Королевский шпион. Подмастерье палача

— Не советую здесь ходить после заката солнца. Тут ты быстро найдешь свою смерть, — при этом голос палача звучал просто и буднично. Он сообщил мне о факте, который был для него обычен и естествен. Впрочем, насколько можно было судить, мы проехали по самому краю трущоб, так как те скоро закончились. Дальше дома пошли почище, появились лавки и таверны, затем мы проехали рядом с небольшой площадью, на которой раскинулся базар со множеством людей. Тур, как и Амбуаз, представлял собой непонятный, хаотичный лабиринт из улочек и проулков, таких узких, что в них можно разойтись только двум горожанам. Позже, во время моих прогулок по городу, я понял, что в нем существовало только около десятка улиц, соответствующих понятию современного человека. При этом главной среди них была широкая улица, пролегавшая от ворот к центру города и центральной площади, где находилась мэрия, а остальные вели к торговым рядам и рынкам.

Когда Монтре, управляя лошадью, в очередной раз повернул за угол, я увидел мрачное четырехэтажное здание с решетками на окнах и понял, что мы, наконец, приехали "домой". Не останавливаясь, проехали мимо тюрьмы и остановились у одноэтажного дома, сделанного из серого камня, левый угол которого обвевал зеленый плющ. Из трубы шел дым.

"Не понял, — удивился я. — Кто там у него в доме? Женщина? Странно. Ведь он ни о ком не упоминал".

ГЛАВА 4

Стоило нам подъехать и вылезти из возка, как дверь открылась и в проеме действительно показалась женщина. У нее была хорошая фигура, выразительные глаза, пышные волосы, вот только сильно накрашенное лицо портило общее впечатление. Она быстро скользнула по нам глазами, но тут же задержала взгляд на мне.

— А это кто? — в ее голосе было неприкрытое удивление.

— Это, Амелия, мой найденыш. Я нашел его под эшафотом.

"Так ты у нас еще и юморист, — усмехнулся про себя я, при этом еще раз отметил, что Пьер Монтре, похоже, неординарный человек.

— Как? — в ее голосе было слышно удивление.

— Сядем за стол, Амелия и....

— Потом, Пьер, — перебила женщина палача. — К нам сегодня два богатеньких купца завалились и теперь соревнуются, кто больше моих кобылок покроет. Сам понимаешь, пригляд нужен. У тебя там сейчас Морион. Она накроет стол, а затем уйдет, уж больно много сейчас у нас работы.

— Понимаю. Будет время, забегай.

— Мог бы и не говорить, — женщина повернулась ко мне. — Красавчик, у тебя имя имеется?

К этому моменту я уже сообразил, кто передо мной стоит.

— Клод, мадам Амелия.

— Не деревня, уже хорошо. Все, Пьер, я убедилась, что с тобой все в порядке, так что побегу, — с этими словами женщина быстро пошла по улице, не забывая поднимать юбки, обходя наиболее грязные места.

— Вы, двое, займитесь лошадью, я пока отнесу вещи в дом, — скомандовал Монтре, при этом, как я заметил, он хитро усмехнулся. Я огляделся. Конюшни здесь не было, а только коновязь. Мне уже было известно, что лошадь была наемная, а возок принадлежал городу. Подведя лошадь поближе, я ее распряг под прямым руководством Жана. Стоило нам закончить, как парень с силой ударил меня здоровой рукой в грудь, отбросив к стене дома, а затем попытался схватить за шею.

— Ты, крыса....

"Силушкой его бог не обидел, а вот умишка-то не дал, — подумал я, выкрутив ему руку, после чего, со всей силы, приложил его физиономией к стене дома.

— А-а-а!! — закричал здоровяк от боли.

Отпустил его, после чего сделал пару шагов назад. Он пошатнулся, а когда развернулся, я увидел кровоточащие царапины на его лице, к тому же левая бровь была рассечена и теперь кровь заливала глаз, который он инстинктивно закрыл. От удара он, видно, плохо соображал, потому что, не разобравшись, сразу закричал: — Ах, ты, сволочь! Ты мне глаз выбил! Убью!

Парень бросился на меня с занесенным кулаком, но я без труда уклонился от неуклюжего удара, при этом подставив ногу. Бугай, споткнувшись, со всей силы грохнулся на землю, и задел искалеченную руку, потому что просто взвыл от боли. Мне не хотелось его сильно уродовать, но зная наглую и тупую породу подобных ему людей, решил проучить его так, чтобы тот запомнил на всю свою жизнь. Я позволил ему встать. Судя по его искаженной болью физиономии, его ярость уже испарилась и желание продолжать драку исчезло, вот только я не собирался заканчивать урок. Быстрый шажок вперед и мой кулак врезается в его солнечное сплетение, после чего парень сгибается, наклоняясь вперед, тем самым подставляя мне подбородок под второй удар — локтем той же руки, от которого его голова откидывается назад и он, хрипя, снова падает на землю. Подхожу, чуть наклоняюсь и спрашиваю задиру: — Как ты, мальчик? Не больно ушибся?

В ответ тот хрипит, сопит, пытаясь восстановить дыхание, а в глазах плещется страх.

"Урок, похоже, усвоил".

— Давай руку. Помогу подняться.

Поднимал я его с трудом. Несколько минут он стоял, покачиваясь, прежде чем окончательно пришел в себя. Увидев его грязное, с потеками грязи и крови, лицо, я усмехнулся.

— Ну и рожа у тебя, Жан. Есть вода?

— Там, возле поилки ведро должно стоять.

Пришлось повозиться с ним, пока не привел его в относительный порядок.

— Пошли.

Когда мы зашли в дом, то увидели Пьера, сидящего за столом, с кружкой вина, разговаривающего с молодой девушкой. Она была довольно миловидна, но слой белил, и краска на щеках делали ее похожей на грубо размалеванную куклу. Увидев нас, Монтре засмеялся, а потом ехидно спросил: — Ну как, подружились?

— Ага, — ответил я. — У нас теперь с Жаном любовь до гроба.

— Как? — сначала удивился Монтре, но, когда сообразил, что это шутка, снова весело рассмеялся. — Если ты его и дальше будешь так любить, то до гроба ему недолго осталось.

Вслед ему засмеялась девушка: — Жан, жирдяй ты наш, это кто тебя так отделал? Неужели этот красавчик?

Здоровяк что-то невнятно пробурчал. Выражение обиды в сочетании с разбитой физиономией заставило мастера вместе с девушкой закатиться от смеха. Отсмеявшись, он сказал, показывая на стол: — Садитесь уже, шуты гороховые, пока все горячее.

Девушка тут же вскочила со своего места и захлопотала у печи, я, тем временем, быстро осмотрелся. Насколько я мог понять, в доме было две комнаты. Большая комната сочетала в себе кухню и столовую. Здесь был стол со стульями и печь, возле которой лежала маленькая поленница дров. В углу за печью стоял топчан, прикрытый лоскутным одеялом.

"Ничего так, — подумал я. — Могло быть и хуже".

Уселся. На столе, перед нами, лежала деревянная доска с уже нарезанными кусками окорока, колбасы, сыра и хлеба. Рядом стояла глубокая миска с паштетом. Вино уже было налито в оловянные кружки. Еще минута и девушка принесла горшок, окутанный вкусным запахом, затем поставила на стол. Похлебка, даже на вид, была что надо, густая, пряная, наваристая.

— Морион, садись с нами, — пригласил ее хозяин дома.

— Нет-нет, не могу. Мне нужно бежать. Вот только еще стаканчик вина с вами выпью, да с мальчиком познакомлюсь. Тебя как зовут, красавчик?

— Клод, а тебя Морион.

— За знакомство, — произнесла тост девушка и выпила вино. — Надо будет с тобой поближе познакомиться.

— Я не против, — усмехнулся я. — Можем прямо сейчас.

— Ишь какой быстрый, — девушка лукаво улыбнулась. — Еще успеем. Мне сейчас работать надо. Все, я побежала.

Не успела она подойти к двери, она вдруг резко остановилась и обернулась. — Совсем забыла. Там еще есть вареное мясо. Сами возьмите.

В следующую секунду дверь за ней хлопнула.

— Клод, тащи мясо, — скомандовал Пьер.

После того как я покрошил часть мяса и заправил им суп, мы стали есть. Вино, сытный обед, а главное, появившаяся в моей новой жизни определенность, окончательно расслабили меня, создав иллюзорное ощущение возвращения домой. Дом палача должен был стать для меня укрытием, дав возможность и время для внедрения в этот мир. Кроме этого, я считал, мне повезло с хозяином. Этот неглупый человек, возможно, даже образованный для своего времени, сможет дать мне начальный уровень информации. К тому же мои странности его мало беспокоили, насколько я мог судить, зато прекрасно видел с какой щепетильностью он относиться к своим служебным обязанностям. Ему был нужен смышленый помощник, которого он получил, а заодно и душевного собеседника. Судя по его отношению ко мне, его больше ничего не волновало, а про меня и говорить не приходилось.

Если хозяин дома ел не торопясь, основательно и не отвлекаясь, впрочем, как и делал свою работу, то, в отличии от него, Жан, жрал как свинья, чавкая и громко отрыгивая, не успевал съесть один кусок, как сразу хватал другой. Когда я поднялся из-за стола, чтобы собрать посуду, Пьер вдруг неожиданно спросил Жана: — Поел, кабан?

— Да, мастер.

— Забирай одеяло и пошел вон. Спать будешь в сарае за домом. Вот возьми, — и он кинул перед ним на стол несколько монет.

Пока я пытался понять, чем вызван довольно странный на мой взгляд приказ, Жан, похоже, ничуть не огорчившись, быстро сунул свернутое одеяло под мышку и исчез за дверью. Монтре заметил мой взгляд, брошенный вслед Жану, и пояснил: — У него хватает здесь приятелей — гуляк, а если повезет, может еще и шлюху подцепит. А ты садись, успеешь еще вымыть. Выпьем еще по стакану вина.

Мы выпили, закусив сыром. Хозяин дома окончательно расслабился. Он благодушно смотрел на меня и было видно, что ему явно хочется поговорить, но сам почему-то начинать разговор не торопился.

— У меня есть вопросы, мастер.

— А я все ждал.... Давай задавай!

— Похоже, что подмастерье палача люди не боятся. Это так?

— И так, и не так. Как я уже говорил, простые люди верят, что палач проклят, поэтому боятся его и стараются не касаться ни его самого, ни его вещей. А подмастерье что? Он сам не убивает, значит, ему, как и всем остальным людям открыты врата рая, если он, конечно, не будет грешить.

— Погоди, мастер. А как же виселица и колесо в Амбуазе? Ты же их касался, значит они прокляты.

— Все очень просто. В Амбуазе есть могильщик и живодер, вот их город и наймет снять трупы, когда придет время. Они же их потом и закопают.

Да и денежки неплохие заработают, особенно на веревках повешенных.

— Это как?

— Все время забываю, парень, что у тебя с головой неладно. Дело в том, что у нас кусок веревки повешенного считается амулетом, который приносит удачу, — он взял паузу, затем усмехнулся и продолжил. — Знаешь, смотрю на тебя и вспоминаю свою маленькую дочку. Ей я, с таким же удовольствием, объяснял все эти простые вещи. И вот что удивительно, я вижу в тебе неподдельный интерес к тому, что объясняю.

— Мне действительно интересно. Так что там, с подмастерьями?

— Тут все от людей зависит. Большинство простых людей будет сторониться тебя, но не будет шарахаться, как при виде меня. Чтобы было еще понятнее, приведу пример. Если мне стоит выпить в таверне вина или пива, то кружку, из которой я пил, обязательно разобьют, а твою могут и не разбить. Понял, что я хотел сказать?

— Понял. А как же Жан?

— Он просто тупой баран и не понимает простых вещей, сколько раз ему это не объясняй. Он вколотил себе в дурную башку, что проклят и в рай не попадет, молись — не молись, поэтому пытается быть счастливым здесь и сейчас.

— Понял.

— Тебе вот понятно, а я его сколько раз палкой бил, думал хоть через боль что-то в голову войдет, да куда там. Все без толку!

— А эти женщины? Похоже, твое проклятие их не сильно заботит?

— Амелия является хозяйкой борделя. Сколько я ее знаю, она всегда была шлюхой. Мы познакомились с ней в тот год, когда произошла битва при Монлери. Она тогда еще не была хозяйкой борделя, а одной из девушек. Я не знаю, что случилось с твоей головой, но получается, ты не знаешь даже простых вещей. Палачи, живодеры, могильщики, проститутки. Мы все, словно, проклятые. Нас никто не зовет в гости, не приглашает в таверну выпить стакан вина. Поэтому что ей мое проклятие? Нет, шлюха может выйти замуж, но все равно останется для всех отверженной или как говорят, "порченой женщиной". Или, заработав достаточно денег, уехать из города и зажить новой жизнью там, где ее никто не знает. Может быть и Амелия когда-нибудь заведет семью. Морион ей почти как дочь. Если захочет, так сама расскажет, как они познакомились. Иногда мы с ней просто болтаем, а когда у нее есть настроение, она готовит мне что-нибудь вкусное, ну и сам должен понимать, что мужчине, время от времени, необходима женщина. Кроме того, ей и кобылкам, как она любит называть своих девушек, я как лекарь, оказываю услуги.

— Мастер, ты лечишь людей? — удивился я.

— Смотри ты, опять удивился, — усмехнулся хозяин дома. — Налей вина, да сыра подрежь.

— Рассказывай мастер. Я тебя слушаю, — подтолкнул я Монтре к рассказу, подавая ему кружку с вином.

— Отец готовил меня к себе на замену не торопясь, потому что у него тогда было два опытных подмастерья. Он был умным человеком и знал, что меня ждет, поэтому считал, что пока я молод, должен познать простые радости жизни. Вино, девчонки, веселая компания. Я и сам по себе был парень веселый и шебутной, так что меня не надо было подталкивать к развлечениям. Моя мать, очень богобоязненная женщина, была очень недовольна, как я себя веду, а отец только посмеивался. Сначала я связался с компанией молодых шалопаев, пили, ходили к шлюхам, потом случайно попал на диспут, где познакомился со студентами нашего университета. С ними мне оказалось намного интереснее, чем с прежней компанией. Особенно сильно я сошелся со студентами-медиками. Кстати, забыл тебе сказать, что мой отец, в свое время, считался неплохим лекарем. Он даже начал составлять медицинскую энциклопедию, но так и не закончил. Его увлечение медициной передалось мне, наверно поэтому я довольно быстро сошелся с одним из преподавателей, читающего лекции по строению человеческого тела. Узнав, кто я, он предложил мне совершить противоправный поступок. Я был молод, горяч, да и самому было интересно, что из всего этого получится, поэтому без раздумья, согласился. Ты ведь знаешь, что вскрытие трупа и изучение его — это смертный грех? — я кивнул, соглашаясь, так как уже мог догадаться, что без церкви здесь в любом деле не обходится. — Мне было известно, где недавно закопали самоубийцу. Мы, с парнями, выкопали его труп и отнесли преподавателю. Тот дал нам денег и разрешил участвовать на его вскрытии. Это было противно, но и страшно интересно. С этого времени я начал изучать медицину, ходил на лекции, участвовал в диспутах. А с преподавателем, Жераром Леграном, еще долго поддерживал отношения, пока тот не уехал из города, но сегодняшнего дня у меня сохранились неплохие отношения с двумя бывшими моими приятелями-студентами, ставшие врачами. К чему я тебе это говорю. Ко мне довольно часто приходят люди с различными недугами, которым я помогаю, насколько хватает моего умения.

— А как же проклятье палача?

— Когда у человека болит так, что он света белого не видит, то он согласен к дьяволу на прием прийти, а не то, что к палачу, с его проклятьем. Одни больные приходят и больше не появляются, а другие снова приходят. Правда, все они приходят под покровом ночи, чтобы, не дай бог, никто их не увидел. От отца у меня много записей осталось, да и сам за эти годы я много чего узнал.