Осторожно выбравшись из хватки Платины, принц укутал её в одеяло и осторожно поцеловал в висок, задержавшись на несколько секунд для того, чтобы запечатлеть в памяти лёгкую полуулыбку, украсившую губы пожилой единорожицы.
"Сколько лет у нас ещё осталось? Так много нужно сказать и сделать, и так мало времени... Нужно переложить на кого-нибудь обязанности придворного мага, а самому вплотную заняться исследованиями", — дёрнув ушами, белый единорог бесшумно покинул спальню, прихватив по пути шляпу и плащ, вышел в коридор и кивнув стражникам, которые здесь стояли исключительно ради статуса, пошёл в комнату дочери.
Селестия встретила своего отца... крепко спя, уткнувшись в прижатую к груди подушку. Молодая аликорница расправила крылья во всю немалую ширь и блаженно улыбаясь, увлечённо жевала уголок подушки. Эта картина казалась настолько умиротворённой и милой, что разрушить её мог бы только кто-то вроде... Старсвирла.
— Солнышко, пора вставать, — потряс кобылку за плечо немолодой уже жеребец. — Дела не ждут.
— Ммм... — невразумительно промычала крылато-рогатая пони, а затем подцепив край одеяла левой передней ногой, рывком натянула его себе на голову.
— Как жеребёнок, — вздохнул Блюблад, а затем ехидно усмехнулся и отправился в ванную комнату, где вооружился ковшиком, который наполнил холодной водой. — Солнышко...
Нижний край одеяла приподнялся, а затем туда была выплеснута принесённая вода. Раздался оглушительный взвизг и белая комета вылетела с противоположной стороны, чтобы предстать перед отцом в крайне всклокоченном виде, со взглядом, пылающим праведным негодованием.
— Па-ап... — принцесса фыркнула. — Это было обязательно?
— Возможно и нет, — ответил жеребец, наклоняя голову так, чтобы поля шляпы скрывали верхнюю часть морды, оставляя открытой только улыбку. — Но мне было лень будить тебя иными способами.
— Я всё маме расскажу, — сердито притопнула правым передним копытцем Селестия.
— Ябеда, — изобразил обиду принц, отворачиваясь к окну. — Фу такой быть.
— Эй! — ещё сильнее возмутилась крылато-рогатая пони, но заметив направление, в котором смотрел отец, заметила как за окном небо постепенно светлеет. — Я тебе это ещё припомню.
Оставив за собой последнее слово, аликорница поспешно скользнула в ванную и за считанные минуты привела свой вид к приемлемому состоянию, выйдя обратно уже расчёсанной и приглаженной. Старсвирл, окинув ученицу придирчивым взглядом, удовлетворённо кивнул и направился к выходу.
Вместе они поднялись на вершину башни, где Селестия встала на самый край площадки, с восточной её стороны, расправила крылья и наклонив голову, создала простенькое заклинание. Она успела как раз вовремя для того, чтобы поймать первые восходные лучи, которые словно копья упёрлись в белоснежную шкурку, заставив её светиться словно живой мрамор.
Прошло ещё десять секунд, прежде чем первые капли магии солнца проникли в духовные каналы принцессы, по рогу устремляясь к голове, от неё — по шее и спине, а затем и ко всему остальному телу. Впитывать силу светила было сложно, но аликорница старалась изо всех своих сил, от напряжения даже закусив нижнюю губу. Рядом же стоял её отец, который словно бы чего-то ожидал...
Внезапно что-то изменилось: время будто бы замедлилось, а Селестия взглянула на себя со стороны, после чего быстрым взглядом скользнула по замку и окрестным землям, с удивлением заметив то, что видит исключительно те места, на которые падает солнечный свет. Одновременно с этим, в её теле словно бы сломалась какая-то плотина, мешавшая впитывать свет и тепло напрямую, для чего не нужны были никакие дополнительные заклинания.
Тепло омыло каждую мышцу крылато-рогатой кобылы, заставляя её расплыться в блаженной улыбке. На миг круп обожгло жаром, но это ощущение нельзя было назвать неприятным, да и продлилось оно слишком малое время, чтобы хотя бы испугаться...
Принц же смотрел на то, как его дочь окутывает золотое сияние, заставляющее гриву и хвост колыхаться на неощутимом ветру, превращаясь в подобие языков живого огня, несущего свет и тепло, но не обжигающего жаром. Он настолько увлёкся этим зрелищем, что даже не сразу отреагировал на то, что всё прекратилось.
— Солнышко, как себя чувствуешь? — заботливо спросил Старсвирл.
— Будто бы искупалась в тёплой ванне, — после непродолжительной паузы отозвалась крылато-рогатая пони. — Даже лучше.
— Поздравляю, — успокоенный словами Селестии, Блюблад позволил себе облегчённо выдохнуть.
— С чем? — не поняла аликорница, неохотно отворачиваясь от солнца, которое по какой-то причине её больше не слепило и посмотрела на единорога.
Вместо ответа белый единорог ткнул левым передним копытом в сторону крупа принцессы, заставляя её посмотреть на своё бедро. Секунда потребовалась крылато-рогатой пони для осознания, а затем вершину башни огласил радостный визг, который разнёсся по всему замку, заставляя его обитателей испуганно вскакивать с постелей, а стражников лихорадочно хвататься за оружие.
В один миг оказавшись рядом с отцом, Селестия сжала его в крепких объятьях, ощущая как слёзы скатываются из-под зажмуренных век.
— Спасибо-спасибо-спасибо-спасибо-спасибо! — буквально пропела аликорница.
— Дышать... — просипел придворный маг, неожиданно для себя обнаруживший, что солнечные ванны действуют на его старшую дочь как сильнейшее тонизирующее средство.
* * *
Балансируя на задних лапах делаю шаг, и пространство вокруг меняется с опушки леса, которую пересекает быстрый ручей, на глухую чащу перед старым замком, поросшим плющом. Замерев на месте напрягаю "зрение", растягивая зону своего восприятия до целых пятнадцати метров радиусом. Тут же появляется ощущение угрозы...
— Гррр, — растянувшись в струну, изящная мантикора на бесконечно долгий миг замерла в воздухе, целясь мне в спину своими когтистыми лапами, чтобы сбив на землю вцепиться в глотку.
Делаю полушаг влево, смещаясь при помощи искажения зеркали сразу на два метра, тут же разворачиваюсь вполоборота и вскидываю передние лапы. Пальцы превращаются в подобие лент из тончайшего металла, которые словно лезвия вонзаются в бок хищницы, пропарывая шкуру и почти отрезая крыло (трюк, подсмотренный мной у моего же отражения).
Зашипев, кошка отпрыгнула и словно жидкое серебро, которое заливают в стеклянную форму, перетекла в другого зверя, став точной копией кабана, закованного в костяную броню. Оглушительно завизжав, химера кинулась в атаку, заставляя меня подпрыгнуть и взмыть вверх, уходя из-под лобового удара.
Продолжаю удерживать в пространстве отражение леса, на что уходит совсем немного моего внимания. Приземлившись позади кабана, подхватываю с земли ветку, тут же "поплывшую" и превратившуюся в длинное копьё с двумя наконечниками.
Хищник развернулся, взрыл землю правой передней ногой, нацелил на меня клыки и снова атаковал. Моё оружие, одним концом упёртое в землю, без видимого труда приняло на себя тушу кабана.
"Нельзя затягивать, а то на шум кто-нибудь поопаснее может заявиться", — отмечаю мысленно, отпуская древко рогатины.
Без раздумий вырываю из своего крыла перо, которое тут же вытягивается и превращается в короткий обоюдоострый меч с рукоятью для хвата двумя лапами. Подскакиваю к противнику, пока тот вновь меняет форму, а этот раз становясь огромной змеёй, а затем вонзаю острие своего оружия в раскрытую пасть зеркального монстра.
Хлоп-хлоп-хлоп...
— Молодец: можно считать, что иллюзии и искажения, на минимальном уровне, ты освоил, — заявил мой двойник, появляясь рядом со мной настолько внезапно, что я даже испугаться не успел (впору поверить, что если бы он хотел мне навредить, то сделал бы это без усилий). — Чего ещё ожидать от меня?
— Как всегда — сама скромность, — выдернув меч из головы змеи, начавшей расплываться зеркальной лужей, на всякий случай отрубаю жертве голову. — Что дальше?
— А ничего, — развёл передними лапами собеседник, ехидно улыбаясь из-под края своего плаща. — Хождение по зеркальным тропам, иллюзии и искажение предметов ты более или менее освоил. Теперь нужно нарабатывать навык в реальном мире, чтобы вернувшись сюда в следующий раз, уже не быть беспомощным птенчиком и приступить к следующему этапу обучения.
— И... — изображаю лапой неопределённый жест. — Мы можем отсюда уйти?
— Не просто можете, а должны уйти, — голос собеседника стал строгим и сосредоточенным. — Вы — существа из плоти и крови, слишком уж хрупкие: чуть что — сразу ломаетесь и разбиваетесь на осколки. Задержавшись слишком надолго здесь, вы можете получить неизлечимый дефект внешности, вроде серебряных зеркальных глаз, что пусть и выглядит круто, но имеет слишком много негативных сторон в материальном мире... Либо тронетесь умом.
"Что правда — то правда: постоянные смены обстановки, ощущение чужих взглядов, ещё и эти кляксы, принимающие форму животных... Даже островки стабильности — это лишь подобие материального мира", — передёрнув плечами прислушиваюсь к тишине, которую не нарушает почти ничто (разве что моё собственное сердце).
— И как отсюда выйти? — в прошлые разы мой двойник старательно обтекал этот вопрос, придумывая самые разные туманные формулировки.
— Через зеркало, разумеется, — усмехнулся собеседник и махнув лапой развернулся ко мне спиной. — Идём.
Пространство перед моим отражением исказилось, словно в кривом зеркале, а затем он шагнул вперёд, буквально исчезая из моего восприятия. Не тратя времени, шагаю на зеркальную тропу, направляясь к дому, в котором осталась дожидаться меня Грета...
...
Зазеркальный мир оказался крайне неоднозначным местом: едва я начинаю считать, что стал понимать местные константы, как случается что-нибудь такое, что заставляет в этом усомниться. Единственным, в чём можно быть здесь уверенным полностью, так это в том, что исказить можно всё что угодно, начиная от внешности предметов, их внутренней сути, заканчивая пространством и временем (последнее пришлось ощутить на собственной шкуре, когда после целого дня утомительных тренировок сестрёнка заявила, что меня не было около часа).
Несмотря на то, что расстояние в зеркали — это весьма условная величина, всё же существуют некие ограничения, которые заставляют отражения обитать рядом с зеркалами, в которых отражается оригинал. Таким образом мой двойник, пока я нахожусь в реальном мире, не может переместиться куда-нибудь в Эквестрию или Зебрику, так как вынужден существовать на островках стабильности, находящихся в пределах моей отражаемости. Лишь благодаря тому, что мы с Гретой находимся здесь же, наши отражения получили определённую свободу перемещений (впрочем, есть и хитрости, позволяющие частично обойти это ограничение).
В зазеркальном плане бытия существуют миражи — нематериальные иллюзии-отражения, кривые отражения вроде того, с которым пришлось сражаться мне, ну и истинные отражения, которые достоверно отображают свои оригиналы. Здесь нет королей и королев, так что даже отражение принцессы Селестии, практически ничем не отличается от моего собственного... кроме огромного опыта и скопленных за время своего существования знаний.
Здесь существуют некие центры, вроде городов, где зеркальщики могут встретиться и пообщаться. Правда похоже это скорее не на привычный город, а на скопление островков стабильности, притянутых друг к другу при помощи искажений теми, кто набрал достаточную для этого силу. Так как пока жив оригинал, отражение нельзя уничтожить окончательно, как и лишить свободы, свода законов здесь не существует, но есть список негласных правил, за нарушение которых можно получить "матовую метку", которую невозможно скрыть от других, и которая для зеркальщиков является чем-то вроде красной тряпки для быка.
"Жить становится труднее если каждый встречный, разумный или неразумный, пытается порвать тебя на куски, временно развоплощая".
Зеркальные хищники тоже имеют свою градацию: есть обычные отражения, а есть кляксы, которые когда-то были обычными копиями своих оригиналов, но много и упорно охотились на себе подобных, из-за чего успели позабыть, кем же они были раньше. Их можно снова сделать "нормальными", для чего нужно несколько раз развоплотить, но никто этим заниматься не хочет, так как пользы совершенно никакой, а усилий требует уйму. Опасными же они являются только для молодых и неопытных отражений разумных, либо для оригиналов, каким-то образом попавших в зеркаль.
...
— Грета, мы возвращаемся в реальный мир, — произношу громким и уверенным голосом, едва переступив порог маленького одноэтажного домика.
Грифоночка, сидевшая за обеденным столом, стоило ей услышать мои слова вздрогнула и нахохлилась. Её отражение, расположившееся напротив оригинала, грустно посмотрела на меня.
— Жак, я... — сестра сглотнула, а затем выпалила уверенным тоном: — Я остаюсь здесь.
* * *
Большой небесный корабль, оснащённый самыми современными пушками, медленно и торжественно приземлялся на поле рядом с городом — Помпеи. Эквестрийские солдаты миротворческого корпуса, красующиеся начищенной до блеска бронёй, вскинув своё оружие стояли несколькими длинными шеренгами, приветствуя почётную гостью, прибывшую на подписание мирного договора между фракциями зебриканцев.
Шайнинг, как и его подчинённые, стоял несколько в стороне от основной массы пони, готовясь в случае чего поднять защитный барьер. Впрочем... он сильно сомневался в том, что кто-нибудь из делегатов решится напасть на архимага с тысячелетним опытом.
Известие о мирных переговорах между шаманами, некромантами и друидами стало долгожданной новостью, которую все восприняли с облегчением. Сами же одарённые зебры благосклонно отнеслись к тому, что ТОЗ тоже решили участвовать в обсуждении решения проблемы, всё же на их стороне находилась целая армия наёмников, да и покровительство Эквестрии сыграло свою роль. Однако то, что Помпеи решат выступить от имени независимых городов, уже стало неприятным сюрпризом, который мог бы вызвать немало трудностей...
"Простые зебры, получив поддержку чейнджлингов, щедро оплачивающих их дружбу, почувствовали себя достаточно сильными, чтобы открыто высказывать своё мнение одарённым", — синегривый белый единорог поморщился, вспоминая недавнюю встречу с одной своей дыроногой знакомой, которая попросила устроить ей встречу с принцессой (видите ли у неё есть какое-то интересное предложение, которое обязательно заинтересует аликорницу).
Армор был вынужден пообещать, что при встрече с Её Высочеством передаст ей приглашение. Однако же он сильно сомневался в том, что Селестия найдёт время, или же вовсе захочет пообщаться с перевёртышем...
Мотнув головой, командир барьерного отряда осмотрелся, проверяя своих подчинённых (из-за чейнджлингов, им теперь приходится носить специальные амулеты, служащие опознавательными знаками настоящих пони, которые работают только у тех жеребцов и кобыл, на которых настроены изначально). Он ощущал себя так, словно сидит на пороховой бочке, ведь полосатые пусть и прибывали на встречу небольшими группами, но были готовы в любой момент вцепиться друг другу в глотки. Немного утешало то, что той же головной болью страдают и грифоны, вынужденные поддерживать порядок и обеспечивать безопасность нанимателей.
