— По моим оценкам, — сказал Тунгуска, — взрыв "Молотова" произойдет через пятьдесят секунд. Я устанавливаю расходуемые датчики, но перекрываю все наши обычные каналы. Никто никогда не видел крупный взрыв вещества-антивещества вблизи, и никто не может сказать, какую реакцию вызовет взрыв у самого АКС.
— Насколько близко этот шаттл находится к месту столкновения? — спросила Оже.
— Примерно в половину нашего нынешнего расстояния, — ответил Тунгуска. — Его защита должна быть хорошей, если он хочет остаться в живых в конце этого. Тридцать секунд...
— Я могу обойтись без обратного отсчета, Тунгуска, — сказала Оже, собравшись с духом. — Просто скажи нам, будем ли мы все еще живы в конце этого.
Когда это произошло, она почувствовала какое-то призрачное сообщение о взрыве, хотя Тунгуска заверил ее, что никакие сигналы не смогут дойти до нее через возведенные им баррикады. Он был долгим и протяжным, как отдаленный раскат грома.
— Устройство с зажигательной смесью взорвалось, — сказал Тунгуска. — И мы, само собой разумеется, все еще живы.
— Я была саркастична.
— Я не жалуюсь. Всегда приятно подтверждать такие вещи.
Когда расходуемые датчики сочли, что это безопасно, Тунгуска включил более чувствительные глаза корабля и направил их на место преступления. Им потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в полученных данных, поскольку обзор был перекрыт медленно расширяющимся шлейфом обломков, распространяющимся от места столкновения подобно вишнево-красному фонтану. Оже справилась со шкалой, но все еще не могла привыкнуть к ошеломляющим размерам объекта АКС. Шлейф был огромен — сотни тысяч километров в поперечнике, и он все еще рос, — но это была всего лишь крошечная деталь на поверхности сферы.
— Вблизи эпицентра разлетаются обломки, — сказал Тунгуска. — Вид в укороченном ракурсе, поэтому нелегко точно разглядеть, какой ущерб был нанесен.
— Просто покажи нам, что у тебя есть, — сказала Оже.
Им пришлось подождать двадцать минут, пока шлейф достаточно не рассеялся и угол обзора не улучшился настолько, чтобы можно было получить более четкий обзор. К тому времени корабль Тунгуски двигался по той же дугообразной траектории, что и Найагара, разворачиваясь для жесткого перехвата АКС. Они все еще поддерживали пять g, защищенные от повреждений.
— Они прорвались, — сказал Тунгуска.
Он втолкнул образ в голову Оже. Устройство Молотова проделало удивительно аккуратное маленькое входное отверстие в коже АКС. Дыра была около ста километров в поперечнике и почти круглой формы. Оболочка толщиной в километр болезненно ярко светилась по краям дыры, затемняясь синим, желтым и обугленно-красным на расстоянии, возможно, двухсот-трехсот километров от эпицентра. В открытом поперечном сечении виднелись намеки на дикие, хлещущие структуры, извивающиеся, как перерезанные нервные окончания.
— Боже милостивый, — сказала Оже. — Они сделали это. Эта проклятая штука вообще не оказывала никакого сопротивления.
— А ты этого ожидала? — спросил Флойд.
— Я чего-то ожидала.
— А что насчет другого корабля?
— Все еще отслеживаю его, — сказал Тунгуска. — Он находится под ускорением и сохраняет курс, которым следовал до взрыва. Это поможет ему поравняться с отверстием меньше чем за десять минут.
Может быть, ему не следовало так беспокоиться о состоянии защиты Найагары, подумала она. — Я так понимаю, мы все еще не в пределах досягаемости луча?
— Нет. — В голосе Тунгуски звучало искреннее смущение. — Для этого нам придется последовать за ними.
— Через отверстие?
— Да, — сказал Тунгуска. — В АКС. Боюсь, это единственный доступный нам курс.
СОРОК
К тому времени, когда они собирались пройти через дыру, которую Найагара пробил в АКС, облако обломков полностью рассеялось. Рана оставалась свежей и яркой, отбрасывая слабый луч переизлученного золотисто-белого света обратно в космос, отражаясь от нескольких оставшихся осколков горячего вещества, все еще висящих вокруг места удара.
— Этот свет имеет спектр солнечного излучения, — сказал Тунгуска, когда они падали вниз в столбе света. — Это идеальное совпадение с Солнцем на пределе возможностей наших приборов.
Переход между внешним и внутренним произошел в мгновение ока. Один километр толщины панциря был ничем по сравнению с их скоростью. В какой-то момент поверхность сферы стала увеличиваться, а рана быстро разрасталась от жгучего, с белым ободком глаза до глотающего рта... а потом они прорвались, падая к сердцу АКС.
Датчики Тунгуски немедленно оценили обстановку внутри. Позади его корабля удаляющаяся рана охватывала круг идеальной черноты межзвездного пространства. С этой стороны она также была окаймлена яркой, агонизирующей материей. Но вместо стеганого серо-голубого материала внешней обшивки внутренняя поверхность АКС была сделана из чего-то гораздо более странного; чего-то гораздо менее восприимчивого к простому исследованию приборами Тунгуски.
Они всегда знали, что внутренняя поверхность оболочки должна была функционировать как своего рода почти идеальный планетарий, проецируя изображение неба, которое было бы видно с первоначальной Земли. Там были фальшивые звезды, их яркость и цвета воспроизводились в точности, выстраиваясь в точно такие созвездия, которые жители E2 привыкли ожидать. Какая-то часть звезд, должно быть, даже была запрограммирована на изменчивость — тускнеть и становиться ярче в соответствии со сложными алгоритмами, богатыми астрофизикой. Все они должны были двигаться относительно друг друга, следуя медленным, величественным течениям правильного движения или вращающемуся кругу двойных орбит.
За звездами были галактики, огромные скопления их во всех направлениях. Каждая галактика должна была подвергаться такому же тщательному изучению, как и звезды. Новые и сверхновые звезды должны были вспыхивать и умирать... независимо от того, были они замечены или нет.
Это было потрясающе. Это также было обречено на провал, поскольку ни один такой гобелен никогда не выдержал бы сколь угодно тщательного изучения с использованием астрономических инструментов, доступных в эпоху Оже. Даже простой межпланетный зонд в конечном счете обнаружил бы что-то странное в расположении этих звезд... как раз перед тем, как он разлетелся бы на атомы, столкнувшись с внутренней поверхностью оболочки. Нет: он не был абсолютно надежен, да это и не должно было входить в намерения его создателей. Оболочка была достаточно хороша, чтобы выдержать проверку с использованием грубой науки времен Флойда, но никогда не предполагалось, что она должна создавать совершенно убедительную иллюзию. Следовало предположить, что рано или поздно обитатели E2 должны были узнать правду. Функция АКС состояла в том, чтобы защищать их от внешнего вмешательства именно до этого момента. После этого — в этот момент они, вероятно, направили бы свою энергию на то, чтобы пробиться сквозь скорлупу, — они были предоставлены сами себе.
Но с видом небес вокруг внутреннего края открытой раны уже было что-то не так. На тысячи километров во всех направлениях звезды были искажены, вытянуты и напоминали сперматозоиды, их вытянутые, сужающиеся хвосты указывали, как обвиняющие пальцы, на дыру, проделанную Найагарой.
— Зона искажения распространяется, — сказал Тунгуска. — Честно говоря, им будет трудно не заметить этого на Земле, даже если они каким-то образом пропустили первоначальную вспышку.
— Что они об этом подумают? — задумалась Оже.
— Не знаю. Но если к концу дня им придется беспокоиться только о необъяснимой астрономической головоломке, то дела у них пойдут неплохо.
— Мы уже можем сбить этот шаттл? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Но я готов выжать немного больше из привода. Если мои оценки верны, у нас все еще есть шанс перехватить их до того, как они войдут в атмосферу.
— Не сомневайся, Тунгуска.
— Я не буду. Однако есть кое-что, о чем, как мне кажется, я должен упомянуть. Это всего лишь наблюдение, и оно может ввести в заблуждение.
Оже совсем не понравилось, как это прозвучало. — Все равно расскажи нам.
— Рана, похоже, заживает сама по себе. Отверстие было более ста километров в поперечнике сразу после взрыва устройства Молотова.
— И что теперь?
— Чуть меньше ста. Возможно, это ничего не значит — довольно трудно определить точную границу, — но я подумал, что должен обратить на это ваше внимание.
— Не спускай с него глаз, — сказала она. — Я не хочу, чтобы эта чертова штуковина накрыла нас, пока мы все еще внутри.
— Через некоторое время у меня будет лучшее представление о скорости закрытия, — сказал Тунгуска.
— Выжми из этой штуковины как можно больше скорости. Тогда мы все сможем разойтись по домам.
В течение следующего часа они продвигались все глубже и глубже, следуя за одиноким эхом шаттла Найагары. Все попытки связаться были проигнорированы, хотя это не помешало Тунгуске неоднократно предлагать переговоры. По его словам, он был готов рассмотреть любое предложение, которое остановило бы развертывание "серебряного дождя". Но никакого ответа на его сообщения так и не последовало.
Несмотря на настоятельную необходимость перехватить шаттл до того, как он достигнет земной атмосферы, Оже не могла не восхититься тем, что оказалась внутри сферы АКС и увидела свой мир таким, каким он мог был быть. Это была Земля, которая никогда не знала ни ядерной войны, ни безудержной климатической катастрофы, ни умной погоды, ни Нанокоста. При виде этого ей захотелось заплакать. Ни один образ никогда не мог сравниться с душераздирающей красотой этого маленького голубого мира, красотой, тем более острой теперь, когда она знала, насколько он изысканно хрупок. Это была красота крыла бабочки.
E2 висела точно в геометрическом центре АКС. По орбите вокруг нее или, по крайней мере, двигаясь в убедительном подобии ньютоновского движения, находилось то, что казалось идентичной копией Луны. Оже предположила, что она была запечатлена на том же квантовом снимке, что и E2, но для подтверждения этого потребовалось бы исследование крупным планом. Луна с таким же успехом могла бы быть сфабрикованным изображением, наполненным достаточным количеством деталей, чтобы обмануть поверхностных наблюдателей, и достаточной гравитацией, чтобы вызвать приливы на Земле. Оставшийся вклад в приливы — солнечная составляющая — должно быть, был достигнут с помощью какого-то хитрого гравитационного манипулирования — возможно, невидимых малых орбитальных масс, — поскольку солнца не было. Вместо этого с внутренней поверхности сферы сиял золотисто-желтый диск точно нужной температуры и видимой яркости. Но он был разработан только для того, чтобы выглядеть убедительно с точки зрения земной поверхности, и вблизи они увидели, как его форма была искажена вогнутостью сферы.
— Вот ваш источник излучения солнечного спектра, — сказала Оже. — Снаружи сферы мы видели ее свет, просачивающийся через отверстие. Как ты думаешь, сколько времени потребовалось бы людям Флойда, чтобы разобраться в этом?
— Даже без космических полетов они начали бы замечать некоторые загадочные вещи в течение нескольких десятилетий, — сказал Тунгуска. — В нашей временной шкале большое внимание было сосредоточено на измерении округлости солнечного диска, поскольку это оказалось способом различения конкурирующих космологических моделей. При таком внимании иллюзия, вероятно, не смогла бы сохраняться долго.
— Или, может быть, они просто выбрали бы другую теорию, — сказала Оже.
— Возможно.
— В любом случае, мир Флойда не достиг того, чего достигли наши ученые, даже на тысяча девятьсот пятьдесят девятый год.
— Они могли бы быстро наверстать упущенное, — сказал Тунгуска. — И тогда они могли бы слишком сильно сопротивляться, если бы кто-то попытался сделать то, что сейчас пытается Найагара.
— Это означает, что тот, кто работал за кулисами, имел серьезную координацию, — сказала Оже. — Достаточно, чтобы изменить исход Второй мировой войны, прежде чем она стала по-настоящему глобальной. И тот, кто это сделал, все еще там, внизу.
— Ты думаешь, они заслуживают возмездия, не так ли? — спросил Тунгуска.
— Конечно. А ты думаешь, нет?
— Они остановили войну, в которой погибли миллионы людей в нашей временной шкале, Оже. Никакого окончательного решения еврейского вопроса, никакого русского фронта, никакой Хиросимы, Нагасаки.
— Они остановили ту войну не по доброте душевной, Тунгуска. Они остановили это, потому что это мешало их планам глобального геноцида. И теперь я думаю, что они должны заплатить за это.
— Ну, мы почти в пределах досягаемости атаки, если это тебя утешит. Этому маленькому шаттлу приходится снижать скорость, готовясь к полету в атмосфере. Если бы он выпускал "серебряный дождь" на такой скорости, даже абляционные оболочки не защитили бы наномашины, лежащие в основе оружия. Есть некоторая неопределенность, но я могу начать попытку нанесения удара в течение трех минут.
— А как насчет ракет, которые ты нам обещал? — спросила она.
— Почти готово. Терпение, пожалуйста. — Она услышала нотку неуверенности в его голосе. — Что касается другого вопроса...
— По какому еще вопросу?
— Заживление раны. Я внимательно следил за этим и теперь могу авторитетно заявить, что...
— У нас еще есть время выбраться отсюда?
— Да, учитывая...
— Мне больше не о чем беспокоиться, Тунгуска.
— Хорошо. В таком случае я не буду упоминать о приводе просачивания.
Тунгуска сдержал свое слово. Не прошло и двух минут, как Оже почувствовала небольшое изменение в атакующей позе корабля, указывающее на то, что он пустил в ход свое лучевое оружие. Когда они включились и выстрелили, разряжаясь синхронными залпами, она почувствовала приливы и отливы массивных аккумуляторов где-то в недрах корабля.
— Как долго мы сможем поддерживать такую скорость стрельбы? — спросила она.
— Столько, сколько потребуется. Энергия — это не проблема.
Шаттл ожидал удара лучевым оружием — Тунгуска сказал, что это было почти неизбежно, — но его возможности защиты были ограничены. Он мог бы отбрасывать отражающую оболочку, сбрасывая отдельные слои своего корпуса, но не бесконечно. Он мог произвольно менять свой курс, затрудняя попадание лучей в яркую ауру его пламени двигателя, которое теперь было направлено в сторону от них, но все еще было видно на фоне E2 и внутренней поверхности сферы АКС, но каждая коррекция курса стоила ему части его энергии, с трудом завоеванного отрыва. Для пилота шаттла это был самый сложный компромисс, который нужно было найти.
— Что бы ни делал Найагара, — сказал Тунгуска, — в долгосрочной перспективе это причинит ему боль. Все мои расчеты теперь указывают на успешный перехват до того, как он окажется в пределах досягаемости атмосферы.
В самоуверенности этого заявления было что-то такое, от чего у Оже мурашки побежали по коже. Это было похоже на приглашение судьбе.
Именно в этот момент привод просачивания решил снова выйти из строя.
