Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 24
После завтрака я экипировался по полной чекистской форме и в сопровождении Марии отправился в Зимний дворец.
То, что было всем, сейчас стало ничем. Никто не знал, подо что приспособить дворец.
В феврале 1917 года пытались явочным порядком разместить во дворце штаб командующего войсками Петроградского военного округа, но обслуга дворца своим телом отстояла охраняемое здание. Штаб округа разместили в Адмиралтействе.
С воцарением Керенского в кресло председателя совета министров в июле 1917 года заседания правительства проводились в Малахитовой гостиной дворца. Но, если залез один, то за ним полезут и другие. Зимний дворец превратился в учрежденческое здание.
Господин Керенский лично для себя занял комнаты Александра III. Канцелярию разместил в комнатах Александра II. В библиотеке Николая II принимал доклады.
Что бывает с музеями при размещении в них посторонних лиц, известно всем. Созданная специальная комиссия по учету и приемке ценностей обнаружила многие факты утраты и повреждения художественных и исторических ценностей. А размещение во дворце целых воинских частей превратили его в казарму.
После большевистского "штурма" были буквально разгромлены кабинет и приемная Александра II, комнаты Николая II. Надо сказать, что большевики быстро опомнились и все воинские формирования были выведены из дворца, а во дворце разместилась Комиссия по охране памятников искусства и старины.
— Пропуск? — строго сказал стоящий на входе солдат.
Пропуск Дзержинского сработал безотказно. Мы шли знакомыми коридорами к моему кабинету. Дубликат ключа хранился у меня дома и сейчас лежал в кармане галифе. В кабинете было все так же, как и было во время моего ареста. Кое-что исчезло, да Бог с ним, в новую жизнь нужно входить без старых вещей и привычек.
— Давай договоримся, — сказал я Марии, — ты стоишь и молчишь без всякой пролетарской ненависти и бдительности. Я знаю, как выполнить то, что нам поручено, поэтому я здесь главный. Договорились или нет? Если нет, то мы сейчас едем в Москву, и я ставлю вопрос о том, чтобы тебя отстранили от работы со мной.
Обиженная Мария кивнула головой.
Я подошел к облицованной изразцами стене, где размещалась отопительная печь. Нажал известный мне изразец, щелкнул запорный механизм, и изразец выдвинулся из стены, удерживаясь на металлических петлях. Маленький сейф. Никаких кодовых замков. Нужно просто знать, что здесь есть металлический ящик. Можно сбить изразец и не найти тайник. Конечно, код был, но такой, который сейчас не применяется. Как говорится, дело прошлое, открою секрет закрывания сейфа. Последний код был установлен Борисовым. Число 1914. Год начала мировой войны. Четыре цифры. Четыре угла. Нужно знать, какой угол считается первым. Нажимаем на первый угол один раз, на второй — девять, на третий — один, на четвертый — четыре, нажимаем на дверцу, и она сама открывается. Просто и никаких верньеров с цифрами, с поворотами вправо или влево и прочими атрибутами всех секретных замков.
Я выгреб все в большой кожаный портфель, который, похоже, валялся лет сто на высоком платяном шкафу. Я его как-то видел и сейчас заглянул туда для проформы. Это был не портфель, а какой-то пылесборник, не потерявший своих кожаных качеств.
— Это тебе подарок, — сказал я Марии, протягивая ей дамский "браунинг" 1906 года выпуска. — Не пристало женщине ходить с "наганом".
Пока Мария разглядывала пистолет, я аккуратно упаковал и уложил в портфель деньги, бланки паспортов и справок, клише печатей и пузырек спецчернил. Блокнот я положил в карман гимнастерки. Многое дали бы некоторые люди за этот блокнот. Денег было достаточно много в валютах, которые не боятся ни войн и кризисов.
С кожаным портфелем в руке я был настоящим особоуполномоченным ВЧК.
Проходя по коридору, я увидел две картины, прислоненные к стене. На одной была изображена девушка с гладкозачесанными волосами и с опущенным мечом. Девушка одета в легкую тунику золотисто-кровавых оттенков, полуобнаженная до средины бедра нога поставлена на отрубленную бородатую голову. На второй молящаяся девушка, пышного телосложения с полуобнаженной грудью, прикрытой легкой просвечивающей материей.
— Ты знаешь, кто это? — спросил я Марию.
Девушка отрицательно покачала головой.
Картины были небольшими, чуть больше метра в высоту и мне пришлось присесть, чтобы удобнее было показать, что и где изображено.
— Девушка с мечом — это Юдифь, — начал я рассказ, — целомудренная и богобоязненная молодая вдова, героиня Иудеи. Когда огромная армия Навуходоносора под командованием полководца Олоферна осадила город Бетулия, в котором жила Юдифь, она отправилась в стан врага и сделала так, что Олоферн проникся к ней доверием. Когда в один из вечеров он заснул пьяным, она отрезала ему голову. Завоеватели без начальника разбежались в разные стороны. Юдифь вернулась домой и никогда больше не выходила замуж. А картину нарисовал итальянский художник Джорджоне где-то в начале шестнадцатого века.
— А вторая картина? — тихо спросила Мария.
— На второй картине великого Тициана изображена кающаяся Мария Магдалина, — сказал я. — Одна из самых загадочных героинь библейского времени. Кто-то ее называет Магдалиной, кто Магдаленой, кто блудницей, кто исцеленной от вселившихся в нее бесов, кто простой мироносицей. Она постоянно следовала за Иисусом Христом, присутствовала при его распятии и была свидетельницей его появления после воскрешения.
По преданию, именно она отправилась в Рим и поднесла императору Тиберию простое яйцо, сказав при этом "Христос воскрес!". Но император не поверил в это и сказал, что это так же невозможно как белому яйцу стать красным. Пока он это говорил, на глазах у всех изумленных людей белое яйцо стало красным. Вот поэтому мы на Пасху и говорим: "Христос Воскресе" и дарим друг другу крашеные яйца.
Некоторые люди считают, что у Марии Магдалины и Иисуса Христа были особые отношения. И я в это верю, потому что Сын Божий был человеком. Даже евангелие от Луки говорит: "И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастовый сосуд с мирром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала мирром". Так может поступать только любящая женщина. Какая из картин тебе понравилась больше?
— Мария, — сказала девушка. Посмотрев на меня глазами, полными влаги, она спросила, — мы еще придем к этой картине?
— Придем, — уверил я ее.
Что другое я мог сказать девушке, которая лишь после революции начала соприкасаться с огромным окружающим миром и познавать то, чего были лишены десятки миллионов жителей России? Я не знал, что будет завтра, послезавтра, где буду я, где будет она, но у человека всегда должна быть надежда на светлое будущее.
Глава 25
Вторая половина дня прошла в хозяйственных заботах и обучении Марии пользованию пистолетом. Все шло хорошо. Я объяснял, что после стрельбы нужно извлечь магазин из рукоятки пистолета, передернуть затвор для проверки наличия патрона в патроннике, щелкнуть курком, поставить пистолет на предохранитель и вставить магазин в рукоятку пистолета.
Все было сделано так, как и было рассказано. Только магазин был вставлен до проверки патрона в патроннике. Передернутый затвор загнал патрон из магазина в патронник, спущенный курок воспламенил гремучую смесь в капсюле, капсюль воспламенил порох, который при горении создал избыточное давление газов и вытолкнул из ствола пулю, которая пролетела над моей головой и впилась в стену.
Мне даже показалось, что она вырвала несколько волосков из моей головы. Я поднял руку и погладил голову. Мария подскочила ко мне, схватила меня за голову и стала рассматривать. Не найдя раны, она заплакала и пнула пистолет ногой. Пистолет выстрелил еще раз. Назревала истерика. Я посадил девушку на диванчик, быстро принес остатки коньяка и прямо из горла заставил выпить ее несколько глотков.
— Мне не нужен этот пистолет, — кричала Мария, — он убивает людей. Он сам убивает людей. Я чуть не убила тебя.
Если человек хочет плакать, ему нужно дать проплакаться. Как человеку, страдающему жаждой, нужно дать воды напиться. Или с похмелья опохмелиться (и помнить, что частый опохмел — это прямой путь к алкоголизму). Так и постоянный стресс должен иметь какой-то выход.
Если вас прижмет стресс или постоянное раздражение будет скапливаться в вашей груди, возьмите и крикните как можно громче и кричите как можно дольше. Вы увидите, как после этого крика поменяются краски вокруг вас, и даже солнце будет светить ярче, несмотря на то, что оно будет скрыто за тучами. Частенько помогает секс. Хорошая порция секса. Или две порции подряд. Но с Марией это не пройдет. Старое русское воспитание еще не превзойдено никакой цивилизацией в мире.
Я дождался, пока рыдания будут меньше, и сказал ей ласково:
— Возьми пистолет, перезаряди его и положи в карман, он нам завтра пригодится.
Заинтригованная девушка, всхлипывая, подняла с пола пистолет, безошибочно перезарядила его и положила в карман.
— А что мы завтра будем делать? — спросила она.
— Буду из тебя царицу делать, — с улыбкой сказал я, — сейчас ложись спать.
Утром меня разбудил запах кофе. Едва я успел открыть глаза, как мне на подносе был подан завтрак — кружка кофе и бутерброд с селедкой. Кофе, конечно, это не кофе, а молотые зерна, залитые кипятком. Для первого раза пойдет и так, потом научу варить кофе, но буржуйские привычки заразительны.
— Где твоя кружка? — спросил я девушку. — Вместе завтракать будем, — сказал я, — и ножик захвати.
Мария пила кофе и морщилась, стараясь меня не обидеть.
— Не нравится? — с улыбкой спросил я.
— Не вкусно, — созналась моя тень.
— Погоди, — успокоил я ее, — я тебе расскажу, в чем прелесть кофе, и ты еще сама будешь изобретать рецепты его варки.
— Как суп, что ли варить его? — скривилась девушка.
— Суп не суп, но варка нужна, — пообещал я. — Давай одеваться, у нас с тобой сегодня насыщенный день.
Дамы поставят мне в минус то, что я не стал подробно рассказывать, какие магазины мы посещали, что купили и какую прическу сделали Марии. Скажу одно, что когда я расплатился с парикмахером и вышел на улицу со свертками чекистской одежды, то впереди меня шагала молодая дама в собольей шапочке, коротком пальто с меховой оторочкой, беличьей муфте, длинной черной юбке из тонкой шерсти и шнурованных ботинках на высоком венском каблуке. Картинка. И вдруг перед этой картинкой выросли три налетчика, вынырнувшие из подворотни. Двое стояли перед ней, а второй зашел сзади, чтобы отрезать путь к возможному бегству.
— А ну-ка, барышня, снимай-ка все эти буржуйские шмотки, освободи тело свое от остатков царизма, — сказал старший из них.
Я только сунул руку в карман пальто за своим пистолетом, как вдруг раздались подряд три выстрела. Стоявший сзади Марии бандит взмахнул рукой с ножом. Я достал пистолет и выстрелил в него. Мог и попасть и в девушку. Другого выхода не было. Мне повезло, я попал в налетчика. Многие сильно ошибаются в том, что из пистолета легко стрелять навскидку и попадать точно в цель. Это только в кино. Да и то все "снайперы", которые не промахиваются в стрельбе по пустым бутылкам, не могут попасть в "корову", которая стоит прямо перед ними.
Я бросился к Марии. Это она первой стреляла прямо через муфту. Один из лежащих перед ней бандитов пошевелился и получил еще два выстрела в голову. Возможно, он получил бы и больше, если бы у Марии не закончились патроны. Это я не дозарядил пистолет после случайной стрельбы дома. Марию трясло. Я отобрал у нее пистолет и положил его к себе в карман. Подозвал извозчика, схватил сверток, и мы поехали домой.
Следующие два дня Мария приходила в себя. Я поил ее настойкой пустырника, мятным чаем, купленным коньяком, читал ей книги. Все-таки убийство человека — это перешагивание через себя. Практически был бой. Три врага напали на одного человека, который заведомо слабее их.
Люди, посягающие на личность человека, должны рассматриваться как враги и преступление против личности должно быть самым высоко наказуемым. Против врагов не может быть понятия превышения пределов необходимой обороны. Давайте привлечем к ответственности Михайлу Илларионовича Кутузова, который превысил эти пределы и изгнал французских захватчиков из России.
Чем наполеоновские солдаты отличались от тех трех налетчиков? Почти ничем. Разве тем, что это были российские граждане, которые не признавали российские законы. Так и французам было наплевать на российские законы. Если человека начинают убивать, и он избежит смерти, поразив своих врагов камнем, которого не было у врагов, то его у нас будут судить за то, что он превысил пределы обороны, защищаясь камнем от пистолета или ножа. Такое ощущение, что законы российские писали бандиты, чтобы избежать ответственности за преступления против личности.
Кое-как я привел Марию в порядок. Новой властью нам дан карт-бланш на выбор, служить или не служить новой власти. Уедем мы с ней за границу и заживем там, в условиях нормальной демократии, которая российскому обывателю и не снилась. Начала демократии вроде бы и начали приживаться, да только процесс этот был прерван октябрьским переворотом.
Глава 26
Для Марии я нашел преподавателя, баронессу Екатерину фон Гляйвиц унд Штеренберг. Баронесса займется с ней правилами поведения и столового этикета. Несмотря на звучную фамилию, она была истинно русской немкой. То есть той немкой, для которой родина — Россия, за которую она глотку порвет любому, даже представителю ее исторической родины.
Много было и есть в России этнических представителей других стран, которые давно стали русскими не только по языку, а по образу жизни и образу мышления. Самой русской немкой была Екатерина Вторая. Кто как не она много сделала для величия ее новой родины — России. Да и императоры наши чистотой русской крови тоже не могли похвастаться, но были истинно русскими людьми с русскими недостатками и достоинствами.
Нашел действующий класс бального танца и записал туда Марию. Легкость и грация в походке никогда не бывают лишней для женщины, а умение танцевать из любой Золушки делает принцессу. И, кроме того, будем посещать литературные вечера, которых расплодилось видимо-невидимо в пламени разгорающейся гражданской войны и начала испанки.
Как я и ожидал, составленное мною расписание занятий вызвало бурный протест.
— Мои товарищи сражаются с контрреволюцией, а я тут хожу в рюшечках и оборочках, в шелковом белье, учусь держать вилку и нож одновременно в двух руках, разучивать эти всякие ихь вайс нихьт вас золль эс бедойтен, — почти кричала на меня Мария. — Это предательство идеалов революции, я отказываюсь с тобой работать. Товарищ Дзержинский приказал мне прекратить твою контрреволюционную активность...
— На, прекращай, — сказал я и подал лежащий в ящике стола чекистский наган. — Стреляй и на этом твои мучения закончатся.
— Зачем ты меня мучаешь? — Мария сидела на диванчике с револьвером в руке и плакала как ребенок, огромными прозрачными слезами.
Я сел рядом с ней.
— Пойми, война не будет продолжаться вечно, — утешал я ее. — Мы с тобой тоже находимся на войне, но наша война особая и в ней не стреляют из ружей и пушек. Твое оружие — это твоя красота, манеры, обхождение, знание иностранных языков. А кто после войны будет учить людей всему красивому? Только тот, кто все это знает и умеет. Успокойся, у тебя кризис от переизбытка информации. Такое бывает со всеми. Сегодня мы с тобой пойдем в салон госпожи Цветаевой. Там собираются поэты разного толка. Если тебе и не понравится, то делай нейтральный вид, они оттачивают стихи свои на народе, которому все равно, что слушать, лишь бы было читано речитативом.
В салон мы пошли вечером. С собой принесли хлеб и немного селедки. Это как плата натурой за участие. Хотя, формы оплаты натурой бывали разные, и окончательный расчет производился поутру.
Все литературные вечера оформлялись одинаково. Полумрак. Свечи. Иногда ладан. Налет таинственности, мистики. Ностальгия по ушедшей жизни.
Сегодня выступал Бальмонт.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |