Стук в дверь. Следующий на пороге. Вернее, следующие. Чумной патруль, не без вороха документов, как водится.
— У меня прием больных, — сразу сказал Илан. — Я не могу тратить время на дела префектуры.
— Вот он, — Джениш вытолкнул Аранзара вперед, — болеет. Его можно полечить, пока я буду рассказывать.
— Горло, — сипло пожаловался Аранзар и сел перед Иланом, держась рукой за шею.
Илан полез за ложечкой и зеркалом в лоток с инструментом. Горло было красное, опухшее, с белым налетом по бокам. Илан взял чистый бланк и стал писать рецепт на полоскание и пилюли для рассасывания. Джениш, между тем, сообщил :
— Не Тумбе нет типографии, ты ошибся. Мы вывернули остров наизнанку, а типография такая штука, что под ветошью не спрячешь. Зато там склад печатной продукции. Чего мы только ни нашли! Бумаги портовые, карантинные, таможенные, фрахтовые, для работорговли, для пропуска на военную верфь даже. А этот вот, — кивок на Аранзара, — промок и заболел. Вылечи его мне, а? Я без него плохо работаю. И вот еще что... — Джениш перебрал принесенные с собой образцы находок с Тумбы, — вот это должно заинтересовать тебя больше, чем нас. Лежало в запечатанных пачках. Много.
На стол перед Иланом лег бланк аптечного рецепта с печатью городской гильдии врачей, но без именной врачебной.
— Зачем такое может быть нужно? — спросил Джениш.
— А вот такого, — Илан подвинул Дженишу с Аранзаром бумажку с молитвой, — не нашли? Там же напечатано.
Сыщики посмотрели.
— Нет, — покачал головой Джениш.
— Аптечный бланк нужен для получения рецептурных препаратов, — объяснил Илан.
— То есть, без этого бланка мне не продадут полоскание для горла? — поинтересовался осипший Аранзар.
— Полоскание для горла продадут, — сказал Илан. — Большинство лекарств можно купить вообще без рецепта. Но те, которые включены в имперский реестр и запрещены к открытой продаже, например, болеутоляющие средства на основе пьяного гриба, требуют особого врачебного назначения и разрешения на продажу от гильдии или из госпиталя. Я тебе могу назначить и выписать на бланке такой препарат, а ты сам себе его прописать, или аптекарь посоветовать от себя и продать без рецепта — не можете.
Джениш молча смотрел на бумажку с молитвой и рецептурный бланк, лежащие рядом. Илан дал ему лупу. Сыщики по очереди рассмотрели бумаги. В рецептурных бланках не было ни фелиз, ни нар. Но место их находки — та еще головная боль.
— Почему молитв не было на Тумбе, догадались? — спросил Илан.
— Потому что на море на них спроса никакого, — пожал узкими плечами Аранзар. — Но есть загвоздка: велик ли среди моряков спрос на аптечные бланки?
— Уже не загвоздка, — сказал Илан. — Ответ я знаю. Городская гильдия врачей расколота на две части, там многие хотят объединиться с цехом аптекарей. Как только объединение состоится, аптекари смогут сами ставить свои печати на рецептах. Подозреваю, что на реестровых тоже. Доступ к препаратам упростится, объемы продаж контролировать станет сложнее. А дальше эти препараты вполне сойдут за контрабанду. Некоторые — за очень ценную контрабанду, потому что за северным пьяным грибом нужно чесать по морю четыре тысячи лиг, и он плохо годится для аптеки, слишком сильный. А наш из катакомб — в самый раз, он здесь недозревает. Он идеален для медицинского использования. С печатями и бланками его можно будет даже не воровать и не списывать, а покупать полуофициально и так же проводить по портовым документам на вывоз или ввоз через свою таможню. От этого на Хофре он станет только дороже. Если бы еще гильдейская печать не была подделана, вообще бы никаких претензий. И если бы гильдия побыстрее разобралась с внутренним расколом...
— Где же тогда типография? — спросил Аранзар.
— Не знаю, — сказал Илан, набирая на тампон раствор йода на глицерине. — Ну, ошибся. Чертите линию из Болота к Тумбе, на этой линии ищите. Открой рот и высуни язык. Голову назад, не вижу, куда мазать...
— Баркас, перевозивший документы, ходил с Тумбы до Грязных пещер и обратно, — вслух рассуждал Джениш, пока Илан был занят делом и мучил его товарища, которого от глицерина в горле тошнило. — Значит, либо в пещерах, либо по другую их сторону залива — в трущобах. В пещерах-то мы её враз найдем, карта всех ходов есть. В трущобах — хвост нам в обе лапки. Ни карты, ни взаимопонимания с туземным населением, и префектуру в тех кварталах любят, как собака плетку...
— Я закончил, — сказал Илан, подавая Аранзару, давившемуся сладковатым раствором, салфетку — вытереть глаза, нос, из которого текло, и откашляться. — Теперь с рецептом в аптеку. Нужно будет показаться завтра. Лучше днем, пока нормальный свет. А сейчас выметайтесь, господа, не задерживайте действительно больных людей. Не ешьте снег и не бегайте по лужам.
От лекарства из бутылочки Неподарка голова не болела, просто слегка кружилась короткими приступами. Поэтому любые лишние мысли Илан от себя гнал, что о политике, что о семье, что о префектуре. Хорошо еще, ничего серьезного к нему на прием до обеда не принесли. Экзема, невралгия, геморрой, лишай, отит и вросший ноготь, с которым он отправил к Гагалу в операционную, хотя мог бы сделать на лабораторном столе сам. Ни мать, ни госпожа Мирир его за всю первую половину дня так и не побеспокоили. Он даже заинтересовался — что такого сказанула им Мышь, что так их отшила. Ожидал ли он извинений? Может быть. Но не дождался, и надежда на то, что положение выровняется, угасла. Они продолжают считать, будто правы? Тогда попутного им ветра в бурном море житейских невзгод. Илана арданские истории больше не касаются.
Рыжий снимать швы в первую дневную не явился, городские посетители шли вяло и после полудня иссякли. Когда в столовой прозвонили обед, Илан отдал ключ от кабинета Мыши, затеявшей большую уборку у мышей в чулане, и пошел вниз перекусить. Как ни в чем ни бывало. Даже Неподарок смотрел на него с тревогой. А Илану было безразлично.
Его в Арденне приняли несерьезно. Он был здесь как та чугунная винтовая лестница, ведущая сквозь дворцовые этажи. Цветы и листья в металлической сетке, золоченые лепестки и винная лоза, кованое чудо, произведение искусства. А по ней топ-топ-топ вверх и вниз, все подряд, с бумажками, с салфетками, с коробками, с котомками, с инструментом чинить протекший водопровод, в подкрадухах, в сапогах с грязными подошвами, с баночкой мокроты или мочи и просто так, посуетиться. Потом шмяк, хлоп, ах, ой, разбитая коленка. И как будто это лестница виновата, что пострадавший торопился, не смотрел, куда шагает и не вписал свой поворот в ее ажурные изгибы.
Илан мог бы значительно больше того, что делает здесь. Есть места, где можно заниматься только хирургией, сложными случаями на высоком уровне, где многому можно научиться и многим помочь. И его там не будут попрекать ни протекающей крышей, ни рваными одеялами, ни кровью на полу операционной, ни сорванными крючками в раздевалке, ни бухгалтерскими бумагами, в которых он разбирается не лучше, чем конюх в парусах или моряк в верблюдах. Там он не будет жить между небом и землей, боясь выйти в город, потому что вдруг его узнают. Там не нужно будет затыкать собой дыры в акушерском или терапевтическом расписании, или не спать несколькими ночами кряду, если нет экстраординарных случаев. Там... много чего там. Которого нет здесь.
Тут Илан понял, что возгордился и злится. А злости ситуация не заслуживала. Чего угодно: усталости, снисхождения, даже профессионального интереса — да, но не злости. Он не должен присоединяться к провинциальным страстишкам, входить в положение тех, кто их распространяет и подогревает, и во всем этом бреде участвовать. Его неправильно поняли? Это касалось не только портрета, но и всей его жизни. Он в целом неправильно понят, и его неверно применяют. Госпожа Гедора даже видит его не таким, каким он на самом деле выглядит. А госпожа Мирир, наоборот, слишком хорошо видит, чьей копией он является, и забывает, что похож — не значит тот же самый человек. Пора изменить свою жизнь не так, как от него ждут, не так, как нравится другим, а так, как он решит сам. Регентство или хирургическая практика в том месте, где ему есть, чему поучиться, вполне достойные занятия. Быть вечным пугалом для Арденны и живым напоминанием о пройденных испытаниях для матери — положение тяжелое и опасное.
Действительно делать что-то для людей он может, только покинув Арденну. Недогосударь Шаджаракта умер и похоронен в дворцовом хламе под диванными подушками. С этого утра с ним покончено. За него доктор Илан больше жизнь не живет. Лишним остался только парень из префектуры. С этим сложнее. Он, по крайней мере, полезен. На взгляд некоторых, даже полезнее самого доктора. Поэтому мысли о расследовании в конце концов вернулись и заняли пустующее после смерти недогосударя Шаджаракты место в голове. Среди этих мыслей парень из префектуры выделял два направления.
Во-первых, когда Адар отказался от дела, даже косвенно связанного с 'Итис', он боялся чего-то арданского, а не пришлого. Не ходжерского и не хофрского. Опасность, пугающая его, где-то здесь, близко. Во-вторых, эта история с бланками. Она не только о контрабанде. Для простой контрабанды аптечные бланки не нужны. История эта про то, как обобрать и нагреть своих же. Предъявить на Хофре проштампованные бланки и сказать, что полубесплатное и контрабандное взято официальным путем и дорого стоило. Совсем плохи там, видимо, дела, если надобность возникла не только во внешних махинациях, но и во внутренних. Там не только клан на клан готов пойти войной, но и отдельные семьи внутри кланов не в добрых и не в честных отношениях друг с другом.
— Лекарь! — окликнули Илана возле общих уборных.
— Знахарь, — устало поправил Илан. — Что вы хотели? На родинках погадать или астрологическую таблицу составить?
К нему почти бежали вчерашние страдальцы из департамента гардероба. Бодрые и веселые, не то, что вечером. Выпитая вовремя настойка холодного корня хорошо вправляет вывихнутые на пьянке мозги. Но не всем.
— Мы же поймали ту синюю крысу! — радостно объявил один, то ли не понимая издевки, то ли не обратив на нее внимания. — Чтоб больше никто не подумал! Она ведь ваша? Добрая такая. Сидит, грызет и не боится! Вот она, возьмите!
И Илану вручили бархатный мешочек, внутри которого шевелилось живое. Илан открыл — самый крупный самец из его клетки с синими. Совершенно ручной, смотрит прозрачными красными бусинками, шевелит усами и розовым носом, маленькие пальчики сжал в кулачки. И куда теперь с ним? В столовую?..
Илан вздохнул, завязал мешочек и повернул в отделение — пустить зверька в какую-нибудь банку, а то и мешочек он прогрызет. К зеленым товарищам его не подсадишь, будет драка. Конфликт кланов, как на Хофре. А выпускать на волю ручную крашеную мышь можно разве что в отделении доктора Арайны, там синие крысы по стенам и розовые крокодильчики на потолке дело привычное.
Что будет, если он встретит сейчас доктора Наджеда? А что будет, если он повернется, уйдет в кабинет, и будет сидеть там со злой рожей и всех ненавидеть? Примерно то же самое. Но в малую сестринскую, занятую с некоторых пор царскими мантиями, он не повернул. Оставил синюю мышь в банке на окне процедурной. В коридорах и палатах стояла тишина. То ли обед, то ли здесь тоже всем раздали по затрещине, то ли возможность внезапного императорского визита дисциплинирует, то ли самых беспокойных выписали, а новых не приняли в последние дни затишья. Гагал у себя в акушерском, мальчик из морга дремлет на фельдшерском посту. Что ж, если у доктора Илана нет ничего, кроме работы, работой ему и следует заняться.
Общие палаты он оставил дежурным, прошел по платным. Долго смотрел и расспрашивал Палача, не нашел ничего тревожного. Доктор Зарен, ходивший за едой для своего подопечного, вернулся с тарелкой и заглядывал Илану через плечо, осторожно задавал вопросы. Он интересовался здоровьем пациента больше, чем сам пациент. Сколько они там, на Хофре, умеют, по сравнению с Ходжером? Хотят ли научиться делать больше? По Зарену похоже, что хотят.
Доктора Раура положили к Адару. Это не платная палата, но они там вдвоем. Адара, впрочем, нет, а раненый доктор спит под капельницей. Рыжего с Обмороком тоже нет в палате. Эти бродяги с крыльями соскучились сидеть взаперти и постоянно теперь где-то теряются. Следом самое сложное — почти здоровый человек, доктор Ифар и его родственники. Обсудить завтрашний план. Или, может быть, чуть больше. Но здесь есть лишние уши — доктор Никар. Втроем — Ифар, Никар, Эшта — они сидят на аккуратно застеленной серым одеялом постели и советуются. С невеселыми лицами.
Илан поздоровался, Эшта вскочил ему навстречу, словно хотел сообщить что-то важное, но папенька потянул его за одежду, и тот сел обратно.
— Против кого вы собрали консилиум, коллеги? — спросил Илан. — Отчего всем грустно так?
— Заболел я, — коротко отвечал доктор Ифар и поправил перевязь на руке, под взглядом Илана поспешно убирая свесившиеся пальцы. — Не сплю почти, даже со снотворным. Скверно мне, деточки.
— Ну, чего вы, — ласково улыбнулся Илан. — Все же знают, что доктора не болеют.
— Конечно, конечно. Я больше не буду. Только дайте успокоиться. И подождите с операцией, — попросил Ифар.
— Что случилось? Вы боитесь? — Илан взял себе табурет и подсел к докторам сбоку, понимая, что осмотра сейчас не будет, без него разговор у них шел не о здоровье.
— Я боюсь не за себя, а за ситуацию в гильдии. И за доктора Эшту, потому что гильдия торопится с рассмотрением его оплошности и хочет вынести вердикт заочно. Боюсь, что, как только я лягу, даже на время, по моему старшему сыну будет принято неправедное решение. И это из-за меня. Из-за моей непримиримой позиции.
Эшта взял отца за плечо.
— Вы же все равно сбежали в госпиталь, — сказал Илан. — И хотите здесь закрыться на время.
Про то, что доктор Ифар собирался в пустой корпус вместе со своей медицинской школой, а то и вовсе вести детское отделение, напоминать не стал.
— Жаль, если рухнет то, что я строил тридцать лет, — покачал головой доктор Ифар. — Даже если я от них сбежал и закрылся, я должен знать, что происходит. И оно должны знать, что я знаю.
— Так что мы будем делать завтра? — уточнил Илан.
— Откладываем, — решительно сообщили в один голос Ифар и Эшта.
Доктор Никар только неодобрительно качал головой. Илан понял, что не знает, о чем еще спросить по медицинской части. В истории с доктором Эштой и расколом гильдии внеплановая плановая не поможет. Наоборот, может всё осложнить. Особенно если что-то пойдет не так. С другой стороны, историю старшины Гонта-три шеврона и охоту за наследством лучше рассказывать пациенту, пока он под седацией и ничего не соображает. В лоб поведать эту страшную сказку Илан не может, но у него есть волшебные средства, благодаря которым доктору Ифару на все на свете будет наплевать.
— Доктор Гагал приносил мне устав гильдии, — сказал Илан, — я отдавал его читать сведущему в праве человеку, тот сказал, что ничего страшного произойти не должно, но книга у него немного пострадала. Надеюсь, вы простите...
