Защитники захватили горстку пленных еретиков. Согласно допросам, их штурмовые отряды, вероятно, понесли по меньшей мере пять процентов потерь от своей собственной артиллерии. Вот насколько близко они были от последней, иссушающей волны бомбардировки, ожидая, когда она прекратится. И как бы сильно Раджирз ни ненавидел и презирал их за отступничество, он был уверен, что эти потери — будучи так близко от артиллерии — сократили их общие потери по крайней мере наполовину.
Их штурмовые группы вынырнули из дыма, наступая не полками или ротами, а взводами — даже отделениями — до зубов вооруженные ручными бомбами и револьверами, даже этими проклятыми Шан-вей дробовиками! Доларские взводы, которые уже были измучены — в некоторых случаях просто уничтожены — потоком снарядов, были для них плохой партией. Половина из них все еще, спотыкаясь, возвращалась на свои изрытые артиллерией боевые позиции — или на то, что от них осталось, — когда обрушилась атака. Те, кто вовремя добрался до своих позиций, сражались упорно, по крайней мере, вначале, и еретики заплатили высокую цену, чтобы вбить этот первый клин в сердце линии Тизуэйл. Раджирз был в самой гуще этого сражения, и он был бы удивлен, если бы Хэнт понес меньше двух или трех тысяч собственных потерь всего за первые два часа своей атаки. Но эти штурмовые батальоны преуспели в своей миссии. За семнадцать часов самого жестокого ближнего боя, который когда-либо видел Клифтин Раджирз, они полностью преодолели линию укреплений между редутом Сент-Стифини и редутом Сент-Джиром, основными опорными пунктами линии Тизуэйл.
Он предпринял яростную контратаку на их северный фланг, бросив в бой последние пять резервных пехотных полков при поддержке двух кавалерийских полков и шести батарей полевых орудий. Они прошли, наверное, тысячу ярдов, прежде чем проклятые переносные угловые пушки еретиков открыли огонь. Их расчеты протащили их вперед через поля Ко-янгов, изрытую снарядами землю и тела мертвых и умирающих еретиков, и разместили их в собственных траншеях и ящерных норах армии Сиридан. Самые передовые угловые орудия находились всего в пятидесяти ярдах позади передовых взводов пехоты еретиков, и они обрушили сокрушительный огонь на его наступающую пехоту.
Эти люди сражались — и умерли — как герои за него. Они прорвались вперед еще на сотню ярдов, но им пришлось продвигаться по открытой местности, пехота еретиков, залегшая за каждым крошечным укрытием, выпустила торнадо точного, прицельного огня, а смертоносный град шрапнели обрушился на них, как молот Ко-янга сам по себе.
Они сломались. Впервые в истории атака под личным командованием Клифтина Раджирза была не просто остановлена. Она сломалась. Оставшиеся в живых из тех разбитых полков не отступили; они бежали, оставив поле боя врагам Самого Бога.
Он проклинал их, просил их, умолял их, и один или двое повернули назад. Но большинство из них были слишком напуганы, слишком сломлены, и даже когда он проклинал их, он на самом деле не винил их. Наступило время, когда плоть и кровь просто приняли больше, чем могли вынести. Он знал это, но смотреть, как они убегают, было больше, чем он мог вынести. Он выхватил саблю, пришпорил коня оставшимся каблуком и в одиночку атаковал еретиков.
Нет, не в одиночку. Его помощники и отборные телохранители-драгуны бросились за ним, хотя он знал, что по крайней мере половина из них на самом деле пытались догнать его, схватить за поводья, оттащить его от этой смертельной скачки. Треть из них погибла, пытаясь сделать это, и каждая их смерть была еще одним углем в топке его отчаянной ярости. Но им не пришлось ни от чего его оттаскивать. Пуля еретика свалила его лошадь, сбив с ног и его самого, оглушив его, и полковник Макгрудир лично перебросил его полубессознательное тело через холку своей собственной лошади и поскакал в тыл.
Он, несомненно, спас жизнь своему генералу... И если бы они оба были живы, Раджирз, возможно, когда-нибудь простил бы его за это. Однако он не стал бы ставить что-либо важное на вероятность того, что это произойдет.
Не в этот раз, — мрачно подумал он, наклоняясь ниже к шее лошади. — Не в этот раз! На этот раз мы развернемся и остановим ублюдков!
Это ненадолго. Он знал это. Но Макгрудир был прав по крайней мере в одном отношении. Фастиру Рихтиру требовалось все время, которое кто-либо мог у него купить, если он собирался организовать успешную оборону линии Боран. Сможет ли даже он сделать это на этот раз, Раджирз не мог сказать, но он снова и снова доказывал, что если кто-то во всем мире и мог это сделать, то этим человеком был Фастир Рихтир.
И если его друг потерпит неудачу, это произойдет не потому, что Клифтин Раджирз не отдал ему каждую чертову секунду, которую мог!
* * *
— Стоять, мальчики! Стоять! — крикнул полковник Эфрам Эйкейрвира.
Он стоял там, где сходились фермерские дороги, ведущие от редутов Сент-Дейвин и Сейлир, в двух милях к востоку от фермы Симин и в десяти милях к северу от главной дороги Шэн-Шэндир, и ветер отчетливо доносил треск выстрелов и время от времени грохочущие взрывы бомб переносных угловых орудий еретиков. Эти жалкие, запруженные беглецами дороги были единственным путем в тыл почти для четверти армии Сиридан. Развилку, где они встретились, нужно было удержать, по крайней мере, ненадолго, и те же инженеры, которые строили линию Слоким, в двадцати пяти милях к западу от линии Тизуэйл, соорудили элементарные брустверы, соединив дюжину бункерных огневых позиций, которые прикрывали перекресток. Укомплектованные решительными войсками, одна или две роты стрелков могли бы противостоять в пятьдесят раз большему их числу из-за этих брустверов. Но охваченные паникой беглецы, устремившиеся на запад от редута Сент-Дейвин в удушливом облаке пыли, были самым далеким от "решительных войск", что Эфрам Эйкейрвира когда-либо видел в своей жизни.
С серыми от усталости лицами, многие из них были ранены, покрыты пылью и грязью, их форма была грязной и порванной, их лица почернели от порохового дыма после почти двух непрерывных пятидневок боев, они были призраками людей, которые удерживали линию Тизуэйла до нападения еретиков.
Некоторые из этих неуклюжих призраков были собственными людьми Эйкейрвиры. Не так много, — подумал он, — его глаза горели, даже когда он кричал им, чтобы они встали, хватался за ремни формы, пинал их, когда они не поворачивались. Один или двое зарычали на него, угрожая прикладами винтовок или даже штыками. Один из них действительно выполнил угрозу, повалив полковника на землю своим оружием, оставив его оглушенным на несколько секунд, в то время как бесконечное море сапог топталось вокруг него, пока он не смог подняться на ноги. Но большинство из них, продолжая спотыкаться, просто ускользало, текло на запад мимо него, как море. Многие его люди уже погибли, и он хотел — отчаянно хотел — ненавидеть этих беглецов за то, что они были живы, когда его людей не было. Но даже в своей ярости и отчаянии он не мог. И даже когда они продолжали проходить мимо него, большинство из них все еще цеплялись за свое личное оружие.
Они не сдались, — устало подумал он. — Не совсем. Если бы они это сделали, то выбросили бы все, что их замедляло. Но они побеждены. На данный момент, на сегодняшний день, они просто побеждены. Все очень просто. Они побеждены, и пока кто-нибудь не убедит их, что это не так...
— Стоять, мальчики! — Он услышал мольбу в собственном голосе. — Встаньте и сражайтесь со мной!
Никто даже не замедлил шаг. И затем...
— Повернитесь! — Голос гремел, как гром, как будто сам Чихиро вернулся, чтобы сражаться во имя Бога. — Повернитесь, доларцы! Помните, из чего вы сделаны! Помните, кто вы есть! Помните, за кого вы сражаетесь, и покажите Шан-вей, на что способны благочестивые люди! Повернитесь!
Эйкейрвира знал этот голос. Все в армии Сиридан знали это, и неуклюжие тени этой армии остановились. Никакой другой голос не смог бы этого сделать — кроме, возможно, самого сэра Фастира Рихтира. Никакой другой голос не смог бы проникнуть сквозь их усталость, горький лак их страха в самую суть людей, которыми они были.
Но этот голос мог.
Люди армии однажды подвели этот голос. Они сломались, сбежали, когда этот голос попытался остановить волну катастрофы. Некоторые из тех самых людей, которые слышат это сейчас, тогда потерпели неудачу, и стыд, чувство вины за то, что не смогли последовать за тем, к чему это привело, были мышьяком на их языках. Они подняли глаза, огромные на грязных, изможденных лицах, когда сэр Клифтин Раджирз выехал из пыли, поводья были обернуты вокруг обрубка его левой руки, чтобы освободить правую руку для сабли. Он натянул поводья, и его лошадь встала на дыбы, с ее седла летела пена, передние копыта били воздух.
— Вперед, парни! — прогремел тот голос, который они слышали, которому доверяли и которому следовали на двух десятках полей сражений. — Пойдем со мной!
Люди, которые даже не слышали Эфрама Эйкейрвиру, когда он кричал им в лицо, услышали этот голос. Руки, которые не отбросили винтовки, крепче сжали оружие. Плечи, которые обвисли и съежились от поражения, снова расправились.
— Ящер-резак! — крикнул кто-то. — Это Ящер-резак!
— Кто со мной?! — потребовал ответа Раджирз. — Давайте, ребята! Еще раз! Еще один бой за меня — за Бога! Мы обязаны Ему смертью, и это хороший день, чтобы отдать ему ее! Так кто теперь пойдет со мной?!
— Так и есть! — ответили ему один или два голоса, хриплые от усталости, надтреснутые от жажды. — Так и есть!
Крики распространились, поток в тыл остановился. Толпа беглецов каким-то образом изменилась, уплотнилась, снова превратившись в армию, прямо на глазах у Эйкейрвиры. В нем практически не было структуры подразделения или вообще не было никакой структуры. Никто не мог бы назвать это "организованной силой", но и сбродом это тоже не было.
— Мы! — крик вырвался из двухсот глоток.
— Тогда следуйте за мной! — крикнул он в ответ, но прежде чем он смог снова пришпорить свою лошадь, сержант в лохмотьях схватил его за уздечку.
— Нет, сэр! — сказал мужчина. — Мы пойдем, но не ты. Мы не можем потерять и тебя тоже!
— Убери руку с моей уздечки, сержант, — сказал Раджирз почти непринужденно.
— Нет, сэр. — Сержант упрямо покачал головой, и генерал увидел следы слез сквозь пыль на его изможденном, грязном лице. — Нет, сэр. Мы пойдем — мы сделаем это для тебя, клянусь, мы пойдем! — но ты иди в тыл. Пожалуйста, сэр! Ты нам нужен. Ты нужен армии!
— Генерал Раджирз, в тыл! — закричали другие голоса, и люди теснились вокруг него, касаясь его ног, тянулись к его уздечке вместе с сержантом. — Генерал Раджирз, в тыл! — кричали они. — Подстегнуть Ящера сзади!
— Этого не случится, ребята! — крикнул он в ответ и даже ухмыльнулся. — Не собираюсь позволять вам получать все удовольствие. И никто из вас никуда не пойдет, я вас не веду — вы меня слышите?! Вы и я — у нас назначена встреча на этой дороге! — Он указал саблей на дорогу к редуту Сент-Дейвин, на поток беглецов, все еще льющийся по ней, но остановившийся, когда он наткнулся на укрепляющуюся баррикаду солдат вокруг него. — Все мы! Каждый проклятый из нас! Я ничем не отличаюсь от вас, мальчики, от моих мальчиков! И если Бог решит, что это мой день смерти, то так тому и быть. Потому что если это так, то я сделаю это с Его собственными воинами за спиной и буду гордо стоять рядом с ними перед Ним!
Сержант уставился на него снизу вверх, мышцы его лица напряглись, и Раджирз улыбнулся ему сверху вниз.
— Отпустите мою уздечку, сержант, — мягко сказал он, и, как человек, двигающийся против собственной воли, сержант сделал это. Другие голоса смолкли, другие руки опустились, и он улыбнулся всем им, его единственный глаз сиял.
— Спасибо, сержант. Спасибо всем вам. Клянусь Богом, я горжусь тем, что сегодня называю вас своими. — Голос Раджирза был тихим, но затем он снова повысил его.
— За мной, ребята! — крикнул он, а затем, невероятно, рассмеялся. — За мной... и постарайся не отставать!
Он пришпорил коня, и тот присел на дыбы. Затем он рванулся вперед, и сломленные беглецы, которые слышали его голос, люди, которые кричали ему, чтобы он шел в тыл, повернулись как один и последовали за ним прямо обратно в этот ад пыли, дыма и грохота оружия.
* * *
— Садитесь, полковник, — грубо сказал сэр Фастир Рихтир.
— Предпочитаю стоять, сэр, — ответил полковник Эйкейрвира.
— Вы можете предпочесть все, что вам чертовски хочется, полковник, но на самом деле вы можете сделать кое-что другое. А теперь сядь, черт возьми, пока не свалился!
— Я... — начал Эйкейрвира, затем остановился, покачиваясь на своем недавно приобретенном костыле. Он долго смотрел на Рихтира темными глазами на бледном, изможденном лице. И затем, наконец, он кивнул.
— Полагаю, вы правы, сэр, — хрипло признал он и уселся на стул, который лейтенант Гозейл поставил позади него.
— Спасибо, — сказал Рихтир гораздо более мягким голосом и откинулся на спинку своего стула.
Они сидели на ферме, которую Рихтир реквизировал для своей штаб-квартиры в деревне Боран. Бормотание и грохот артиллерии — к сожалению, большей частью еретической — были похожи на далекий, нескончаемый прибой. Но, по крайней мере, "линия Боран" держалась... пока. Как долго это продлится, конечно, было совершенно другим вопросом.
Генерал взглянул на Пейрейка Метцлира, стоявшего в бывшей гостиной владельца фермы и смотревшего в восточные окна. Наступили сумерки, хотя еще не совсем стемнело, и горизонт мерцал вспышками выстрелов. Темп упал, вероятно, потому, что еретики снова продвигали свои тяжелые угловые пушки вперед, но постоянные стычки, бесконечные зондирования его хрупких позиций предупредили Рихтира, что любое снижение будет мимолетным.
Он посмотрел на сообщение на столе перед ним, и его челюсть сжалась. Эйкейрвира пошел на очень реальный риск, согласившись донести до него это послание. В разумном мире тот факт, что он потерял левую ногу чуть ниже бедра, полностью снял бы с него любые обвинения в трусости за то, что он получил условно-досрочное освобождение, чтобы он мог его выполнить. К сожалению, сейчас мир становился все более неразумным.
Он пробежал глазами сообщение. Это было написано не от руки. Вместо этого оно выглядело почти напечатанным. Казалось, снабжение армии Тесмар, когда-то производившееся "с колес", радикально улучшилось, если граф Хэнт принял поставку одной из новомодных чарисийских "пишущих машинок".
Вероятно, это часть послания, — подумал Рихтир. — Этот ублюдок хочет, чтобы я знал, насколько хороша его логистика... просто на случай, если я пропустил, сколько проклятых снарядов он сбросил на головы моих людей. И сколько, черт возьми, пуль и ручных бомб у него есть, чтобы пойти с ними.
Возможно, это было правдой, но это не меняло того, что говорилось в сообщении, и кулак боли сжал его сердце и скрутил, когда он еще раз прочитал его первые абзацы.
Генералу сэру Фастиру Рихтиру,
командующему армией Сиридан;
От сэра Хоуэрда Брейгарта, графа Хэнта,
