Аластер Рейнольдс "Вечная мерзлота"

— Я знаю, что могу вынести, — настаивала я.

— Я готов отпустить ее обратно, — сказал доктор Абрамик. — Но если это погружение продлится так же долго, как и предыдущее, я буду настаивать на двадцатичетырехчасовом отдыхе после него.

— Полностью согласен, — ответил Чо. — Наши пилоты — ценный ресурс, и мы должны хорошо к ним относиться. В равной степени мы должны получать данные о ситуации на борту. Братья подтверждают, что они все еще считывают нейротелеметрию с хозяйки. Это означает, что Татьяна Динова все еще жива и восприимчива, что бы ни произошло в кабинете магнитно-резонансной томографии. Вы готовы, мисс Лидова?

— Я готова, — сказала я.

— Связь восстановлена, — сказала Маргарет. — Вы должны погрузиться почти...

Немедленно.

Огни замигали. Я смотрела на бледную поверхность, которая периодически освещалась бело-голубым светом. Несколько мгновений я глядела на это, пытаясь сориентироваться. Что-то твердое больно ударило меня по лицу, и надо мной склонилась женщина в униформе, опирающаяся на верхнюю полку, полную медицинских приборов.

Движение подо мной. Грохот колес и мотора. Сине-белые огни были уличными фонарями, мелькавшими снаружи.

Женщина сняла с меня маску, чтобы я могла говорить, затем подняла руку.

— Хорошо, что вы проснулись. Сколько у меня пальцев?

— Пять, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал сонно, хотя на самом деле был на месте. — Четыре и большой палец.

— Это превосходно. И не могли бы вы сказать мне, как вас зовут?

— Татьяна, — вяло ответила я, и не только потому, что притворялась, но и потому, что мне пришлось приложить усилия, чтобы наши имена не сливались у меня в голове. Почему из всех людей, с которыми я могла бы познакомиться, судьба подарила мне женщину с именем, ритм и звуки которого были так близки к моим собственным? — Татьяна Динова.

С возвращением, Валентина, как-там-вас-зовут. У меня такое ощущение, что кто-то раскроил мне череп топором. Полагаю, вы знаете, что там произошло?

Я сломала аппарат магнитно-резонансной томографии. Из него вышел весь гелий. Однако что-то пошло не так, и гелий скопился в комнате управления. Вы были без сознания. Я была внутри вас, и больше никого не было. Я вытащила вас оттуда, и приехала скорая помощь. Теперь мы в их машине.

Куда едем?

Понятия не имею.

— Татьяна? Вы еще здесь?

Вам лучше ответить даме. Она может подумать, что у кого-то из нас повреждение мозга.

— Я здесь.

— И где мы сейчас находимся, Татьяна?

— Не знаю. Вы меня куда-то везете.

— Что последнее вы помните?

— Радиология. Кабинет магнитно-резонансной томографии. Потом что-то... — Я покачала головой, чувствуя, что в ней что-то сгущается, как тяжелая черная грозовая туча. У Татьяны, должно быть, после потери сознания была чудовищная головная боль. До меня доходили обрывки информации, а не суть дела, но этого было достаточно, чтобы заслужить мое сочувствие. — Не знаю. Я ничего не помню после того, как добралась туда.

— Произошла неприятность. К тому времени, как мы добрались туда, вы четверо уже лежали на полу, задыхаясь.

— Почему я в машине скорой помощи, если я уже в больнице?

Вот это очень хороший вопрос. Я бы и сама не смогла сформулировать его лучше.

— Потому что во всем крыле большой беспорядок. Все заперто, пока они выпускают гелий. Мы не можем проехать на аварийной тележке, а даже если бы и смогли, все равно быстрее отвезти вас по окружной дороге в отделение неотложной помощи, как если бы вы попали в аварию за пределами больницы. В любом случае, похоже, мы вовремя дали вам кислород. Вы, наверное, не очень хорошо себя чувствуете, но даете мне четкие, связные ответы, и это то, что я хочу услышать.

Скажите ей, что у меня такое чувство, будто мою голову проломили топором.

— А что насчет остальных... молодого врача? — Я попыталась вспомнить его имя, которое, как я слышала, упоминал специалист по МРТ. — Доктор Туровский и Игорь. Мужчина в кабинете.

— Они получат всю необходимую помощь. А пока побеспокойтесь о себе. Вы пациентка, пострадавшая в результате этого несчастного случая.

Я почувствовала эмпатическую связь с этой женщиной, тронутая ее добротой и преданностью общественному делу. Я ничего не знала о ней, ни ее имени, ни даты рождения, ни смерти, ни какие трудности она испытывала, ни какую жизнь вела, но в тот момент я поняла, что она была хорошим и порядочным человеком, что прошлое полно таких людей, как она, что думать об истории, складывающейся из множества крошечных проявлений бескорыстия и заботы, так же справедливо, как и рассматривать ее подобно грандиозному, захватывающему зрелищу огромных безличных триумфов и трагедий.

— Спасибо, — одними губами произнесла я.

От нас обеих.

Мы опрокинулись.

Произошел боковой удар, машина скорой помощи накренилась, а затем перевернулась на бок. Женщина из "Скорой" ударилась о полку и мгновенно потеряла сознание. Меня бы сильно ударило о боковую стенку, если бы я не была уже пристегнута ремнями к носилкам. Даже сейчас удар был болезненным. Теперь машина скорой помощи стояла неподвижно, вращая колесами, мотор все еще работал. Женщина из "Скорой" лежала надо мной с глубокой раной на лбу, без сознания. По крайней мере, я надеялась, что она была без сознания.

Я попыталась пошевелиться. Подумала, что в переднем отделении должен был быть водитель, кто-то еще, кто мог пострадать. Я не виновата в том, что с нами только что произошло, но была ответственна за то, что эта машина скорой помощи вообще оказалась здесь. Я пыталась вырваться из своих ремней безопасности. Дотянуться до них было слишком трудно из-за упавшей на меня женщины из "Скорой".

Это было частью вашего большого, тщательно продуманного плана, Валентина?

Нет. Вовсе нет.

Приятно это слышать. Мне было бы неприятно чувствовать, что я не в надежных руках.

Кто-то открыл задние дверцы, посветив внутрь. Луч фонарика упал на мое лицо и задержался там на секунду. Человек забрался в машину скорой помощи, кряхтя, когда он навалился на то, что теперь было верхней дверью, удерживая ее открытой под действием силы тяжести. Это был мужчина средних лет, довольно крупный и коренастый, на нем не было ни больничной, ни гражданской формы, только потрепанная кожаная куртка поверх толстого свитера. Мужчина забрался внутрь, поставил фонарь и отодвинул от меня женщину из "Скорой помощи".

— Вы что, только что въехали в нас? — спросила я.

Мужчина опустил женщину из "Скорой помощи" на то, что раньше было боковой стенкой, а теперь стало полом. Затем он расстегнул мои ремни и начал снимать меня с носилок, не слишком осторожно. — Вылезайте. Полиция уже в пути. Нам нужно ехать.

Вы знаете этого человека?

Нет. Вовсе нет.

Тогда могу я предложить вам спросить его, кто он такой, черт возьми?

Я так и сделала.

Мужчина посмотрел на меня со смесью презрения и веселья. У него было заросшее щетиной лицо, нос в прожилках, мешки под глазами и копна густых черных волос, торчащих вверх от очень низкой линии роста волос, почти до бровей.

— Кто я? — спросил он. — О, это просто. Мы уже встречались. Меня зовут Антти.

* * *

Его ждала машина. Это была не та машина, на которой он врезался в машину скорой помощи, у той теперь было сильно повреждено переднее колесо. Я подумала, что он это спланировал. Планировал протаранить машину скорой помощи и знал, что ему понадобится готовая для нас вторая машина, которую он припарковал на дороге по периметру.

Итак, давайте проясним этот вопрос. Вы не знаете этого человека, но вы его знаете?

Я знаю Антти. Антти — это кто-то другой, еще одна член команды. Пилот, как и я. За исключением...

Он помог мне сесть на пассажирское сиденье, затем обошел машину и сел за руль. Завел машину, резко нажал на газ, вырулил на дорогу и направил нас прочь от места аварии. Я наклонила голову, ловя свое отражение в боковом зеркале. Это был первый раз, когда я увидела Татьяну Динову как следует. Это было чрезвычайно странно — смотреться в зеркало и видеть совсем другое лицо, смотрящее на меня из него. Была сбита с толку целая система мозговых цепей, система, которая всю жизнь пребывала в уверенности, что обладает адекватным пониманием реальности.

Вам кто-нибудь говорил, что пялиться невежливо?

Мне жаль.

Я смотрела сквозь нее. За пределы лица, за пределы слишком тонких костей, за пределы глаз неправильной формы и цвета, за пределы носа, которому не место, за пределы повязки, за пределы следов от кислородной маски.

За ним виднелись несколько пар движущихся мигалок — это приближались другие машины скорой помощи.

— Вы не можете быть Антти, — сказала я, когда мы свернули с окружной дороги на соединительную, которая уводила нас от главного больничного комплекса.

Вопрос на миллиард рублей!

Коренастый мужчина отвел взгляд ровно настолько, чтобы взглянуть на меня. — И почему, собственно, это так?

— Потому что я первая. Никто другой еще не побывал во времени. Всего четыре пилота: Антти, я, Викрам и Мигель, и больше никто этого еще не делал. — Я хлопнула по пульту перед собой. — Черт, я только что разговаривала с Антти! Около двух минут назад. Она пыталась сказать Чо, что мне нужен отдых, что меня снова отправляют слишком рано.

Итак, давайте проясним это - для моего же блага, если не для чьего-либо еще. Вас отправили назад из будущего, и вы думали, что были единственной, кто до сих пор это делал. Но теперь появился этот парень, и он ведет себя так, будто уже обогнал вас?

Мужчина резко крутанул руль, проезжая небольшую кольцевую развязку. Мигающие синие огни были уже далеко. Впереди виднелся комплекс зданий промышленного вида, складов и фабричных блоков. Я даже не была уверена, что мы все еще находимся на территории больницы.

— Помню этот разговор, — сказал мужчина. — Единственная разница в том, что это было около девяти месяцев назад.

— Какого хрена!

Действительно, какого хрена! Мне нравится ваш стиль, Вэл. Все ли школьные учителя в будущем будут ругаться так, как вы?

— Вы были правы, — ответил он достаточно спокойно. — Вы были первой из нас, кто отправился в прошлое. Начнем с того, что это казалось несправедливым — вот так забегать вперед. Но Маргарет всегда говорила, что есть элемент неопределенности в отношении того, кто из нас получит погружение первым, в зависимости от того, насколько быстро сработаются структуры управления. Опуститесь вниз.

— Что?

Вы слышали этого человека.

Он сильно толкнул меня, заставив вжаться в пассажирское сиденье. Он притормозил, подняв руку в знак приветствия, и я заметила крышу полицейского фургона, проезжавшего мимо нас слева.

Некоторое время он ехал прямо, поглядывая в зеркало заднего вида, затем свернул на другую дорогу.

— Не думаю, что они вас заметили. Если появятся другие полицейские машины или "скорая помощь", пригнитесь, хорошо? По крайней мере, до тех пор, пока мы не уедем далеко от Ижевска. Они будут искать пациентку, которая соответствует вашему описанию, и я не хочу рисковать.

— Хорошо, с самого начала. Что... происходит? — Теперь я была спокойнее, хотя все еще пребывала в замешательстве. — Признаю, что вы Антти. Вы рассказали мне слишком много, чтобы это было не так. И все это было преднамеренно, не так ли? Врезались в машину скорой помощи, готовясь увезти меня?

— У меня было время подготовиться. — Он крепче сжал руль, набирая скорость, когда мы выехали из промышленной зоны на разделенную проезжую часть. — Восемь месяцев. Вот как давно это было, как долго я был привязан ко времени. Теперь вы понимаете, да? Вы были первой, кто отправился в прошлое. Я пришел позже. Но пошел глубже — перепрыгнул через вас. Зонд времени отправил меня в прошлое на восемь месяцев раньше, чем вас.

— Нет!

— Это значит "нет", то есть вы мне не верите, или "нет", то есть вы никогда не рассматривали такую возможность?

Надо отдать должное этому человеку, у него, должно быть, не все в порядке с головой, как и у нас с вами.

Я помолчала несколько мгновений. Грозовая туча все еще висела у меня в голове, и от всех этих поворотов меня подташнивало. — Тогда вы знаете, что происходит со мной. Вы сказали, что этот разговор состоялся девять месяцев назад, а вы были внедрены восемь из них назад. Это значит, что вы, по крайней мере, уже месяц, а может, и больше, знаете, чем это закончится.

— В какой-то степени.

— Что это значит?

— Это значит, что мы с вами, Валентина, погружены в какой-то глубокий парадокс. Черный, серый, все оттенки, которые рисовала ваша мать. Я знаю это, Чо знает это, Маргарет Арбетсумян знала это.

— Что значит, Маргарет знала это?

— Маргарет мертва. Маргарет, живущая выше по течению. Она больше не могла этого выносить. Она поняла, что мы сделали... что мы делаем. Все рушится, весь эксперимент. Мы открыли то, чего не понимаем, целую коробку змей.

Вы знали эту Маргарет?

Да. Я знала ее, и она мне нравилась. Но она была жива, когда я видела ее в последний раз, и она будет жива, когда я вернусь. Вы, наверное, тоже ее видели. Люди, машины, та комната без окон? Она была там, наблюдала.

Маленькая, в очках, с прямой челкой?

Да. Маргарет.

Она не показалась мне такой уж мертвой.

Она не была такой ни тогда, ни сейчас.

Мне... жаль. Черт, почему это я должна извиняться? Вы лезете в мою голову без разрешения, и мне вас жаль, потому что кто-то умер, кто-то еще замешанный в этом дерьме?

Потому что вы такая же, как и я, Татьяна. Неплохой человек, просто увлечена чем-то большим, чем вы. А я Лидова. Валентина Лидова, дочь Любы Лидовой. Просто пока мы узнаем друг друга получше.

Машина снова набрала скорость. — У нас есть конспиративное жилье, — сказал Антти, — примерно в ста километрах от Ижевска. Нам нужно кое-что обсудить. О, и вы еще встретитесь с Викрамом.

— Викрам тоже внедрился?

Антти ничего не сказал.

* * *

К тому времени, как мы добрались до конспиративного жилья, расположенного примерно в часе езды от Ижевска, шел дождь. Было темно, и верхушки облаков окрасились в фиолетовый цвет. Был еще только полдень: все, что произошло с тех пор, как меня привезли в кабинет магнитно-резонансной томографии, уместилось не более чем в шесть часов, включая происшествие с гелием, аварию машины скорой помощи и то, что меня увез Антти.