль, глядя на дно бокала.
— Гм, да уж, — я постарался прогнать из головы чужие воспоминания, в которых некромант, мокрый и мягкий, изгибался и совершенно неприлично стонал. Это было не просто. Более того: практически невозможно. Отхлебнув вермута, я продолжил: — Ну так вот. Мартину Майну наш мир весьма понравился, как я понимаю. Не знаю, где это надо было раньше жить, чтобы у нас ему показалось так замечательно, но факт есть факт. Мартин Майн, как и Варамира, — совершенно повернутый собственник. Кроме того, всю свою невероятно долгую жизнь он боялся смерти точно так же, как и она. Не будучи колдуном, рожденным тут, у нас, он застраховался... используя мощь Духа Огня и какую-то свою странную магию, он организовал все так, что, если б умер, его суть (душа, какая-то память и все такое прочее) должна была быть сохранена в том самом золотистом кедре. Ну, и, видать, кто-то его таки грохнул в той его прошлой жизни. Страховка сработала, Мартин был запечатан в дереве. Тем временем Даньслав пошел в морок и тоже нашел там Дух Огня. И овладел.
— И этот туда же? — Камориль покачал головой, очевидно устав удивляться.
— Ну, я неправильно выразился... — я почесал тыковку. — Овладеть Духом Даньслав не мог, так как у него и так, от природы, имелась весьма внушительная собственная сила — он же был судьбоплетом. И у него так же была своя миссия, священная для него — следить за Варамирой и не давать ей разгуляться. Собственно, он провернул всю эту петрушку с созданием меня. Хотел, понимаешь ли, быстро и метко сообразить крайне выносливое тело, способное произвольно меняться и ускоренно расти, и чтобы личность в нем была такая... ради любимых "папы и мамы" готовая на все. То есть, личность ребенка, который всенепременно хочет быть хорошим. Даньслав переоценил и меня, и всех людей разом. Он думал, что любой сможет справиться с Духом Огня. Но это не так. Дух Огня меня за хозяина не признал — и не мудрено. Я же и правда был в душе просто ребенком, несмотря на взрослое тело и практически энциклопедические знания. Даньслав понял, где просчитался, и отправил меня искать тот самый кедр и, соответственно, заточенного в нем Мартина Майна.
Майна я нашел.
— На свою беду, — протянул Камориль.
— Ну, как сказать... Мне, естественно, не сказал никто, что именно я огребу, разыскав тот кедр. Мол, для дела надо — иди, иначе Войны Причин не остановишь, и мама-папа тебя не похвалят. Когда ритуал был совершен, и Мартин, кгхм, вошел в меня, прости за неуместный юморок, — дергаться оказалось поздно. Мартин попытался завладеть единолично моим телом, но я сопротивлялся ему. Умозрительно. Упрямо и весьма сурово. И, главное, успешно. Продолжаться это могло бесконечно. В итоге мы с ним пришли к соглашению: он выполняет мою миссию (завершает Войну Причин) и позволяет мне в последний раз увидеться с Даньславом и Варамирой (а я их все-таки очень любил), а я взамен складываю лапки и позволяю ему властвовать над этим телом единолично. Я даже готов был умереть там, внутри, и исчезнуть совсем — ну, я ж достаточно расстроенный был из-за Варамиры тогда... В итоге мы с Майном, используя Дух Огня, сделали все, что надо. И вернулись к Даньславу. А там... вся эта беда с преждевременным старением и похабно ведущая себя Варамира.
У меня случился эмоциональный срыв. Он выступил этаким катализатором... Дух Огня, наглотавшись моих эмоций, отравился, переел, не переварил. Он как будто бы вспыхнул или взорвался, в общем, вышел из-под контроля. Он был — словно неудержимая приливная волна... Ни я, ни Майн не смогли справиться с этой бушующей силой. Потом, я так понимаю, Дух Огня как-то сам все разрулил. С твоей помощью. Ну и... когда я очнулся, то понял, что этой исконной силы во мне, почитай, и нет больше... Только чуть осталась. А еще — Мартин Майн все еще был частью меня, я чуял его присутствие у себя в голове. Но он был в отключке. И я, воспользовавшись моментом и последними крохами былой силы, которая, будучи настолько ограниченной, мне подчинилась, запер бессознательного Майна на восемнадцать золатунных замков. И практически всю свою лишнюю память, заодно.
Камориль смотрел на меня и молчал. Проговорил наконец, поставив бокал на стол:
— И где Майн теперь?
— Точно не могу сказать, — я неопределенно повел плечом. — Кажется, проявившийся на мгновение в Ромке истинный судьбоплет заставил его уйти.
— Куда уйти?
— Может быть, обратно к себе?.. Ах, да. Сам Майн тоже был не прост, — я ухмыльнулся. — Сволочь он, на самом деле, та еще. Его целью было уничтожить и судьбоплета, и судьбоеда, дабы остаться здесь, в этой реальности, самым могущественным существом... Может быть, даже чем-то вроде современного бога. По крайней мере иногда в его мыслях скользило это слово, хотя обычно он его избегал. Майн придумал хитрый план, согласно которому должен был обманом заставить Ромку увести Варамиру в другой мир, а потом уничтожить его извне вместе с ушедшими туда судьбоплетом и судьбоедом.
— А он мог?..
— С Духом Огня и ключом от всех дверей, кроме одной? Как знать. Мне кажется, мог. Иначе б зачем это все?
— А если он там, куда ушел, найдет какую-нибудь еще силу и попробует уничтожить вообще всех нас?.. Типа там, месть и все дела.
Я покачал головой.
— Нет. Это не его вариант. Я... помню, как все ощущалось, когда он был мною... или я был им... Ну, сознания в этот раз оказались как будто бы сцеплены, переплетены, а не как в прошлый раз... Ну так вот. Он слишком любит эту реальность.
— Хоть я знал его всего ничего, но я бы не был так уверен на твоем месте, — Камориль поджал губы. — Надо было его прикончить — раз и навсегда!
— А в том-то и дело, что эти сущности, насколько я понял, неубиваемы практически, — я развел руками. — Они могут сдохнуть только вместе с каким-нибудь миром.
— Но почему они тогда так боятся смерти?.. — задумчиво проговорил Камориль. — Налей мне еще!
— У меня нет приемлемого ответа на твой вопрос, — сказал я, исполняя его просьбу. — Может, это потому, что у них не было шанса со смертью свыкнуться. Вот ты — боишься чего-нибудь?
Камориль ответил быстро, не задумываясь:
— Да.
— Чего? — я протянул ему вермут.
— Прямо сейчас я боюсь, что ты уйдешь, — сказал он, принимая бокал, и наши пальцы соприкоснулись.
— Ты знаешь, что я не уйду, — сказал я, не отнимая руки и не отводя глаз.
— Ничего я не знаю! — вскипел Камориль. Смутился, побыстрее забрал свой вермут и сделал большой глоток, первым прервав зрительный контакт.
— Ну вот, может, у них так же... — я откинулся на мягкую диванную спинку. — А может, они страшатся конца из-за его неопределенности. У человека хоть какие-то рамки есть. И у меня теперь есть, как ты говоришь. А у них... вдруг их невосприимчивость к смерти сломается неожиданно в самый неподходящий момент?
— А может, они знают что-то такое, чего не знаем мы, — предположил Камориль, — что-то о том мире за последней чертой. Что-то такое, о чем даже некромантам не ведомо и чего не сыскать в самых древних и запретных книгах. И да, Мйар... — Камориль замялся. Помолчал секунду, и потом все-таки произнес: — Мартин, уходя, сказал мне кое-что... кое-что странное, — Камориль поднял на меня взгляд. — Он сказал, что, если все пойдет, как он задумал, ты вернешься ко мне. Может, он на самом деле... хотел уйти?
— Да кто ж их поймет, этих недобожественных сущностей, — я покачал головой, отпивая из своего бокала.
— Или, может, ему ты был тоже не безразличен...
Я фыркнул.
— Он выбросил меня, как пустую коробку из-под пылесоса. Я, кажется, вспомнил, чем все это кончилось. Точно. Это он, моей же рукой распотрошил нам нутро. И из меня тот час же что-то белое полезло-поползло-поперло, светящееся и волшебное по самое "не балуйся". Тут-то я и отключился...
— Наверное, это был Дух Огня и сам Майн, — резонно предположил Камориль. — Потому что, когда я тебя нашел, ты был... ох. И Ромка сказал, что в тебе больше нет Духа Огня.
— Наверное, так оно и было, — согласился я.
Помолчал, вспоминая все произошедшее и немедленно понимая, что, раз уж отныне во мне нет Духа Огня, жизнь моя переменится. В частности, насколько я могу теперь знать, именно из-за той странной, своенравной силы Камориль Тар-Йер и был ненормально, болезненно привязан ко мне всю эту бездну лет. Сейчас Духа Огня во мне нет. И все, что случится (или может случиться) между нами — теперь на самом деле только между ним и мной.
— А вот скажи-ка мне, Камориль, — проговорил я спокойно и медленно, — если бы вся эта эпопея была бы, например, приключенческим романом... — я улыбнулся, — как думаешь, кто бы у нас был главным злодеем?
Некромант, отведя в сторону руку с бокалом и приняв расслабленную и, в то же время, до неприличия вызывающую позу, с достоинством ответил:
— Конечно, я!
Я хмыкнул.
— А если серьезно?
— Кажется, об этом серьезно не стоит, — Камориль покачал головой.
— Твоя правда.
ГЛАВА 30
— И зачем ты смотришь на меня, как кот на сковороду с котлетой?.. — спросил Мйар, склонив голову на бок.
Он сидел, свободно облокотившись на диван, и щеки его были чуть розовыми от выпитого, а глаза блестели.
— Да как же на тебя не смотреть, — честно признался Камориль. — Мне это и так всегда нравилось, а после всего произошедшего... Я ж уже мысленно с тобой попрощался. И хотя я все еще на тебя зол, но... ты не представляешь, как это было... это было ужасно больно, хоть я и понимаю, что физически тогда было больнее тебе.
— Камориль, — Мйар поставил свой бокал на стол, — знаешь что...
— А?..
— Я слишком не люблю людей, чтобы еще хотеть что-то с ними делать, — он сложил руки замком у себя на коленях. — Вот что я понял, познав метод мышления Майна. Мартин любит всех, и считает, что все любят его. Он готов был принять вообще все, что мог бы ему этот мир дать. Владение чем-либо, что правда, в его голове никоим образом не коррелировало с несением ответственности за это. Он хотел всех и вся, и единственное, чего я не смог понять совсем — это как он себя контролировал. Его желания были иррациональными и немотивированными, хотя само мышление полным отсутствием логики вроде бы не страдало. Так вот... Я — вообще не такой. Я, сам по себе, искренне и неудержимо ничего не хочу. Разве что есть и спать. Да и с этими желаниями я борюсь на ура, если надо... Но я не об этом, — Мйар прочистил горло. — В общем... я понял, что это слишком. Что-то со мной не так. Очень не так. Может, от этого и жизнь моя до определенных событий была пресна, как вода из-под крана, — от того, что я запретил себе желать чего-либо по-настоящему.
Помолчав, Мйар добавил:
— И даже девушек.
— Вот как? — некромант удивленно перегнул брови. Откинулся на спинку кресла. — Но как-то же ты что-то с ними... делал, правда? Стоп, Мйар, подожди, — Камориль встрепенулся, — неужели мы выпили достаточно, чтобы поговорить об этом?
— Гм, — Мйар отвернулся, желая, видимо, спрятать проступивший на щеках румянец. — Ну, с девушками оно как-то на инстинктах больше, ты должен понимать... Это, как еда или сон, больше желание тела, а против него не попрешь. Все работает и включается, как ему положено. Но я немного не к тому. В общем...
Мйар замолчал и стал расстегивать рубашку, глядя на свои пальцы, путающиеся в пуговицах.
— Э-э... — протянул Камориль, — тебе не нравится эта? Что ж ты сразу не сказал...
— Не тупи, — произнес Мйар каким-то сдавленным голосом, сам не свой на вид. А следующая его фраза прозвучала почти что жалобно: — Пожалуйста.
Камориль выпил залпом то, что осталось в бокале. Позабыв приличия, вытер рот рукавом, завороженно глядя на то, как Мйар расправляется с последней пуговицей на белой хлопковой рубашке и затем несмело, медленно и очень неуверенно спускает ткань с плеч так, что рукава остаются все еще на нем, собравшись частыми складками в локтях.
Мйар застыл с видом умирающего лебедя, пряча от Камориль взгляд.
Некромант сам не понял, когда начал улыбаться — широко, во весь рот, покачивая головой и не веря своим глазам. Он зачем-то закатил свои рукава и, вдохнув глубоко, как перед нырком, спустился с кресла на пол. До Мйара было рукой подать. Камориль положил правую ладонь ему на колено, а левую — на руку, которой Мйар закрывал обнаженный живот. Камориль легонько сжал его предплечье и заставил отвести в сторону, плавно и осторожно.
Поняв, что Мйар его не отталкивает, Камориль подвинул правую ладонь чуть дальше по бедру и немного его сжал. Он чувствовал, как напряжены мышцы под плотной тканью. Мйар вот-вот задрожит.
Камориль положил вторую руку на левое бедро Мйара. Поглаживая оба, попросил:
— Посмотри на меня.
Мйар с видимым трудом повернул голову и уставился на Камориль сверху вниз. В глазах его читался ужас.
Камориль взял его руку в свою и поднес к губам. Поцеловал в ладонь.
— Мйар, я люблю тебя. Я же уже говорил тебе множество раз. Целую тысячу раз, а то и больше. И это ничто не изменит. Если ты... Если я правильно тебя понимаю, то... Не надо бояться. Я не сделаю с тобой ничего... такого... что ты не сможешь перенести. Уже не сделаю.
— В таких ситуациях, Камориль, — Мйар покачал головой со странной улыбкой, выражающей сразу все, на что улыбки вообще способны, — говорят что-то вроде "я не причиню тебе боли, если ты сам этого не попросишь".
— Я сказал то, что сказал, — деловито отметил Камориль.
Мйар молчал и смотрел на некроманта сверху вниз. Тревожная, черная, ледяная печаль читалась сейчас в Мйаровых глазах. Он произнес спокойно и коротко:
— Может, нам и не суждено быть вместе.
Камориль замер. Вслушиваясь, как в гулкой глухой тишине колотится его собственное сердце, он смотрел на Мйара, боясь сказать хоть слово. Шутки кончились, кончились признания, пропали смыслы.
— Но мы с тобой сумели вырваться из замкнутого круга, — произнес Мйар. — Ты сумел. У тебя получилось вытащить меня, хоть это и кажется чередой случайностей. Нам, глупым, невезучим, недальновидным, как-то удалось обойти неизбежность и пересесть на другой маршрут. Но я не знаю точно, хорошо это или плохо.
