| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как много из этого можно было бы передать с помощью арабского языка переводчика (особенно понятие "открытие"), мы не можем сказать. Тем не менее примечательно, что о Гаме прямо сообщается здесь как сплетающем воедино целый ряд полуправды и лжи: что португальский король был более могущественным, чем правители Испании или Франции, что в Португалии было так много золота и серебра, что ее монархи ни в чем не нуждались, и что ему отрубят голову, если он вернется, не достигнув успеха. Он также попросил у правителя Каликута ответных послов, которых он мог бы забрать обратно в Португалию; последний ответил, что распорядится об этом.
Сообщается, что эта беседа длилась несколько часов ночи, и в конце ее правитель Каликута спросил Гаму, хочет ли он ночевать с маврами или с христианами. На это Гама, всегда подозрительный, ответил, что желает иметь отдельное место для отдыха, отдельно от всех остальных. Таким образом, он нарушил обычный торговый обычай, заключавшийся в том, чтобы размещать заезжих иностранных купцов в том или ином этническом квартале портового города; однако король согласился, и Гама присоединился к своим людям, которые к тому времени уже были на веранде в свете большой металлической лампы (castiГal de arame). Шел сильный дождь, и улицы были залиты водой; таким образом, Гаму пришлось нести на спинах его людей, чтобы, несомненно, сохранить его достоинство.
После того, как его пронесли по слякотным улицам, Гама потерял терпение и пожаловался одному из сопровождавших его мусульман (по общему мнению, "фактору царя"), который отвел его в свое жилище и предложил ему лошадь, чтобы он продолжил свой путь. Кратко описывается дом мусульманина с его коврами и большими металлическими лампами. Но так как седла не было, Гама отказался сесть на лошадь; таким образом, группа устало продолжала свой путь, как и раньше, и в конце концов добралась до своего подворья (pousada), где их уже ждало несколько португальцев с кроватью для Гамы и другими товарами, которые предназначались в дар королю Каликута.
На следующий день, 29 мая, Гама начал готовить свои подарки, в состав которых входили ткань, дюжину накидок, шесть шляп, несколько ниток кораллов, шесть тазов, тюк сахара и по две бочки масла (вероятно, прогорклого из-за дальнего пути) и меда. Представление о необходимости поднесения подарка правителю или местному губернатору было довольно распространенным в портах Индийского океана того периода и составляло часть общепринятого этикета, вероятно, соответствующего персидско-арабскому "nazr", почетному подарку, обозначавшему хотя бы временное подчинение власти. Текст переводит эту сделку как "оказание услуг" (fazer servico) королю, вероятно, для того, чтобы избежать слишком сильного оттенка подчинения. В равной степени нормальным было предварительно осмотреть подарок, и в этом случае осмотр проводился тем же мусульманским купцом (царским фейтором) и "бале". Сообщается, что, увидев подарок, предложенный португальцами, эти люди расхохотались и сказали, что "такие вещи дарить королю не подобает, что беднейший торговец из Мекки или Имдиоса [sic] и то дарит больше, что если мы хотим оказать услугу, то должны прислать ему золото, а то, [что у них было,] король не примет". Говорят, что Гама, услышав это, "помрачнел" и заявил в порядке самооправдания, что на самом деле он не торговец, а посол, а также сослался на то обстоятельство, что эти товары были его собственными, а не от дона Мануэла. Когда дон Мануэл пришлет свой подарок, он, конечно же, будет включать "много других вещей, и гораздо более дорогостоящих". Кроме того, Гама, как сообщается, в гневе пригрозил, что, если царь Саморим (это первое использование титула в тексте) не примет подарок, он просто уйдет. Его собеседники, со своей стороны, отказались передать подарки королю; и несколько других мусульманских купцов затем посетили португальскую резиденцию, чтобы также присоединиться к насмешкам над этим ничтожным подарком.
Затем Гама потребовал новой аудиенции у короля, чтобы после этого он мог вернуться на свои корабли, и мусульманские купцы пообещали устроить ее позже в тот же день. Однако к вечеру ничего не произошло, и темперамент Гамы (о котором у нас еще будут поводы упомянуть) начал проявлять себя; сообщается, что он "пришел в ярость (apasionado), оказавшись среди столь флегматичных и ненадежных людей". Поэтому сначала он думал отправиться во дворец один, но потом, поразмыслив, решил подождать; тем временем остальные сопровождавшие его португальцы, со своей стороны, решили устроить небольшое легкое развлечение, пели, танцевали и музицировали, как будто все было в порядке. На следующий день Гаму и его группу действительно доставили во дворец, но заставили прождать несколько часов перед дверью. Наконец пришло сообщение от короля, в котором он просил Гаму войти только с двумя мужчинами; он решил взять владевшего арабским языком Фернана Мартинша и своего писца Диогу Диаша. Остальные нервно ждали, опасаясь, что это расставание плохо кончится.
В конце концов, Гама предстал перед королем и с удивлением обнаружил, что его упрекают в том, что он не появился в предыдущий день. Еще раз он спас лицо, заявив, что "так как он устал с дороги, то по этой причине и не пришел к нему"; очевидно, он не хотел упоминать неприятный вопрос о servico. Король теперь начал "прощупывать" его. Если он действительно прибыл из такого богатого королевства, то почему ничего не привез с собой? Где письмо, которое он должен был вручить? Гама еще раз возразил, что "он ничего не привез, поскольку целью плавания были открытия, но когда придут другие корабли, он [король] увидит, что они привезут". Затем он сказал, что немедленно передаст письмо. Но король остался не удовлетворен его ответом. "Что он прибыл открывать, — иронически спросил он, — камни или людей?" И если последнее, то почему он ничего не взял с собой? Он также упомянул (в качестве прозрачного намека), что слышал о том, что у португальцев есть статуя Богородицы, сделанная из золота, на что Гама ответил, что, во-первых, она не из золота, а во-вторых, что он ни в коем случае не может расстаться с ней, так как она являлась талисманом, который охранял его во время путешествия. Вопрос servico так и остался там, в этой тупиковой точке.
Письмо было подготовлено, и начались лингвистические сложности. Гама отметил, что у него было два письма: португальский оригинал (который он мог прочитать, но никто при дворе не мог) и арабский перевод (который он сам не мог прочитать). Таким образом, выбор пал на арабское письмо, но Гама прямо заявил, что, поскольку мусульмане при дворе были настроены против него, он не хотел, чтобы они переводили письмо и искажали его смысл. Поэтому он попросил найти владевшего арабским языком христианина, и ему представили одного из них (или, по крайней мере, немусульманского юношу). Однако проблема была в том, что этот юноша мог говорить по-арабски, но не читать на нем! Следовательно, в конечном итоге письмо пришлось передать четырем мусульманам, которые его прочитали и сообщили содержание (вероятно, на малаялам) королю.
Последовали дальнейшие обсуждения, когда король попросил Гаму описать основные продукты Португалии, и последний рассказал о большом количестве пшеницы, тканей, железа, меди и других продуктов (но не золота и серебра!). Он также заявил, что привез с собой несколько образцов (amostra) из них, и попросил разрешения вернуться за ними на свои корабли, оставив в резиденции (pousada) четырех или пяти человек. Однако король настоял на том, чтобы он немедленно вернулся со всеми своими людьми, выгрузил свои товары и продал их как можно лучше. Гаме в срочном порядке разрешили покинуть дворец, и он отправился собирать оставшихся людей, чтобы иметь возможность уйти на следующий день. Это была последняя встреча Гамы с этим Самудри Раджей (буквально "Королем моря"), или саморином, как португальцы называли его. Ко времени следующего португальского путешествия, — плавания Кабрала в 1500 г., — на каликутском троне восседал уже другой монарх.
СОЗДАНИЕ ВРАЖДЕБНОЙ ТОРГОВЛИ
Повествование в тексте теперь переходит к детализации того, что можно рассматривать как первый пример более или менее "враждебной торговли", проводимой европейцами в Азии. Многие элементы этой встречи являются парадигматическими с точки зрения отношений европейцев с азиатскими монархами в XVI и XVII вв.: путаница по части этикета и формы подарков, глубоко укоренившиеся подозрения со стороны европейцев относительно махинаций при азиатских дворах, нервозность по поводу поведения европейцев (и внутренних несоответствий их утверждений) — со стороны азиатов. В течение следующих двух столетий будут созданы различные институциональные механизмы для регулирования торговли в эпоху сдерживаемых конфликтов; мы можем продолжить с того, что было найдено Гамой и его собеседниками (62).
Утром 31 мая Гаме привели еще одну лошадь без седла и предложили воспользоваться ею; он снова отказался от нее, предпочитая паланкин. В конце концов паланкин был подан благодаря заступничеству очень богатого гуджаратского купца (наш анонимный автор настаивает на том, что имя торговца было Гузерато!), и отряд снова отправился на север, в Панталаини, где стояли на якоре корабли. Однако паланкин Гамы продвигался очень быстро; остальная часть группы отстала от него и даже ненадолго заблудилась, прежде чем выбралась на правильную дорогу. По пути отряд обошел "бале" (или Baile), который торопился догнать Гаму; таким образом, остальная часть группы наконец догнала Гаму и "бале" в Панталаини, в придорожном доме отдыха (estau), предназначенном для "путешественников, которые укрываются там от дождей". Они сразу почувствовали, что что-то не так, и Гаму по-разному описывают как doente (буквально "больного") и как "мрачного", что, очевидно, указывает на то, что он был в скверном настроении. Завязался спор, ибо Гама хотел получить лодку (almadiа), чтобы вернуться на свой корабль, а "бале" и его люди настаивали на том, что, поскольку солнце уже садилось, им лучше подождать до следующего дня. Гама запротестовал и воззвал к их сочувствию, ибо разве он не был "таким же христианином, как и они"! В конце концов, группу отвели на пляж и сказали, что им дадут тридцать лодок; но этот внезапный поворот дел вызвал у Гамы подозрения. Поэтому он отправил трех человек вдоль побережья с сообщением для своего брата Паулу (на случай, если тот находился в лодке на берегу), чтобы он укрылся на борту корабля; очевидно, он думал, что готовится ловушка. Но Паулу да Гамы нигде не было видно; других лодок тоже не нашли; и поэтому португальцы переночевали в Панталаини, в доме торговца-мусульманина.
Принесли цыплят и рис, и Гама и его компания хорошо пообедали. К тому времени его настроение улучшилось, и, как сообщается, он даже сказал, что хорошо, что они не отправились в путь в темноте; возможно, у их местных собеседников в конце концов были благие намерения, несмотря на "дурные подозрения", которые зародились у португальцев в результате их прежних сношений с ними в Каликуте. Но на следующее утро маятник опять качнулся в другую сторону. Гама снова потребовал лодки, однако сопровождающие индийцы ответили, что лучше бы он сначала приказал своим кораблям подойти поближе к берегу, чтобы облегчить переправу. Гама отказался, объяснив это тем, что, если он прикажет брату подвести корабли ближе, он подумает, что его держат в плену на берегу, и поэтому просто уплывет в Португалию. На самом деле, он явно снова заподозрил ловушку. Начался продолжительный спор. Гама сначала сказал, что он возвращается на корабли по приказу короля Каликута; но если "бале" и другие не хотели его отпускать, он с радостью останется там, как христианин среди других христиан. Тогда остальные сказали ему, что он может идти, но, увидев, что двери дома закрыты и там много вооруженных людей, португальцы не осмелились выйти. Кроме того, анонимный отчет утверждает, что их местные собеседники потребовали, чтобы они отдали свои "паруса и рули" (as velas e os governalhos), очевидно, в знак доброй воли и гарантии, что они не уплывут без уплаты портовых сборов. Гама отказался и затем попросил, чтобы некоторым из его людей (которые были голодны) разрешили уйти и поискать еду. Эту просьбу отклонили.
По меньшей мере трое членов группы за это время отделились от остальных. Однако один из них вернулся с известием, что Николау Коэльу находится на берегу с корабельными шлюпками, ожидая Гаму и его группу. Вместо того, чтобы воспользоваться этим шансом, Гама отправил Коэльу секретное сообщение, в котором просил его быстро уйти, пока он не попал в ловушку; последний спешно вернулся к кораблям после того, как его ненадолго преследовали местные лодки. Нервозность португальской стороны возрастала по мере того, как количество охранников вокруг них увеличивалось. Гама упорно отказывался дать приказ своим кораблям подойти ближе к берегу; и подозрения "бале" относительно его поведения, похоже, также возросли. В основе этого спора лежали два фактора: подозрение португальцев относительно мусульманского влияния при этом "христианском" дворе и опасения местных жителей, что португальцы уплывут, не заплатив обычных сборов за использование порта.
Таким образом, группа провела всю ночь в сомнениях, по очереди бодрствуя на случай, если на них нападут. На следующее утро, 2 июня, вся напряженность просто-напросто разрядилась. Гама согласился доставить на берег кое-какие товары, сделав вид, что это весь его груз, и отправил об этом письмо своему брату Паулу; и, получив заверения, что португальцы не отчалят без промедления, "бале" и другие разрешили отряду вернуться на борт корабля, "вознося великую благодарность Господу нашему за то, что Он вырвал нас из лап таких людей, в которых разума не больше, чем в диких зверях". Оказавшись на борту корабля, Гама не стал выгружать остальную часть груза, оставив на берегу только его часть под присмотром двух португальцев.
Пять дней спустя Гама направил ко двору письмо с жалобой, в котором указал, что в дороге с ним жестоко обращались и задержали на полтора дня; кроме того, он заявил, что не желает выгружать остальные свои товары, так как мавры повредили те, что были на берегу. Он получил незамедлительный ответ: правитель сказал, что те, кто плохо с ним обращался, — "плохие христиане", которые будут наказаны, послал семь или восемь избранных купцов для осмотра товаров и разослал инструкции, чтобы торговцам-мусульманам не позволяли приближаться к португальцам. Но португальцы были недовольны новыми купцами, с которыми им тоже приходилось иметь дело; а что касается торговцев-мусульман, то напряженность в отношениях с ними нарастала. Автор анонимного отчета уверяет нас, что когда какой-нибудь португалец сходил на берег, мусульманские купцы плевали на землю рядом с ним и оскорбительно говорили: "Португалия, Португалия"; кроме того, нам говорят, что "с самого начала они искали способы захватить нас в плен и убить".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
