Ответ, увы, ожидаемый. Ибо я сам с этими заявками работаю, и в достаточной мере представляю себе скромные возможности подставных фирм ОГПУ за рубежом. Да, они неплохо заработали на бирже, и за счёт коллекторских операций (проще говоря, скупки долгов) сумели заполучить немало оборудования просто по бросовым ценам. Но такой куш, как на первой волне кризиса, уже сорвать не удастся, и основная лавина банкротств скоро схлынет. Работать будет всё сложнее и сложнее...

Мои размышления прерывают слова Трилиссера:

— Короче, я дожал, наконец, Вячеслава Рудольфовича, и он добился вынесения на Политбюро вопроса о валютных квотах на наши операции за границей. Так что готовьтесь!

Батюшки-светы! Что, мне ещё и этот вопрос прорабатывать?

— Не мой уровень допуска, — тут же парирую я.

— Теперь ваш! — "успокоило" меня начальство.

4.4.

О разговоре, который состоялся в Кремле незадолго до заседания Политбюро, где должен был рассматриваться наш с Трилиссером вопрос, я от него и узнал. Когда Менжинский утрясал включение этого вопроса в повестку дня, и список приглашенных на заседание, присутствовавший там мой прямой начальник, Серго Орджоникидзе, удивленно спросил:

— А при чём тут мой заместитель? Или вы его как консультанта привлекаете? Ничего не имею против, но зачем его тащить на Политбюро?

— Он вроде бы от ВСНХ занимается формированием заказов, — бросил реплику Микоян.

— Товарищ Осецкий не так давно в Нркомвнешторге как раз импортом заведовал, — произнес Сталин, демонстрируя свою хорошую память. — Так что он и консультировать может, и заказы от ВСНХ подавать. Но, действительно, зачем его посвящать в решение вопросов финансирования ОГПУ на нашем уровне?

Как всегда, спокойный и рассудительный, Вячеслав Рудольфович чуть застенчиво улыбнулся и ответил:

— Попробуй его не привлеки! Всю эту кашу с нашими фирмами за рубежом именно он заварил, а всю экономическую часть их работы он и сейчас возглавляет. Тянет, можно сказать, на себе. Без него такой канал поставок оборудования из-за рубежа мы бы вряд ли создали. Многое удается даже в обход американских стоп-листов приобретать, да ещё подчас почти задаром.

— Ладно, если он такой незаменимый... — без особого удовольствия в голосе протянул Сталин. — Вносим в список.

Меня этот разговор заинтересовал как примета того, что Иосиф Виссарионович уже закрепил за собой в Политбюро лидерские функции. Во время моего первого посещения заседания этого партийного ареопага в 1926 году Сталин ещё так явно не ставил себя на первое место, хотя уже тогда достаточно выделялся среди других. Тем интереснее было бы взглянуть на новую расстановку сил в Политбюро.

Пока мы с Михаилом Абрамовичем ждали своей очереди в приемной, я в который раз пытался прокрутить в памяти схему разговора, но потом, плюнув, решил положиться на импровизацию. Ждали довольно долго, и когда секретарь назвал наши имена, было даже как-то жаль отрываться от мягкого кожаного дивана, на котором я так уютно устроился. Но — не поймут, если я останусь тут греть седалище. Ещё и обидятся, чего доброго. Что им, дивана жалко, что ли? Подбадривая себя подобными шутливыми размышлениями, прохожу в дверь вслед за Трилиссером и устраиваюсь на свободном стуле рядом с ним.

Оглядываю собравшихся за столом. Из лиц, не принадлежащих к членам или кандидатам в члены Политбюро, замечаю только наркома финансов, Николая Павловича Брюханова. Конечно, именно у него надо будет валюту получать. Если Политбюро одобрит, и если наркомфин прогнется перед Политбюро. Опять мысленно шучу. Впрочем, решение Совнаркома или СТО он и вправду мог бы под сукно положить или замотать. А вот с постановлением Политбюро так поступить Брюханов точно не решится.

— Михаил Абрамович! — взял слово Рыков. — Что там у вас стряслось? Раньше вы на свои фирмы за рубежом денег не просили, зарабатывали сами.

— Зарабатывали, — подтвердил Трилиссер. — Больше того, часть доходов в наличной форме даже передавали в Наркомфин. Но ситуация изменилась. Так, как прежде, зарабатывать уже не получается. Кризис! Да вот Виктор Валентинович детальнее сможет пояснить, — и он повернул голову в мою сторону. Поскольку возражений со стороны Политбюро не последовало, начинаю объяснять:

— В предшествующие месяцы высокие доходы фирм ОГПУ объяснялись тем, что нам удалось предугадать биржевую панику 1929 года и, в пределах своих возможностей, очень удачно сыграть на бирже. Значительные результаты дала также скупка долгов, позволявшая иногда выкупать машины и оборудование обанкротившихся фирм чуть ли не по цене металлического лома. Но паника схлынула, основная волна банкротств уже прошла, и рассчитывать на такие успешные операции, как в конце прошлого года, уже не приходится.

— Так чего же вы хотите? — интересуется Сталин.

— Для покупки наиболее современного и сложного оборудования в обход запретов надо располагать резервным фондом, который может быть немедленно пущен в дело в случае необходимости. Возможность совершать такого рода покупки — вопрос сочетания обстоятельств, а подвертывающиеся случаи упускать нельзя, нужно платить сразу, как только образуется возможность — поясняю я. — Ранее мы при необходимости собирали нужные деньги из собственных средств, теперь подобной возможности уже нет.

— Кроме того, — снова вступает в разговор Трилиссер, — наши фирмы следовало бы освободить от отчислений в Наркомфин, и дать нам право небольшие свободные средства обращать на обеспечение нашей оперативной деятельности за рубежом.

После чего начались препирательства насчёт размеров испрашиваемого валютного фонда. Наши скромные аппетиты сильно урезали — впрочем, Брюханов считал, что совсем недостаточно, — и на фоне этого второе предложение (снять отчисления в Наркомфин) утвердили практически без дебатов.

Когда мы выходим за ворота Кремля, Михаил Абрамович выглядит почти что радостным. Во всяком случае, обычного грустного выражения на его лице как не бывало. Я настроен более скептически:

— Ну что это за валютный фонд? Слезы, а не фонд! Разве что-нибудь приличное, да ещё в комплектном виде, за эти деньги можно купить? Эх... — с досадой машу рукой.

— Ты погоди ныть-то, — осаживает меня заместитель Менжинского и начальник ИНО ОГПУ. — Главное, что теперь все средства от операций наших фирм — у нас в руках. Вот увидишь, мы ещё свой валютный фондик сколотим, без всяких квот Наркомфина, и в Политбюро больше кланяться... — тут Трилиссер резко обрывает фразу, видимо, сочтя, что на радостях он в своей откровенности зашёл чересчур далеко.

На следующий день в ВСНХ у меня состоялась примечательная беседа с несколькими старыми спецами. Соколовский, Каратыгин, Черногрязский, Гинзбург... Жаловаться они ко мне пришли. На Орджоникидзе!

— Лично с Георгием Константиновичем вполне можно работать. Почти как с Дзержинским, — начал Каратыгин. Партийную кличку "Серго", по которой чаще всего именовали нынешнего председателя ВСНХ, он признавать не желал. Ну, кто бы сомневался!

— А что же вас тогда не устраивает, Евгений Сергеевич? — пытаюсь выяснить у него.

— Понимаете, — вступает в беседу Гинзбург, — вроде бы он человек думающий, и способный воспринимать аргументы. Но как только дело доходит до участившихся в последнее время решений о расширении капитальных работ, которые не обоснованы ни с инженерной, ни с экономической точек зрения, Георгий Константинович превращается в непробиваемую стену.

— Увы, — развожу руками, — тут и я ничем помочь не могу. И вам не советую упираться — эти ветры дуют с самого партийного Олимпа. У нас и так на старых специалистов сплошь и рядом с подозрением смотрят, а тут живо приклеят ярлык классовых врагов и саботажников. Только наживете себе неприятности...

Затесавшийся в эту компанию инженер Осадчий, который вообще-то работал не у нас, в ВСНХ, а в президиуме Госплана, — наверное, к знакомым заглянул, — пылко возразил, даже не дав мне закончить фразу (чем заслужил неодобрительные взгляды со стороны собравшихся):

— Мы что же, теперь всякую критику должны отставить в сторону и заниматься исключительно пением похвал?!

— Погодите, погодите... — жестом останавливает его Гинзбург. — Ладно бы речь шла об отдельных проектах, на которые реально не хватит стройматериалов, строительных механизмов, квалифицированных работников, что приведет к срыву сроков строительства и замораживанию капиталовложений. Это немалый ущерб, это весьма неприятно, но не фатально. Но продукция со строящихся предприятий уже добавлена в расчеты контрольных цифр на 1930 и последующие годы. И если сроки строительства срываются, то срываются и все связанны с этим планы...

Из-за спины маститых спецов раздается голос единственного молодого человека среди этих старых зубров — Василия Леонтьева, которого я все-таки сумел вытащить к себе из Берлина:

— Опять ваши большевики не хотят считаться с законами экономики. Зачем наша группа только времени убила на балансовые расчеты? Из-за всего этого авантюризма всё идёт псу под хвост!

Ну, разошлись! Не соображают, что ли, — ведь подставляют по-крупному и себя и меня?

— Вы кто — специалисты или барышни-институтки? — говорю тихим, но нарочито угрожающим голосом, едва не срывающимся на рычание. — Что вы тут вселенский плач устроили? Изобразите ещё детский визг на лужайке для полного комплекта! — и, не дав им опомниться от такой оскорбительной выволочки, перехожу на более спокойный тон. — Лбом стену не прошибешь. Уж вы-то, как специалисты, могли бы понимать, что для этой цели имеются другие инструменты. Вам предлагают нереальное расширение капитальных работ и основанные на нем столь же авантюристичные планы увеличения производства? Отлично! Выше темпы социалистического строительства! Какие тут могут быть возражения? — иронический подтекст последних фраз не ускользает от моих собеседников, вызвав у некоторых из них кривые ухмылки, но они пока не понимают, к чему я клоню.

— Ваше дело — ни в коем случае не возражать, а, напротив, приложить все усилия для должного обоснования этих решений. Нужно начинать крупную большую стройку? Отлично! Для нее нужно выделить столько-то капитальных вложений из бюджета, открыть такие-то лимитные кредиты в Стройбанке, выделить такой-то дополнительный фонд заработной платы для найма строительных рабочих, включить в график треста "Строймеханизация" аренду подъемных кранов, экскаваторов, бульдозеров, заключить контракты на поставку стройматериалов, труб, металлоконструкций, кабеля в таких-то объемах... Ах, всего этого не имеется в потребных количествах? Тогда надо снимать всё требуемое с каких-то других строек, и вдобавок растягивать планируемые сроки строительства. То же самое касается и объемов производства. Нужно, скажем, произвести на 30% больше рыбной продукции, чем предусмотрено контрольными цифрами? С удовольствием! Для этого всего лишь нужно закупить ещё сотню-другую траулеров, расширить соответственно портовое хозяйство, построить в портах крупные морозильники, новые рыбоконсервные заводы и коптильные цехи, принять в мореходные училища ещё несколько тысяч человек. Вот тогда, не пройдет и трех лет, как намечаемые рубежи будут достигнуты, — останавливаюсь, чтобы перевести дух после этого эмоционального диалога и обвожу глазами своих собеседников.

— Все поняли? Не восклицать: это не выполнимо! Не шуметь насчет авантюризма, волюнтаризма и попрания экономических законов. Нужен результат? Будет! Если обеспечить то-то и то-то. Вот, примерно, в таком ключе и надо вести разговор.

— Все равно ведь будут обвинять в этом, как его... — Соломон Моисеевич Гинзбург запнулся на мгновение, но все же сформулировал, — в неверии в творческие силы пролетариата и в недооценке руководящей воли партии.

— Будут, — со вздохом соглашаюсь я, переждав сдавленные смешки, вызванные последними словами начальника Главного управления строительства ВСНХ. — Меня самого в том же самом кое-кто подозревает. Но это всё же лучше, чем обвинения в саботаже, или паче чаяния, во вредительстве, а то и в контрреволюционном заговоре.

Глава 5. Стычка на Пленуме ЦК

5.1.

Настал день открытия намеченного на апрель 1930 года Пленума ЦК. Я ожидал его с большой тревогой — почва для разногласий, уже заметных на XVI съезде ВКП(б), но тогда ещё открыто не заявленных, была уже подготовлена настолько, что вряд ли можно было избежать лобового столкновения. Большинство ЦК явочным порядком проводило политику расширения государственных капиталовложений в промышленность, масштаба государственных заказов трестам и предприятиям, усиливало меры нажима на зажиточные слои деревни, форсировало организацию новых крестьянских коллективов... Их оппоненты в ЦК стремились всеми мерами поставить заслон такого рода решениям или спустить их на тормозах. Обеим сторонам сложившаяся ситуация решительно не нравилась, и следовало ожидать решительной схватки. Выиграть в этом столкновении правые не могли, — не позволяла расстановка сил в ЦК, — но питали небезосновательные надежды на то, что большинство удастся склонить к компромиссу.

Я в компромисс не верил. Для большинства в ЦК и в Политбюро, и лично для Сталина вопрос теперь, после того, как была задвинута в тень "левая оппозиция", стоял не просто о выборе курса экономической политики, но о консолидации власти, о сосредоточении её в руках одного признанного партийного вождя. И тут Сталина совершенно не устраивало само наличие влиятельной группы в ЦК и Политбюро со своим особым взглядом на принимаемые решения. Это было видно мне и без всякого послезнания. Но вот будут ли громить "правых" именно на данном Пленуме — этого для себя я пока решить не мог. Скорее нет, чем да, ибо до сих пор не было заметно пропагандистской подготовки к разгрому "правых". Вялотекущий обмен завуалированными уколами присутствует, но он ещё очень далек от уровня пропагандистской кампании. Вероятно, сам Пленум и может стать отправной точкой такого идеологического наступления на их позиции.

Пред началом пленума на Москву обрушилось долгожданное весеннее тепло. Во дворах и на тротуарах остатки неубранного дворниками снега образовали кашу, перемешанную с грязью. Слишком поздно я сообразил, что моя привычка ходить пешком, а автомобиль из гаража ВСНХ вызывать лишь в случае насущной надобности, в данном случае вышла мне боком.

Нет, тротуар Тверской был в достаточной мере убран, чтобы не создавать больших проблем. Так что я иду себе, особо под ноги не смотрю, а глазею по сторонам. Вот прямо на меня идет прехорошенькая барышня — в уходящем уже стиле "флэпперс" (с началом кризиса на Западе там этот стиль стал стремительно выходить из моды). Коротко стриженые волосы, лишь слегка выбивающиеся из-под шляпки-чалмы, весёлый, слегка дерзкий взгляд, румяные щечки, легкое, по сезону, пальто, лишь чуть ниже колена, отделанное бархатом — и воротник, и полы, — почти такое же короткое платье, узкой полоской виднеющееся из-под пальто... В общем, девушка как будто сошла прямо с недавно появившейся рекламы зубной пасты "Хлородонт".