— Властитель Льоке наградит тебя, — пообещал стражник в жёлтой броне тому, кто привёз Кессу. — Что-нибудь из этих вещей достанется тебе. Но сейчас пусть никто не прикасается к ним! Властитель Льоке должен увидеть их все.
— А её куда? — спросил другой, снова связывая Кессе руки за спиной — ещё крепче и неудобнее, чем в первый раз.
— В камень, под печать огненного ока, — стражник вскинул руки в странном жесте и коснулся налобной повязки. — Утром властитель Льоке, если на то будет его воля, взглянет на гнусную ведьму. Да отправится к нему гонец!
Кессу поволокли дальше, по крутым лестницам и пологим спускам, во тьму. Стражник, идущий впереди, освещал путь огненным шаром. Ещё одна каменная плита медленно отошла в сторону, и Речницу втащили в тёмную холодную нору. Потолок там был такой низкий, что воинам пришлось снять шлемы — и всё равно они не могли выпрямиться в полный рост. В угасающем свете огненного шара Кесса увидела посреди зала что-то яркое, белое, как снег, с горящими зелёными глазами. Потом шар пригасили так, что от него осталась одна мерцающая точка, и Речницу швырнули на пол между двух длинных блоков красного гранита.
— Радуйся, отродье Янакатекиля, — стражник схватил Кессу за руки и с силой вдавил их в гранит. — Сюда не проникнет солнечный луч. Пока ты жива, Око Згена не увидит тебя.
Речница вскрикнула сначала от боли, потом — от изумления: её руки по локоть ушли в камень, растёкшийся под давлением и тут же уплотнившийся. Ледяная хватка сомкнулась и на её ступнях. Кесса осталась стоять на четвереньках, пытаясь пошевелить утопленными в гранит пальцами. Изнутри камень был ещё холоднее, чем снаружи.
— Во имя Згена! — стражник ударил жезлом по граниту, и на камне вспыхнул золотым огнём знак, напоминающий око без ресниц и век. В его свете ярче разгорелись жёлтые путы на плечах Кессы, и она тихо зашипела — колдовские оковы обожгли её.
Воины поспешно выбрались из темницы, плита громыхнула, запечатывая вход. Кесса шевельнулась, пытаясь размять затёкшие руки и ноги. Камень держал её крепко.
— Непрриятно, да, — заметил кто-то из темноты, потом там сверкнул зелёный глаз. — Немного ррадует, что это лишь до утрра. Насколько я знаю Льоке, утрром у нас будет перрвый миг после ррасвета. Стрранно, дева, что ты навела на него такой стррах, заставила так торропиться! Я жду тут уже трретий день, а казнить нас собирраются вместе...
Кесса повернула голову, но волосы свалились на лицо, мешая смотреть, и убрать их она не смогла. Существо говорило спокойно, даже расслабленно, как будто они встретились на пиру или вечером у огня, а не в тёмной жуткой норе.
— Кто ты? — спросила Речница, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь сеть волос. — Тоже пленник?
— Несомненно, — отозвался невидимка с лёгким удивлением в голосе. — Не настолько мне нрравятся темницы Льоке, чтобы я по своей воле застррял в них на трри дня. Если хочешь называть меня по имени — я Уску из ррода Млен-Ка. Как я успел ррассмотрреть, ты из ррода Хуррин Кеснек?
— Я Кесса, Чёрная Речница, — вздохнула она. — Скажи, Уску, почему ты здесь? Ты ведь йиннэн... разве котов сажают в темницы?
— Мрм... рразумный вопррос, благорродная дева, — кот, как показалось Кессе, усмехнулся в усы. — Но Льоке не внимает голосу рразума уже очень давно... впррочем, здесь, в бывшей Имперрии Кеснек, рразум вообще рредкость. Меня схватили как шпиона. Хуже всего, благорродная дева, что стррах прропитал весь Хекоу от крыш до фундаментов. Из-за глупого стрраха я сижу тут с камнем на кррыльях — и не уверрен, что смогу когда-нибудь летать, хоть бы его и убррали. Однако... не мне ррассуждать о стррахе, после того, что я услышал о тебе от этих недотёп. Всякое я видел, но чтобы прри свете дня стрраже меррещился Янакатекиль и его последыши... Тут Льоке себя прревзошёл! Я пррав, дева? Тебя обвинили в Некрромантии?
— Да, — потупилась Речница. — Но я не причинила никому зла...
— Несомненно, Кесса Хуррин Кеснек, — зелёный глаз на мгновение сомкнулся. — Стрражники Льоке либо ослепли, либо обезумели от стрраха перред тьмой... ты отмечена дарром Нуску, и это очевидно — а никто из живых не смог бы сочетать дарр Нуску и дарр Каимы. Нелепое оскоррбительное обвинение! Они так боятся Янакатекиля, что не смеют даже узнать о нём как следует. Веррно, прравду говоррят, что Льоке сам с ним в рродстве...
Кесса рассматривала камень. Ей было очень неловко. Сказать правду?..
Что-то золотистое сверкнуло во мгле у закованных рук Речницы — две тускло светящиеся жёлтые кромки. Они шевельнулись, и под ними зажглась пара янтарно-рыжих глаз. На Кессу, дрожа широкими ушами и едва заметно мерцая в темноте, смотрела маленькая жёлтая кошка.
— Это ты? — изумлённо прошептала Речница. — Но откуда ты пришла?
— Для сегонов, насколько я знаю, заперртых дверрей не существует, — отозвался из темноты Уску. Судя по голосу, он был удивлён не меньше Кессы. Кошка вздрогнула и выронила что-то из пасти. Что-то тёмное, отражающее тусклый свет сегоньих ушей, зазвенело по полу и полыхнуло россыпью красных искр. Кесса тихо охнула — перед ней лежало Зеркало Призраков. Кошка заглянула в него, зачем-то тронула его носом, потом посмотрела Речнице в глаза и склонила голову набок.
— Ты нашла его в пустыне? Спасибо тебе, — прошептала Кесса, с опаской глядя туда, где должна была быть дверь. Кто знает, есть ли тут у стен уши...
— Не знаю, что на уме у этого ррассветного стрранника, — Уску, повернув голову, рассматривал сегона, — но твоя судьба, дева, ему небезрразлична. Что в очерредной рраз подтверрждает — обвинить тебя в Некрромантии может только недоумок. Что я могу сказать о Льоке...
Речница вдруг обнаружила, что смотрит в пустоту. Рядом с тускнеющим Зеркалом уже никого не было. Она посмотрела на Уску, он медленно смежил веки.
— Думаю, она веррнётся, — сказал он. — А пока постаррайся задрремать. Так быстррее прройдёт врремя. В этом скверрном положении каждая секунда кажется вечностью...
— Уску, — Речница попыталась поймать его взгляд, — ты совсем не боишься смерти? Тебя ведь тоже... навряд ли отпустят с миром.
— После тррёх дней в камне смеррть покажется прриятной, — отозвался Уску, и Кессе почудилось, что он усмехается. — Оставь стррах, Кесса Хуррин Кеснек. В нём уже нет прроку.
Кесса опустила голову на камень и закрыла глаза. Сон накрыл её, как морская волна, — так сказывалась усталость от долгого бегства. Когда Речница вновь подняла веки, рядом что-то шуршало и брякало, а о её плечо тёрлось что-то мохнатое и горячее. Кесса изумлённо мигнула.
— Ты вернулась? Что там у тебя? — спросила Речница, щурясь в темноту. Свет, исходящий от ушей сегона, уже казался ей ярким — и в нём Кесса разглядела борт большой корзины и торчащий из неё гладкий белый шип — нож, подаренный когда-то Речником Фриссом.
— Да, этот сегон кррепко к тебе прривязан, дева, — удивлённо заметил из темноты Уску. — Такие большие прредметы они старраются не перреносить. Смотрри!
Кесса повернула голову, но не увидела ничего. Кошка топталась по её спине, источая жар и время от времени вспыхивая. Речница захихикала — ей было щекотно. Со спины растерянно мяукнули, и сегон спрыгнул на каменную плиту и понюхал её. Он тыкался носом в руки Речницы — там, где они уходили в камень, трогал лапой гранит и мерцал ушами. Что-то сильно его беспокоило.
— Она и тебя перреместила бы, — сказал Уску без тени сомнения в голосе, — если бы не священные оковы. А эта махина для неё тяжеловата.
Кошка оглянулась на белого пленника и протяжно мяукнула. Уску моргнул.
— Скверрно я понимаю язык сегонов, — посетовал он. — А говоррю ещё хуже.
Он издал несколько странных фыркающих звуков и басовито мявкнул. Сегон прижал уши, оглянулся на Кессу и подбежал к белому коту. Вернулся он скоро, боком потёрся о плечо Речницы и ткнул лапой туда, где скрылся в темноте вырезанный на граните знак. Он вспыхнул снова — золотое око, высеченное в камне. Кошка трогала его и сердито шипела. Теперь светились не только уши, но и распушившийся хвост.
— Ты хочешь открыть замок? — шёпотом спросила Речница. Кошка виновато посмотрела на неё и опустила уши.
— Если бы желания было достаточно... — с явным сожалением подал голос Уску. — Священные оковы хорроши тем, что откррыть их может только потомок бога... иначе говорря — Ханан Кеснек. Напрримерр, Льоке. Ррассветные стрранники почему-то к потомкам богов не относятся. Да, непрриятно...
Кошка встряхнулась всем телом, захлопав крыльями, и свернулась в клубок рядом с Кессой. Её свечение медленно угасло, как и золотое око на граните. Наступила тишина. Речница опустила голову на камень и закрыла глаза, но сон к ней не шёл.
— Уску, — решилась она нарушить молчание, — скажи, когда тут кормят узников?
Зелёные светящиеся глаза медленно раскрылись — йиннэн, как видно, дремал всегда, когда его не будили, каждую свободную секунду.
— Знаешь, дева, за трри дня мне еду не прриносили ни рразу.
Речница вздохнула. По её ощущениям, день клонился к закату, а ела она в последний раз на рассвете. Да, умеют тут сделать смерть желанной...
Жёлтая кошка зашевелилась, зажигая огоньки на кончиках ушей, и растаяла во мраке. "Наверное, ушла на охоту," — подумала Речница, пытаясь удобно устроиться на камнях. "Вот же напасть! Она тут весь день, а я ей даже воды не могу дать. Нехорошо..."
Кесса зашевелила пальцами и еле слышно прошептала слова сжигающего заклятия. Может, камень всё-таки лопнет от перегрева?
Сквозь звон в ушах, белые круги перед глазами и нестерпимую боль — Речнице казалось, что её руки кто-то сунул в лаву — Кесса услышала короткий мяв и недовольное ворчание Уску:
— Не торропись так, дева, казнить нас успеют...
Золотистые огоньки сверкнули рядом с каменным блоком. Из темноты высунулась мордочка жёлтой кошки. Из её пасти свисали хвост и голова некрупной ящерицы. Сегон положил добычу перед носом Кессы и тихо мяукнул, подталкивая ящерицу лапой.
— Ррассветный стрранник говоррит, что прринёс тебе еду, — перевёл из темноты Уску.
— Я не голодна, — покачала головой Речница. — А вот Уску не ел три дня. Отнеси ему, пусть он поест.
Сегон шевельнул ушами, внимательно глядя на Кессу, подобрал ящерицу и убежал на другой край каменного блока.
— Благодаррю, ррассветный стрранник, — отозвался Уску и проглотил еду, не жуя. Кошка тихо мяукнула, поставив уши торчком. Кот зашевелился, перекладывая с боку на бок закованные в валун крылья.
— Эта сегоница говоррит, что её зовут Койя, — сказал он вполголоса.
— Койя! — Речница повернула голову, высматривая в темноте зверька. Он незаметно появился из пустоты и уставился на Кессу, вскинув широкие уши.
— Утром тут будет очень опасно, — вздохнула Речница. — Если стражники тебя тут найдут, они могут тебя ранить. Не оставайся тут до рассвета. Тут недобрые люди.
Сегон качнул ушами, тихо фыркнул и притронулся носом к носу Речницы. Она растерянно хмыкнула.
— Койя говоррит, что не боится недобррых людей. Она будет тут, чтобы знать, что тебе ничего не сделали, — перевёл Уску. — Так или почти так — я ррасслышал не все звуки.
— Спасибо, — выдохнула Кесса и опустила голову на камень. Рук и ног она уже не чувствовала. Сквозь тяжёлую дрёму она чувствовала, как сегон ложится рядом и щекочет усами её щёку.
Ей снилась Река, чайки над обрывом, рыбачьи плоты и солнце, то прикасающееся лучами к лицу, то уходящее в тучи. Они смыкались и набухали влагой — и когда оглушительный раскат грома заставил Кессу вздрогнуть всем телом и распахнуть глаза, она не сразу поняла, сон это или явь.
У темницы не было стены — вместо неё, тускло блестя золотой чешуёй, торчал из камня нос диковинного колючего корабля. Вдали слышались взрывы и крики, под потолком тесной норы горел золотой шар. Двое воинов в жёлтых панцирях стояли у пролома, придерживая откинутые дверцы в бортах корабля. Рослый человек, укутанный в белую накидку с угловатым чёрным узором, возился над крыльями Уску. Спустя мгновение каменные тиски разжались, человек подхватил валун и легко, как комок пуха, швырнул его в стену. Гранит разбрызгался крупными каплями.
— Сколько там до ррассвета? — Уску, судя по голосу, был совершенно спокоен. — Ильюэ, я ррад безмеррно, что ты в пути не задерржался.
— Уску... — пришелец слегка нахмурился, но тут же усмехнулся и быстро подошёл к тому краю каменного блока, где темнел вырезанный знак солнечного ока. Взгляд сверкающих зелёных глаз — таких же, как у стражника из рода Хурин Кеснек, но наполненных странным огнём — скользнул по Речнице. Она смотрела на него с опаской — казалось, от него исходит жар. Из-под пёстрого шлема, сходного с мордой дикой кошки, высовывалась ярко-красная бахрома налобной повязки, очень похожая на языки пламени.
— Зген, небесный отец... — прошептал он, прикасаясь к знаку. Тот взорвался золотыми лучами. Камень чавкнул, хватка ослабла, и Кесса кубарем выкатилась из гранитных оков, на лету хватая Зеркало и прижимая к груди. Сегон пронзительно мяукнул, хлопая крыльями над корзиной, полной метательных ножей. Речница рассовала их по карманам куртки так проворно, что сама удивилась. Только тогда, когда все её вещи оказались при ней, а подхваченный с пола сегон — на руках, обхватив лапами шею Кессы, она подняла взгляд на пришельцев и странный корабль.
Уску уже освободился и медленно переминался с лапы на лапу, судорожно дёргая крыльями. Человек в белой накидке поддерживал его под грудь и брюхо, постепенно перемещая к кораблю. Взрывы за стеной стали громче, крики — злее.
— Времени нет, Уску. Я тебя понесу, — человек выпрямился, закидывая лапы кота к себе на плечи. Йиннэн гневно фыркнул.
— Ильюэ, постой. Тут Кесса Хуррин Кеснек. Твой брратец поврредился умом и обвинил благорродную деву в Некрромантии, — Уску снова фыркнул. — С ней сегон. Не брросай их здесь.
Пришелец обернулся. Его взгляд остановился на повязке Речницы, потом скользнул по чёрной броне и замер, наткнувшись на сегона. Кесса видела, что Ильюэ старается сохранить каменное лицо, но не может скрыть изумление.
— Ясного тебе неба, — он слегка наклонил голову. — Я — Ильюэ Ханан Кеснек. Поднимайся на корабль. Мы улетаем немедленно.
— С-спасибо, — кивнула ошеломлённая Речница. Койя шевельнула ушами, разглядывая пришельцев и их золотой корабль. Кесса, пригнувшись, юркнула в дверцу, слишком маленькую для рослых воинов. Внутри, в золотистом полумраке, пахло раскалённым металлом и — почему-то — листьями Яртиса. Койя чихнула и спрыгнула на низенькую скамью у затянутого тёмным стеклом округлого окошка. Двери уже закрывались. Двое воинов, привычно пригибаясь, проскользнули куда-то наверх. Уску, тщательно вылизывающий крылья, растянулся посреди комнатки, посмотрел на Кессу и шевельнул усами. Речнице казалось, что он ухмыляется.
— Летим, — Ильюэ навис над рычагами, украшенными цветными камушками, глядя в затемнённое окошко. — Кильинчу завяз у стены. Вытащим — и сразу в крепость!
— Не медли, повелитель, — отозвался Уску.
Глава 44. Вимскен
