Ролевик: Хоккеист / "Лёд"

Руа положил на стойку смятую купюру.

— Я обдумаю ваше предложение, мистер Деймион Стоун, — он замер, колеблясь. Этот вопрос мчил его с первых минут беседы. — Мы с вами раньше не встречались?

— Нет, месье Руа. Но вы могли встречать моего брата. Мы с ним близнецы.

— Да? А как его зовут?

— Козмо. Припоминаете?

— К сожалению, нет. До свиданья, мистер Стоун.

— До встречи, месье Руа.

* * *

— Ты ведь знаешь, что часы посещения у нас с пяти до семи, да? Странно, вы, рекруты, обычно всегда все делаете по правилам.

Патрик пожал плечами. Амели посмотрела на него осуждающе. Руа распознал это выражение: медсестер в спортивном госпитале учат мимике, понятой рекрутам. А рекрутов учат понимать мимику сестер. Замкнутый круг — покинув стены больницы, рекрут оказывался окружен непроницаемым масками, каждая из которых значила что-то, чего он не мог, не умел понять. С другой стороны, научить рекрута разбираться в людях не входило в список задач реабилитационного курса.

Амели была подругой Нилана, той самой, которая помогла устроить Дженни в госпиталь. У нее были большие карие глаза и коротко, под ежик, подстриженные каштановые волосы. Нос с горбинкой и широкий, с тонким губами рот могли кому-то показаться некрасивыми, но Патрик мог об этом судить только в теории.

— Наверное, она уже спит, — продолжала медсестра. — Вечером здесь и заняться особенно нечем. Как я ее понимаю! Целыми сутками торчать в четырех стенах. На стенку от скуки можно полезть. Больным, им хоть лечение назначают, процедуры...

— Ее тоже ужо показать доктору, — уверенно произнес Патрик. — условия ее жизни в последний месяц были далеки от идеальных.

Амели посмотрела на него через лечо. В этот раз Руа не смог разгадать ее выражения.

— Со страховкой Криса? Представляю: привожу я Дженни к доктору Стренжлаву и, такая, говорю: "Вы не смотрите, на самом деле перед вами двухсотфунтовый хоккейный форвард".

Они вошли в небольшую палату, буквально три шага на четыре. В дальней стенке узкое окно, изголовьем к нему койка, на противоположной стороне — небольшой столик и табурет. Дженни сидела на кровати, подтянув колени к подбородку, и внимательно рассматривала узор трещин на противоположной стене. На ней была розовая больничная пижама, сидящая куда лучше, чем клубный джерси. Хорошо, что юниорский клуб был приписан к этой же больнице. У пижамы были короткие рукава и теперь Патрик увидел, почему левая рука Дженни казалась ему странной на ощупь.

Собственно, руки не было. Был протез, покрытый тусклым, облупившимся хромом, штука на вид сложная, и к тому же снаряженная несколькими сильными талисманами. Девочка инстинктивно старалась прикрыть , спрятать его. Видимо, в прошлом он стоил ей неприятностей.

— Привет, сладкая, — приветливо поздоровалась Амели. — К тебе гости.

Дженни обернулась, махнула вошедшим рукой.

— П-п-привет, Ам. Привет, П-патрик. Слышала, вы п-п-проиграли вчера. Жаль.

— Не переживай. Еще полтора месяца и двадцать матчей.

— Я и не п-пережиаю. Просто т-так сказала. С к-кем теперь играете?

— Нью Джерси Иферноз.

— Серьезная команда?

— Вполне, — Патрик обернулся к Амели. Та понимающе кивнула.

— Ну, я пойду. У меня еще назначения, все такое. Руа, как закончишь, постучи в комнату сестер. Я буду там. Не слишком засиживайтесь.

— П-пока, Ам! — Дженни помахала медсестре рукой. Руа присел на табурет, острожно поддел пальцем небольшой оберег на спинке кровати — три связанных красной ниткой косточки — птичьи, судя по всему.

— Знаешь, т-тут сосем не-п-плохо, — сказала ему Дженни. — Лучше чем в Д-детройте. Но это же не н-надолго, так? Больница не б-б-бывает надолго, я з-знаю.

— Пока не найдем тебе жилье. Джен, — Патрик обернулся к ней. Девочка болтала ногами сидя на краю кровати. — Скажи, того негра, что пытался ворваться в раздевалку тогда, в Детройте — ты его видела раньше?

— Нет. А почему ты сп-п-прашиваешь?

— Я спрашиваю потому, что он сегодня нашел меня здесь, в Монреале. И требовал выдать тебя.

Дженни заметно побледнела. Патрик подождал несколько секунд, ожидая ответа, еочка только растерянно водила по комнате глазами.

— Сегодня в полночь мы уезжаем, — проговорил он негромко. — Я не смогу взять тебя с собой, но уверен, что здесь ты будешь в безопасности. Это закрытое учреждение, проникнуть сюда можно только силой. А на такое они не пойдут. Я вернусь уже послезавтра.

Девочка вдруг резко придвинулась к нему и обняла за шею, прижавшись щекой к груди. Руа замер, не зная как поступить. Так прошло несколько секунд. Потом Дженни отстранилась, отвернувшись к окну.

— Заешь, — тихо сказала она, — иногда мне к-кажется, что для них не существует п-п-препятствий. Ои всегда н-найдут сп-пособ.

— Не в этот раз, — Патрик неожиданно для самого себя протянул руку и осторожно погладил Дженни по голове. Этот простой жест совершенно не укладывался в его сознании, словно сделал это не он сам, а кто-то другой. Эхо другой жизни, ушедшей и утраченной. Он почувствовал как вздрогнула Джен под его рукой.

— Я разберусь, кто это и что им от тебя нужно.

Девочка покачала головой:

— Ты врат-тарь, а не д-детектив, забыл?

— Одно другому не мешает, — вспомнил поговорку Руа. Хорошие слова. Жаль только, сам он не слишком в них верил.

Они попрощались. Амели провела Патрика к выходу.

— Ну все, удачной вам игры. Передавай привет Крису! — остановившись у выхода, улыбнулась сестра. Патрик кивнул:

— Обязательно передам. Амели, я могу тебя попросить?

— Конечно. А о чем?

— Если будут спрашивать о Дженни... посторонние, не из клуба или больницы... не говори им ничего.

— Э-э-э... хорошо, — Амели смутила просьба Руа. — А что вообще с этой девочкой? Из-за чего весь сыр-бор? Она ведь американка, да?

— Да. Я нашел ее в Детройте и ее преследуют. Я пока не понял, кто и зачем, но разберусь.

Амели отвела взгляд, слегка поджав нижнюю губу.

— Знаю. Я вратарь, а не детектив. Мне уже сказали.

Девушка продолжала разглядывать плакат на стене — старую рекламу какого-то препарата, похоже, детоксина. Краски выцвели, бумага пожелтела и сморщилась, но еще можно было разобрать счастливые улыбки молодого семейства: мужа, жены и ребенка. От слогана осталось: "...— это надежная защита от... внешнего мира".

— Будет плохо, если Дженни привяжется к тебе, — тихо сказала Амели.

— Почему?

Сквозь двойные стеклянные двери видно было, как медленно падают с неба снежные хлопья, рыжие в свете уличных огней.

— Десять лет. Я работаю с вами, рекрутами уже не первый год и я знаю: десять лет — это предел через который перешагивают единицы. Как только ты износишься настолько, что перестанешь окупать затраты, тебя отправят в утиль. В лучшем случае, ты окончишь жизнь здесь, в корпусе N8, здешней богадельне для хоккеистов, где ты еще пару лет будешь медленно угасать, прикованный к койке. В худшем — тебя просто вышвырнут на улицу. Там ты закончишься куда быстрее.

Медсестра замолчала, опустив глаза и часто дыша. Наверное, такая откровенность была неприятна ей самой. Руа продолжал смотреть на падающий снег.

— Я умею считать, — произнес он спустя пару секунд. — Через десять лет Дженни будет почти совершеннолетней. Она переживет. И к тому времени я могу отыскать ее родственников. Или своих.

Амели вздохнула, обхватила себя руками за плечи.

— Знаешь, я уже четвертый год работаю с рекрутами. Я повидала их немало, полсотни, наверное. Но ты первый, с кем я вот так могла взять и оговорить. Может у тебя и правда получится... А за Дженни не бойся — не выдам ни чужим, ни своим. Я ведь и работу могу потерять из-за нее.

Она ободряюще улыбнулась. Патрик кивнул в ответ.

— Ну, тебе пора, — Амели вставила ключ в магнитный замок, дважды повернула. Открылась первая створка, пропуская Руа в шлюзовой отсек.

— Возвращайтесь с победой.

Он шагнул, дождался, пока закроется дверь за спиной и с шипением откроется та, что впереди. Хорошо, что это служебный вход, здесь процедура быстрее, чем в приемном покое. И обеззараживание не делают.

— Это вряд ли, — уже самому себе сказал он. — Джастифай должен подкрепить угрозу действием.

ГЛАВА V

Into Infernal

Нью-Джерси. Вечный теневой спутник Нью-Йорка, нелюбимый брат, скромный последователь. Какими бы достижениям не хвалился штат, они всегда будут казаться блеклыми на фоне славы соседа. Так и в хоккее: у Нью-Йорка были его "Сейджес" — клуб Оригинальной шестерки, хоть и не самый удачливый, а Джерси только пару лет назад обзавелись собственным клубом, выкупив многолетних аутсайдеров Лиги "Канзас Лоунерс". Приобретение требовало серьезных вложений и не обещало быстрой окупаемости, так что владельцы решились на беспрецедентный шаг: "Нью-Джерси Иферноз" стали первой "командой без худду". В клубе не было рекрутов, не было худду-скульпторов и операторов, она не закупала чары и обереги. Единственным исключением была арена — городские власти Ньюарка не дали бы разрешения на ее использование без предписанного правилами штата колдунов. А если бы и дали, она бы и года не простояла.

Спорное решение не вывело "Инферноз" с последних позиций, но позволило менеджерам клуба сосредоточиться на одной задаче: подборе и воспитании хоккеистов-агентов. Со временем это стало приносить плоды: игроки проходили жесткую школу, вынужденные полагаться не на магию и покровительство духов, а на самих себя. Клуб играл свой четвертый сезон, и в его рядах до сих пор не было ни одного рекрута, а побед за прошедший сезон насчитывалось уже вдвое больше, чем во времена Канзаса.

Для Джастифая устроить "Варлокс" поражение в Нью-Джерси было бы лучшей демонстрацией своих сил. Но была в этом и сложность — как колдун-экстремист поможет клубу не использующему колдунов?

Поезд серебряной стрелой рассекал снежную ночь. Мерно стучали колеса, скрипели переборки, едва слышно перешептывались в стенах духи и потрескивали охранные чары. Все-таки Патрик любил поезда, любил ночную дорогу — и это странное чувство, когда движение происходит как бы помимо твоей воли, вне тебя. И вместе с тем — всецело тобой владеет. Казалось, он давно и прочно свыкся с этими ощущениями, еще в прошлой жизни. Плант говорил, что Руа и до аварии был хоккеистом. И что рекрутеры знали это, когда выбирали его. Странно, если так, почему его не смогли опознать? Даже с учетом младших лиг хоккеистов на континенте была всего пара тысяч... Или он, как и Наслунд с Далином, прибыл из умирающей Европы? Нет, для него шведы казались еще более чуждыми, чем канадцы и американцы.

Еще этот бармен, Деймион Стоун. Он действительно кого-то неуловимо напоминал Патрику. И именно это сходство, сходство с кем-то оставшимся в темной части памяти Руа, не давало просто выбросить его из головы.

"Что для тебя важнее — победа команды или личный успех?"

Глупо спрашивать такое у рекрута. У рекрута нет "личного", его амбиции и чувства неразрывно связанны с командой, с ее победами, с ее силой. К тому же, он хорошо понимает, сколько ему отпущено. И то, что нет способа увеличить этот срок. Смерть неотвратима и естественный порядок вещей не может быть изменен. Постепенно, его тело само начнет отторгать инородные вкрапления, продлевающие его существование. Полярности начнут меняться — то, что помогало, станет мешать. Появятся и новые проблемы: кости станут хрупкими, мышцы и сухожилия потеряют эластичность, ухудшатся зрение и слух. Тело начнет трещать и разваливаться, как пересушенная глиняная статуэтка. А когда рекрут станет слишком дорогим в "обслуживании", его спишут. Лишившись каждодневного ухода худду-скульпторов, он "закончится" в несколько месяцев, и останки его предадут кремации, потому что даже собственный дух не пожелает сохранить тело связующим звеном с миром живых.

Все это неизвестно обычным болельщикам. Для них рекруты — особая каста, что-то вроде тайного общества. Воплощенные скорость, сила и точность, носители особого благословения. Газетчики будоражат народ сенсационными расследованиями, темными историями и другим барахлом, которое лишь надежнее укрывает правду. Правду простую и банальную, если как следует разобраться.

— Почему не спишь, Руа? — раздался в темноте голос Дага.

— Не знаю. А ты?

— Мне все равно. Эту игру я сижу в запасных. Как и предыдущие. Как и следующие.

— Все может измениться. Ты в клубе, тебя обслуживают скульпторы, на тебя настраиваются операторы. Значит, в любой момент тебя могут вывести на лед.

— Могут. Если ты получишь травму или какой-то колдун надет щель в твоей защите.

— В Нью-Джерси нет колдунов.

— Значит, только травма.

Они замолчали. Стук колес стал чаще — поезд набирал скорость.

— Команда стала сильнее с твоим появлением, — вдруг продолжил Даг. — Это хорошо. Хорошо для команды. Я — часть команды и что хорошо для нее, хорошо и для меня. Теперь, когда у "Варлокс" есть ты, меня спишут. Получается, быть выброшенным на улицу для меня хорошо. Поэтому я не сплю. Я не могу понять, почему так получается, Руа. Может, ты знаешь?

"Что для тебя важнее — личный успех или успех команды?"

Патрик закрыл глаза. Очень хотелось, чтобы этот разговор просто закончился.

— Я не знаю, Даг. Я не знаю.

* * *

— Меня беспокоит твоя рука, Патрик. Она плохо реагирует на пробуждающие заклятья.

Худду-скульптор задумчиво трет края маски пальцем с тремя перстнями. Руа смотрит на него без выражения. Разбираться в сомнениях колдуна — не его забота.

— Рука слушается хорошо, скульптор, — произносит он спустя секунду.

— Да-да, я вижу. Ладно, иди. Посмотрим, что будет на игре.

Руа отправляется в раздевалку, забирается в свой угол и начинает методично облачаться. Первыми — коньки. На стальной кромке лезвий вытравлен защитный знак. Конькам вратаря не нужна скорость. Им нужна устойчивость и согласие с ледяными предками, так что чар на них гораздо меньше, чем на коньках полевых игроков. Затем — панцирь, сложная составная броня, закрывающая грудь, живот, плечи, руки до локтей, спину. Дюраль и пластик вторичной переработки, кропотливо покрытые резьбой защитных рун и украшенные пентаклями. Потертости и царапины, нарушающие целостность священных рисунков, тщательно восстановлены младшими колдунами клуба. Раковина на пах менее снаряжена, а вот на шортах вышиты слова заклинаний и обращений к духам. Затем идут щитки, тщательно прикрепляемые к ногам и к лезвиям коньков, с дополнительной защитой колен. Щитки "Варлокс" — особенные. В верхней части каждого — небольшой герметичный карман, где хранится щепотка праха самого Жоржа Везины — легендарного вратаря "Варлокс" эпохи становления, когда они еще назывались "Маринерз". Предыдущие названия клуба запрещалось упоминать вслух, дабы не разгневать духов, но Везина был особым случаем. Его покровительство было для вратаря своего рода пропуском в "Варлокс". На тренировке новичка ставили в ворота и атаковали всем клубом. Если дух принимал игрока, то в один момент тот становился непробиваемым, отражая две или даже три шайбы сразу. Руа помнил это ощущение — тело становится чужим, действует, слово само по себе. Во время игр такого не случалось, но все вратари знали — в "щитках Везины" ты всегда быстрее и точнее, чем в обычных.