* — Вообще, когда я уже написала это, меня добрые люди ткнули в то, что Михаил Илларионович не был одноглазым. Что на самом деле был даже дважды ранен почти в одно и то же место. И пули действительно выбили ему часть наружного края орбитальной дуги. При этом глаз сохранился и видел, правда, движения его были ограничены, и иногда выглядело это как косоглазие. И повязки на глазу он никогда не носил. Но, как же? Мы же помним одноглазого с повязкой на глазу колоритнейшего Ильинского из "Гусарской баллады". На самом деле ещё только в двух фильмах Кутузов одноглазый и с повязкой "Кутузов"(1943 г.) и "Багратион"(1985 г.). Даже в кино в других фильмах никаких повязок. Евгений Лебедев в фильме "Эскадрон гусар летучих" и Борис Захава в фильме "Война и мир", оба актёра просто прищуривают правый глаз и не носят никаких повязок. Мне стало интересно, где правда? Нашёлся повод сходить в Эрмитаж. В галерее героев войны 1812 года на портрете фельдмаршал без повязки. И окончательно меня убедил памятник без всяких повязок у Казанского собора, в котором похоронен фельдмаршал. Памятник открыт в 1837 — меньше четверти века со дня смерти Кутузова и живы многие знавшие его лично, никакую вольность и несоответствие скульптору бы не простили. Так, что, одноглазый Кутузов — это выдумка киношников, вернее трудно здоровым глазом изобразить покалеченный.
** — Pars petrosa — каменистая часть (лат), часть теменной кости, внутри которой помещается внутреннее ухо. Антонов огонь — гангрена, миазмы — присоединение воспаления на базе аэробной инфекции. Не смотря на написанное в предыдущей сноске, всё касающееся ранения остаётся правдой.
* * *
— Ничего не придумала. Именно такое описание географии России мне дал довольно образованный (ну, он себя точно таким считал) потомственный москвич лет сорока, как выпустили из роддома. На мой каверзный вопрос, где, по его мнению, находится Хакассия, он, подумав, сказал, что это наверно страна в Африке или Азии. А тайга она большая, наверно совсем как битцевский лесопарк. Видела я этот лесо-парк. И тайгу видела...
Глава 4
До Хабаровска из Сергеевки добрался без особенных проблем. Дядька Макар остался разгружать свою фуру, успев вручить мне свой адрес с приглашением в гости, а меня посадили попутчиком к уезжавшему после работы домой парню. Всё бы здорово, но сидеть слева на месте пассажира машины с правым рулём очень непривычно. Уже на вокзале в женском туалете привёл себя в порядок. Отмылся, распустил собранные в хвост волосы. Снял с себя часть одежды, в которую был упакован, как капуста, и из-под её наслоений проступила моя женская суть. Это я так ёрничаю, как вы понимаете. Что я делаю на вокзале? Хочу попробовать проскочить на женской солидарности. И хоть девчонок я особенно понимать не научился, не смотря на почти двухлетнюю практику в этом теле, но очень надеюсь, что сумею рассказать жалостливую историю и уговорить какую-нибудь тетёнку-проводницу пожалеть девочку и взять меня с кошкой зайцем по Транссибу. Я то — наивный думал, что поезд номер один — это знаменитая "Красная стрела" до Питера. Оказывается, индейское вам жилище, тут тоже есть поезд номер один "Россия" — Москва-Владивосток, кажется, самый длинный железнодорожный маршрут в мире. Вот на него я и нацеливаюсь. При этом попыток у меня всего две-три, больше на вокзале мелькать не стоит, линейная милиция очень быстро заинтересуется, чего это я тут маячу и денежку им не плачу. Кстати, тут именно милиция, не стали в этом мире дурью заниматься и милицию переименовывать.
Подходить решил именно к пожилым проводницам, молодым конкурентки не нужны, да и жалостливость с возрастом и жизненным опытом больше появляется, а может материнский инстинкт тронет моя печальная история. Рюкзак на спину, переноску с Мульчёй через плечо, вот ведь растолстела поросёнок такой... Иду по платформе, скорый поезд номер один, фирменный поезд, но в Хабаровске стоит целых сорок минут. Почему из всех я выбрал Клавдию Сергеевну? Спросите что-нибудь полегче. На вид она была суровая и неприступная, серьёзная дама после пятидесяти. При этом, я не останавливаясь прошёл мимо нескольких в том же возрасте и с гораздо более располагающими доброжелательными физиономиями. Мы встретились с ней взглядами, и я не прерывая это контакт, пошёл прямо к ней:
— Извините, вы же нам поможете...
— А нам это кому? — Чуть скривила рот в усмешке дама.
— Мне и Мурке. Нам нужно из Хабаровска сбежать... — Изо всех сил ущипнул себя за ногу и из глаз брызнули слёзы, но я сделал вид, что их не замечаю. — Меня замуж хотят отдать, а он старый... — Шмыгаю носом, в котором слёзы щекочут. — Мама бы меня никогда не отдала за такого...
— А кто тебя тогда замуж отдать хочет?
— Дядя, он двоюродный папин брат, вернее, его жена, она нашу квартиру для своего сына хочет... — Слёзы уже текут по щекам по-настоящему, хочешь заставить людей тебе поверить, сначала искренне поверь сам. Вытираю их быстро пальцами, дескать, не обращайте внимания, и уже люто не люблю неизвестную гадкую жену брата моего бурятского папы. Но понимаю, что женщина дрогнула, тут главное не давить больше. Просто стою и молчу. Решить она должна сама.
— А в Екатеринбурге у тебя кто?
— Мамина младшая сестра, но она болеет, я за ней ухаживать буду... — Ещё сто пятьдесят в минус к карме. Блин, когда же я врать-то перестану...
Стоим, молчим. Тут подаёт недовольный голос Мульча из переноски и это словно подталкивает ситуацию. Клавдия Сергеевна кивнув, поворачивается и идёт в вагон, я за ней. Отпирает купе проводников, не то, что ближе к туалету с дежурным проводником, а второе, где проводники спят, там на верхней полке спит вторая проводница. Командует мне посидеть и быстро уходит, не забыв запереть нас обеих. Сижу, Мульча на коленях, рюкзак на полу у моих ног. Сжал кулачки изо всех сил, на удачу. Женщина спит иногда похрапывая во сне. Из-под одеяла выглядывает ворот её смешной фланелевой жёлтой ночнушки с зайчиками...
В наш вагон в Хабаровске никто не садится, поэтому едва тронулись, была разбужена Нина Ивановна — напарница Клавдии Сергеевны и мне устроен допрос с пристрастием. Ну, чуть добавил в канву уже изложенного и минуса к карме. Что дядя и тётя, как папа — буряты, а я наполовину кореянка по маме, то есть как бы уже второсортная недобурятка. Для любого русского эти рассуждения звучат так же дико, как важность дифференциации штанов по их цвету, но все догадываются, что такое реально есть.* А ещё дядя гад такой, у меня паспорт забрал и телефон, так, что я даже перевод от тёти получить не смог и билеты официально без паспорта купить не могу. Дядя — хитрый, он в милиции служит и поэтому мне нужно ехать тайно. Вот. А ещё обе женщины обожают кошек и выпущенная из переноски Мульча, теперь Мурка, попала в четыре ласковые руки, где сразу расслабилась, замурчала и очаровала обеих тётенек. То есть вопрос о том, помогать или нет такой замечательной девочке — мне, у плохой такой замечательной кошки просто быть не может, больше не стоял. Вы уловили логику? Я нет, но и фиг с ним. От Хабаровска до Екатеринбурга больше шести тысяч километров. Карл! Это как десять раз до Питера! Очешуеть можно от таких цифр. Благовещенск, Биробиджан, Ерофей Павлович (так, оказывается, Хабарова звали), Могоча (та самая из поговорки "в Сочи, через Могочу" — редкая дыра), Чита, Улан-Уде, Хилок, Иркутск, Усолье-Сибирское, Черемхово, Тулун, Канск, Красноярск, Омск, Новосибирск, Тюмень и мы приехали. За эти три дня мы уже даже как-то сроднились, тем более, что они тоже москвички, и есть какая-то общая нота в нас. Я попытался предложить свои доллары, но на меня так посмотрели, что у меня долго щёки горели. Я в меру сил помогал проводникам. Пылесосил дорожку в коридоре, мыл стаканы, смотрел за огнём в титане. К высадке мне нашли в соседнем вагоне кем-то оставленное пальто-пуховик, всё-таки в моей чуть утеплённой, вернее утеплённой по корейским понятиям курточке совсем не жарко, русская весна — это куда круче корейской зимы. Замёрзшие сибирские великие реки совершенно не впечатлили, как и покрытый льдом Байкал, мимо которого долго ехали, ныряя в тоннели кругобайкальской дороги. А вот тайга без начала и края — это да, почти все эти шесть тысяч километров за окнами плыла тайга. И шутка про "отправить в тайгу" снег убирать теперь вызывала у меня не смех, а какое-то нервное хихиканье. Мы обнялись, расцеловались, с меня было взято обещание, что как только окажусь в Москве обязательно с ними свяжусь, и я шагнул в новый этап своей жизни, который начался вот здесь на перроне Екатеринбургского вокзала.
С сильно похудевшим рюкзаком, в котором остался спальник, пенка, коврик, кружка, складной и обычный нож, остатки кошачьего корма и кошачья миска, смена белья и кое-что из одежды, с переноской, в которую я в поезде зашил бумажку в сто баксов. Это все деньги, которые я себе оставил на всякий случай. Я подумал, что на всякий случай пусть будут, а денег оплатить все мои возможные траты в России у меня всё равно бы не хватило, так, что остальное с лёгкой душой оставил своему "дяде" — Ги-Сону. Покинув вокзал, я двинул к ближайшему райотделу милиции. Была мысль добраться до ГУВД, но потом решил, что это будет неправильно, для моих задач вполне хватит и РОВД. В прокуренной насквозь дежурной части меня мурыжили до глубокой ночи. Меня долго опрашивали три разных следователя, тщательно обследовали все мои вещи, вызвали какую-то девушку с лейтенантскими погонами, которая меня раздела и куда-то уносила все мои вещи, потом принесла обратно и разрешила одеться. Я "честно" рассказал, что меня зовут Аюна, а в остальном, здесь помню, а здесь не помню, что прошлое как в тумане, в себя пришёл на скамейке. Что кошка моя, я это точно знаю, и даже то, что её зовут Муркой. В остальном туман и неясные образы. У меня взяли отпечатки пальцев, еле руки потом от краски холодной водой в туалете отмыл, гады, мыла им жалко. Правда после моего наглого заявления, что я есть хочу, меня покормили в местной столовой. Котлета из бумаги котейке досталась целиком, она брезгливо немного надкусила у неё один край и отошла в сторону. А уже в первом часу ночи меня отвезли в областную клиническую больницу, где начался затык с моей кошкой. В истории болезни меня записали Аюной Сергеевной Найдёновой семнадцати лет. Я особенно не возражал. Всё равно мне здесь нужно образование подтверждать и семнадцать лет — не самый худший вариант. Полгода и стану совершеннолетним. А от несовершеннолетней девочки так просто не отмахнутся, от взрослого человека отмахнуться проще. А я ещё ребёнок и меня закон защищает. Ну, должен, вроде...
В итоге договорились, что я кошку выпускаю, но если она сама ко мне придёт, я не виноват, поэтому и переноску выкидывать не собираюсь. Меня определили в палату на взрослой терапии, где мне предстояло пройти обследование, детское отделение до четырнадцати лет. Само собой, утром на моей подушке нахально развалилась Мульча, впрочем, я в ней и не сомневался. Как она проникла в закрытую палату, в которой в честь зимы и форточки не открывались, никто сказать не смог. К счастью, из двух моих соседок по палате не оказалось ни одной с аллергией на шерсть или не любящей кошек, скорее даже наоборот, горой стояли за и так несчастного ребёнка, у которого одно родное существо рядом. Наутро я стал донором, у меня взяли столько пробирок, что за это кажется бесплатный обед полагается, только красную капельку — значок не дали, баночку для мочи принесли ещё раньше, а вот чего я совершенно не понял, на фига потом после такого кровопускания меня ещё и в палец укололи.** Потом сделали ЭКГ, отправили в рентгенкабинет на флюшку, странно, что кал на яйца глист не потребовали, в детстве, как помню — это чуть не главный анализ. А со второго дня, как поступили первые результаты анализов, меня начали гонять по всем отделениям, обходить всех специалистов, где проходили почти одинаковые диалоги. Гинеколог:
— Здравствуйте. Проходите на кресло. Половую жизнь уже начали?
— Здравствуйте, доктор. Я не уверена, но, кажется, у меня ещё ничего не было...
— Да, девственность сохранена. Что-нибудь беспокоит?
— Может и беспокоит, только я об этом не помню...
— А дела когда последний раз были тоже не помните?
— Не помню...
Больше всего меня тиранил приглашённый на консультацию психиатр. С другой стороны, именно ему ведь давать заключение о моей амнезии:
— То есть, вы помните ваше имя и больше ничего?
— Нет, помню я много чего, а вот личные данные словно в тумане...
— А много чего помните — это вы что имели ввиду?
— Ну. Я же понимаю, что вы доктор, что я в больнице. Что я девушка. А вы мужчина. Могу читать и писать. А про себя почти ничего сказать не могу. Помню только имя, а вот как звали маму или папу уже нет. Есть какие-то картинки, но, что именно они значат, сказать не всегда могу...
Вот так мы с ним и разговаривали часа четыре, и в конце я вышел от него с дрожащими от усталости коленками. А после обеда меня по его указанию усадили писать тесты, шесть штук, три на время, остальные просто ответить на вопросы по типу "да" или "нет". А ещё сделать компьютерную томограмму головы и электроэнцефалограмму, после которой пришлось в палате в раковине голову мыть, там какой-то липкой дрянью датчики смазывают, которые шапочкой на голову надевают. А назавтра ещё тесты, но эти уже не психологические или психиатрические, а общеобразовательные, мне даже самому стало интересно, как у меня получится с ними справиться. Всё-таки я прошёл полноценную подготовку к сунын, а в Корее вроде бы вполне приличное образование. Хотя, уже понятно, что историю мне придётся учить с самого начала. К примеру, здесь тоже был Ленин и тоже Ильич, вот только не Ульянов, а Белавин и Виктор. И на троне были Романовы, и последним оказался Николай третий, потому, что второй занял место нашего Александра второго, поэтому наш Александр третий здесь числится вторым и тоже был женат на Датской принцессе Софии Кристине в православии Марии Фёдоровне. Февральская революция здесь случилась в апреле, а октябрьская в конце ноября, когда из-за разрухи в Петрограде начался голод и холод. Вообще, из того, что я понял, немного сунувшись в историю и из некоторых разговоров, наши миры разошлись довольно давно, но общая канва событий почти не изменилась, а вот мелочи отличаются и это особенно неприятно, если придётся экзамены сдавать. К примеру, я чуть не закричал, когда увидел вид Парижа, где вместо ставшей символом Эйфелевой башни есть мост того же Эйфеля. Представляете себе мост через Сену весь из железа тоже с четырьмя опорами однопролётный на всю длину без промежуточных быков, а над его серединой привычная мне, башнеподобная конструкция, к которой крепятся многочисленные тросы, удерживающие почти километровый пролёт моста на такой высоте, что под ним даже парусные суда проходить могут. А в оголовке моста, совсем как на знаменитой башне устроены рестораны и смотровые площадки, и эта урбанистическая железная конструкция так же возвышается над всем центром Парижа.
