Закончив со своими малышками, все три собаки вернулись к стульчику Виктора и заняли свои места, недалёко от его "трона", на которых не так давно до этого они и сидели, ожидая вердикта мальчика, своего хозяина. Но услышать хвалебных слов от паренька они не смогли — все тем же молчаливым жестом Виктор просто отозвал их обратно за кулисы; послушные и удовлетворённые животные покорно засеменили в указанном направлении, пока использованных малышек утаскивали со сцены воспитательницы.
"А сейчас... поприветствуем маму нашего молодого хозяина Виктора! Встречайте Алису!"
Голос воспитательницы, озвучивавший выходы, был все так же бодр и весел. Под шум аплодисментов со стороны зала на сцену вскоре вышла женщина — та самая женщина, которая носила статус моей мачехи и издевалась надо мной все те годы, пока я не получил свою силу... Алиса.
"Я... пришла поздравить тебя, Виктор. Поздравить тебя с выпуском из садика. Я... очень горжусь тобой. Не уверена, знаешь ли ты об этом, или нет, но... я твоя мама. Понимаю, это совершенно ничего не значит, и ты так и должен считать — твой единственный родитель по праву только мой хозяин Икс. Так и есть, и я это знаю, однако... я все равно хотела бы поздравить тебя. Вернее, это не я..."
Выйдя на сцену под шум приветствия со стороны воспитательниц-зрителей на своих высоких каблуках, широко расставив ноги встав перед троном Виктора, Алиса на секунду прервала свою речь; голос женщины дрогнул на каком-то моменте, но затем сразу же вернулся в нормальное состояние.
"Это мой хозяин попросил меня тоже выступить сегодня с представлением. Поэтому надеюсь, что тебе будет приятно посмотреть на то, что я тебе приготовила и..."
Внезапно голос моей милой матушки прервался. Вернее, его оборвали. Оборвали весьма грубо; воспитательница, до этого объявлявшая все выходы на сцену, безапелляционно прерывая распинающуюся на сцене женщину, внезапно и довольно громко воскликнула.
"Поприветствуем нашего Рекса!"
В ту же секунду на сцену, тяжело ступая своими мускулистыми ногами, вышла новая собака, собака, по размерам гораздо более крупная чем любая из тех трёх, что была на сцене до этого. Дойдя до центра сцены, под мучительный и слегка испуганный взгляд Алисы, пёс спокойно замер перед троном Виктора, как и три другие собаки до этого. По самым свежим воспоминаниям, сравнивая эту новую вышедшую собаку и три предыдущих, можно было смело сказать — если прошлые животные были большими даже для своих размеров, то этот, странной породы пёс, превосходил все мыслимые и немыслимые размеры. Зверь был буквально в два раза больше своих сородичей и, встань оно на задние лапы, легко бы возвысилось над ростом самого высокого человека. Не удивительно, что Алиса, прервавшая свою речь на момент выхода пса на сцену, совершенно не спешила продолжать свой монолог, очевидно, желая как можно на более долгое время оттянуть свою неизбежную участь. Однако все рано или поздно кончается — так случилось и в этот раз. Пауза затянулась, и женщина уже больше не могла молчать и потому, нервно сглотнув, Алиса продолжила говорить, краем глаза со страхом глядя на пса.
"Хозяин хотел бы поставить на мне эксперимент. У меня сейчас такие дни, что я легко могу забеременеть от кого угодно, и потому мой милостивый господин хочет, чтобы я забеременела от собаки. Мой хозяин очень добр ко мне, ведь он разрешает мне заняться сексом, которого у меня не было с самого момента твоего рождения, Виктор. Пожалуйста, насладись шоу, которое я для тебя приготовила, ведь хозяин приготовил его специально для тебя и я..."
Виктору, очевидно, надоело слушать бессмысленную болтовню женщины, которая родила его. Легонько взмахнув своей ручкой, он отдал зверю возле себя команду и тот, не медля и секунды, тут же подскочил к Алисе.
Подскочил, зверь тут же повалил мою матушку на пол, точно так же, как и ротик собаки до него, без лишних прелюдий приступив к оплодотворению. Я улыбнулся, глядя за тем, как большой член собаки с трудом проникает в раздолбанную, но все ещё маленькую для него дырку женщины.
"Пожалуйста, наслаждайся зрелищем, Виктор."
Стиснув зубы, раздираемая гигантским членом пса, женщина через силу улыбнулась малышу; стойко держась, Алиса кое-как выдерживая натиск сильного животного... но недолго. Уже через пару секунд просто напряженное лицо женщины сменилось гримасой боли, матушка застонала; ещё через минуту Алиса, перестав сдерживаться, закричала во весь голос. Весь спектр боли, унижения, страха и мук был слышен в этом чудесном голосе некогда моей родной матушки. В отличии от прошлого совокупления животных с малышками, в этой сцене не было ничего, что могло бы стать какой-то изюминкой шоу — все было довольно обыденно... если можно назвать обыденным секс животного и человека. Но сам факт того, тот самый факт, что это именно моя матушка, что именно Алиса сейчас сама, собственной персоной, а не кто-то другой лежал под псом, раздираемый его огромным членом, только этот факт уже стоил для меня столько, что тяжело было это описать. Да, в шоу не было ничего сверхъестественного — но в этом шоу участвовала та, кого я все ещё презирал, и когда-то ненавидел всей душой. Вот что было важно.
"Унесите эту шлюху."
Спустя двадцать минут звериного секса, за время которого матушка начала не просто стонать от боли, а уже истерически визжать в муках и агонии, собака смогла кончить внутрь Алисы. Вскоре после этого, истекающую спермой из раздолбанной дырки, как из крана, разводя жирной полоской животную сперму по сцене, воспитательницы потащили Алису, как мешок с мусором, по сцене к выходу; женщина безвольно и безучастно пустым взглядом смотрела куда-то в пустоту, пока её грубо тянули прочь с глаз; было совершенно очевидно, что сейчас она находилась в каком-то другом мире, совершенно ничто её больше не волновало и не могло больше её задеть.
"Сломалась двухсот тридцать восьмой раз. Как хорошо, что уже после десятого я встроил в неё команды по возвращению её сознания."
С улыбкой я довольным взглядом проследил за тем, как моя милая матушка скрылась за кулисами, напоследок задев своими по-прежнему стройными и смуглыми ногами проход, словно безвольная игрушка, которой её хозяин забыл согнуть её ноги. Глядя на механически и по-глупому дёрнувшиеся ноги своей матушки, я невольно умилился. Сколько уже лет прошло, а она до сих пор оставалась одной из моих самых любимых кукол. За этой ей уже пора медаль дать. Ну, или просто нассать ей в рот — не важно, ведь если я скажу ей, что это награда за её послушание, она будет рада и тому и другому в одинаковой степени.
"Вроде теперь осталось самое скучное?"
Сразу вслед за приятными мыслями пришла на смену серая обыденность, и я расстроенным голосом спросил сам у себя о том, что должно было последовать далее. Было ли дальше что-то по-настоящему интересное? Увы, но нет. И — да. Как это не было печально, но больше ничего интересного, не выходящего за рамки обыденности, сегодня больше не должно было случиться. Как не жаль, так и произошло.
Собака, вслед за Алисой, покинула сцену, получив молчаливое разрешение от Виктора, а ещё около двух часов за этим, все женщины-воспитательницы, что были в зале, каждая своим способом, поголовно клялись моему сыну в своей полной любви и верности. Затем, ещё час, все малышки — все одногруппницы Виктора и, по совместительству, его личные игрушки, делали для него тоже самое; Саша и Даша при этом тоже сказали свои слова о полной преданности и своей бездоговорный любви. После этого дело дошло и до моего прямого поздравления — к тому моменту я был уже вне кабинета; посвятив все время скучных поздравлений тому, чтобы накачать анал и киску главной воспитательницы своей спермой, я накрепко привязал скотчем женщину к креслу, на котором я раньше сидел, вернул ей её нормальное состояние и поднял на ноги несколько малышек, приказав им повеселиться с главной воспитательницей, пока я не вернусь (уже уходя я слышал полные боли и ужаса крики воспиталки, которой засовывали её же очки ей же в задний проход); дойдя до кулис же, я только и делал, что ждал свою очередь, чтобы поздравить своего сына. Ну, промеж этим я, конечно, воспользовался услугами маленьких ассистенток, чтобы они привели в порядок мой член, вылизав его до блеска, и накормил несколько маленьких роликов спермой... Однако, едва только пришёл мой черёд говорить, я сразу вышел на сцену и, даже не дойдя до паренька и его сестричек, сказал:
"Очень милое шоу... Что же, без лишних слов, тоже хочу сказать, что и у меня для тебя тоже есть подарок, Виктор. Ввозите его."
Едва я приказал, как на сцену тут же вышло несколько малышек-ассистенток, катя за собой велосипед. Сами понимаете, катя за собой не совсем обычный велосипед, вернее, абсолютно не обычный велосипед, ведь того ужасно прекрасного монстра, что крошки выкатили из-за кулис, назвать обычным было никак нельзя. Это был гибрид человека — девочки — и велосипеда. Ну а ещё вернее, это был велосипед с прикрученным к нему девочкой.
Выкаченная на сцену малышка, использованная для создания подобного агрегата, не двигалась и не подавала никаких признаков жизни, хотя она и была жива, из роли неподвижного велосипеда она не выходила, прилежно играя свою роль детского транспорта. Не в силах устоять, я отошёл от неё на небольшое расстояние, для того, чтобы окинуть всю конструкцию велосипеда своим восхищённым взглядом ещё раз. Сделав это, я радостно вздохнул.
"Это и вправду шедевр."
Разумеется, девочка не была сама по себе велосипедом — никакой генной инженерии в мире не хватило бы для того, чтобы сделать из её тела полноценное транспортное средство, однако кое-что мне все же удалось сделать — потому вместо того, чтобы быть настоящим велосипедом, малышка представляла из себя лишь раму созданного мною транспорта и крепилась к колёсам созданной мною игрушки. Протягивающаяся по длине всего велосипеда, подогнанного под её тело, маленькая спина крохи представляла собой велосипедную раму, в то время, как её небольшая попка, обтянутая фиолетовыми резиновыми трусиками на манер велосипедного сиденья, поднятая вверх, служила седалищем. Само тело девочки было выгнуто вниз, как у потягивающейся кошки, чтобы оно случайно не сломалось под большим весом, который мог бы сесть на неё, прямо под животиком малышки шла страхующая её стальная пластинка, удерживающая её пузико на себе. Ноги девочки были достаточно широко разведены, с помощью железных приваренных к раме монолитных оков, крепясь прямо возле обеих задних колёс. В полусогнутом положении ноги милашки удерживала все та же страхующая рамка. Маленькие пальчики девочки на ногах были забавно сжаты.
Руки крохи были соединены вместе насмерть приваренными друг к дружке железными оковами; вытянутые сильно вперёд, они крепились к передней части велосипеда, тоненькие маленькие пальчики малышки лежали на специально сделанных для неё ручках — при желании, девочка могла сама корректировать направление переднего колеса.
Для удержания тела на месте в небольшую киску малышки был продет крепящийся к велосипедной раме железный стержень, надёжно фиксирующий её небольшое тело на месте, такой же железный стержень был вдет и в маленький ухоженный ротик девочки, достигая её желудка.
В маленький анал крошки, прямо через прорез в её резиновых трусиках, была продета пробка-фонарик, на лбу милашки так же крепился небольшой налобный фонарик вроде тех, которыми пользуются шахтеры, но намного меньше. Две милые косички девочки, сильно стянутые и заботливо убранные в резиновые трубки, которыми являлись накладки на руль велосипеда, торчали по бокам от головы крохи, делая из её головы что-то вроде руля. На одной резиновой ручке торчало маленькое стекло заднего вида, а на второй — миниатюрный велосипедный звонок.
Весь велосипед был фиолетовым — помимо всех железных и резиновых деталей, сама девочка была выкрашена в фиолетовые цвета — её маникюр и педикюр, её макияж (с фиолетовыми губками и фиолетовой подводкой глаз). По бокам выгнутой спины малышки шли однотипные татуировки — Виктор 01. Помимо всего вышеописанного у велосипеда была крутая подвеска — на месте плоской груди малышки, а, вернее, из её маленьких сосков, через которые были продеты небольшие колечки, прямо к переднему к колесу спускались два изображающих черепа пластмассовых брелка.
"Цвет и брелки к ней я сам выбирал. Но и это не все!"
Я с улыбкой посмотрел на паренька.
"Я вмонтировал в неё три режима. Первый, в котором она сейчас находится, называется беззвучным. Сам понимаешь, почему."
Размахнувшись, я со всей силы вдарил ладонью по заднице девочки, от чего у меня тут же заболела рука, но крошка даже не пискнула в ответ на сильную боль, причинённую мною. Более того — она даже не шелохнулась, продолжая изображать из себя бездушный транспорт. Я улыбнулся.
"Второй режим повеселее. Режим драйва."
После того, как я скомандовал, девочка внезапно ожила — она заурчала, как мотоцикл и задрыгала ножками, вместе со своей попкой, начав скакать на насадках, вдетых в неё; при этом взгляд её был совершенно серьёзен. С полной серьёзностью на лице малышка трахала саму себя, изображая мотоцикл. Это и вправду было довольно мило.
"И третий, мой самый любимый режим. Нормальный режим."
Едва я сказал эту фразу, как с девочкой тут же произошли изменения. Красивые наманикюренные пальчики рук малышки тут же дёрнулись; почти моментально поняв, что они не в силах освободится, ручки велосипедистки разжались, отпустив рукоятки переднего колеса, которые они до этого сдерживали, и крошка, забившись изо всех сил в своей клетке, взвыла.
"Мнгхххнмм!"
Отчётливо поняв, в какой ситуации она оказалась, крошка почти неслышно взвизгнула, заглушенная торчащим из её рта железным прутом, когда я, нажав кнопку на ручке, пропустил через её маленькую попку разряд, чтобы включить фонарик-пробку, засунутую в неё. Однако это дало мгновенный результат — из задней дырочки крохи, сперва тускло, но потом все нарастая, появился свет, вскоре загоревшись ровно и ярко.
Виктор, все это время стоящий в стороне, наконец подал признаки заинтересованности — свет из фонарика пробудил в нем любопытство. Неуверенными шажками подойдя к своему новому велосипеду, паренёк прямо схожу просунул пальчики своей руки в попку к малышке, частично погасив своей рукой свет, идущий из фонарика и заставив девочку-велосипед вздрогнуть и снова забиться в бесплодной попытке освободиться. Виктора, однако, её тряска совершенно не испугала.
"Дети так быстро растут..."
Я умиленно посмотрел на то, как со скучающим видом Виктор младший протянул руку и позвонил в колокольчик, крепящийся к косичке девочки — тот звонко звякнул. Малышка-велосипедная рама, глядя на малыша, который был младше неё на уйму лет, и который, судя по всему, являлся её новым хозяином, не сдерживая свои эмоции, зарыдала, слезы ручьями начали стекать по её щечкам. Мой сын, заметив это, посмотрел на меня.
"Шлюха."
Писклявым голосом, указав на свой новый велосипедик, а, вернее, на девочку, которая к нему крепилась, пропищал малыш, а я тут же согласно и понимающе закивал.
