— А вот как ты посоветуешь, брат Вильгельм, так мы и поступим. Я вижу: ты человек опытный, умный, а мы сгоряча можем что-то сделать не совсем так, как у вас заведено. Или, даже, совсем не так. А хотелось бы произвести на Великого Магистра надлежащее впечатление. Чтоб слова моей королевы были услышаны им, как должно. И — пониманием.

Брат Вильгельм более пристально, чем прежде, взглянул в совершенно простецкое лицо сотника и понимающе покивал головой.

— Думаю, — произнес медленно и значаще, — Их Величество королева Беляна не ошиблись с выбором посла... — и прибавил. — Если вас интересует мнение скромного смотрителя порта, то я бы посоветовал осмотреться здесь пару деньков. Ибо, — он хитровато прищурился и понизил голос почти до шепота, — как у нас говорят: 'Нежданные гости, чаще всего, не застают хозяев дома'.

— Я совершенно согласен с тобой, брат Вильгельм, что именно так и следует поступать воспитанным людям, — не раздумывая, согласился Мирослав. — И еще, скажи: не зная ваших уставов, мы ничего не нарушим, если пригласим тебя скромно отобедать вместе с нами?

— Ни единого подпункта, — широко улыбнулся тот. — При условии, что и вы разрешите мне завтра угостить вас у себя.

— Идет, — засмеялся Мирослав и едва удержался, чтоб не хлопнуть 'серого' брата по плечу. Такое поведение было бы слишком уж нарочитым и преждевременным. С подобными жестами и вольностями в разговоре следовало выждать хотя бы до третьего, распитого сообща, кувшина. А там — как получится...

* * *

Несмотря на сутану и духовное звание, брат Вильгельм понимал толк в застолье не хуже любого моряка, и опрокидывал кубки наравне со всеми, не пропуская ни одного тоста. А когда у хозяев возникала неожиданная заминка с затейливыми здравницами, он тут же предлагал свою прибаутку. Правда, все они, так или иначе, сводились к благодарности Искупителю. Но, чтоб не обидеть добродушного гостя, который на самом-то деле был настоящим хозяином — пили и за это. А между тостами, как бы невзначай, Мирослав расспрашивал обо всем, что только может представлять интерес человеку, впервые попавшему в чужую страну.

Брат Вильгельм отвечал подробно и обстоятельно. Не задумываясь. Будто излагал въевшуюся в память, как ржавчина в плохое железо, легенду. Или — и в самом деле рассказывал вещи обыденные и общеизвестные, лежащие на поверхности, а потому не отнимающие время на поиск. Но в такую искренность и простоту таможенного чиновника, хоть и монаха, как-то не верилось. Иначе, как расценивать ответ, например на такой вопрос:

— А что это, брат Вильгельм, в толпе на пристани одни купцы да горожане? И совсем не видно ни солдат, ни стражников...

— Откуда ж им тут взяться-то? — удивлялся в свою очередь тот. — Я тревоги не объявлял. А ношение оружия в черте города хоть и не запрещено законом, но является, как бы это точнее выразиться... — он на мгновение замялся, подбирая нужное слово. — Дурным тоном, что ли?

— Кто ж тогда порядок в гавани поддерживает? — продолжал допытываться Мирослав.

— А зачем его поддерживать? — совершенно искренне, или искусно притворяясь, не понимал 'серый'. — Он что, тоже напился и сам на ногах удержаться не может? Га-га-га... Не волнуйтесь — не упадет.

— А все-таки, — не унимался посол.

Брат Вильгельм твердой рукой наполнил кубки и провозгласил:

— Да приблизиться приход Искупителя!

Выпили, закусили кто чем. И 'серый' продолжил:

— Да сами жители и поддерживают. Согласитесь, братья, что жить в мире и спокойствии гораздо приятнее, чем в разнузданном бардаке. Так почему бы не приложить немного старания и не навести общими усилиями порядок раз и навсегда? А если после этого никто не станет его нарушать, то и поддерживать нет надобности.

— Но люди разные. Нарушитель всегда найдется.

— На все воля Создателя. Искупитель позаботиться о грешнике, — торжественно ответствовал брат Вильгельм. — Извини, сударь, не могу с тобой согласиться. Как раз люди совершенно одинаковые, как овцы в отаре. И вряд ли во всем государстве найдется достаточно богатых глупцов, чтоб закон преступать слишком часто.

— Любое правонарушение карается денежным штрафом, — поспешил объяснить сотнику Маковей. — Мелкие провинности — в размере полугодового дохода всей семьи смутьяна. А серьезные преступления, с материальным и физическим ущербом, вообще могут ввергнуть нарушителя закона в вечную кабалу пострадавшему или Ордену, и даже — весь род преступника. Думаю, на таких условиях, всякий поостережется.

— Совершенно верно, — кивнул брат Вильгельм, но поднял голову уже с заметным усилием.

— По тем суммам штрафов, которые были доведены нам, — не согласился Мирослав, — это не слишком заметно. Неприятно, согласен, но никак не разорительно. Кроме смертельного исхода...

— Для чужеземцев установлена десятинная часть виры, — объяснил 'серый'. — Мы же понимаем, что варварам трудно сразу избавиться от дурных привычек. Да и плата за стоянку судна частично выравнивает разницу...

— И что, если я дам в зубы зарвавшемуся хаму, то он еще и заработает на нанесенном мне оскорблении? — возмутился Мирослав. — А как быть с униженным достоинством? Утереться и промолчать? Считаете, что угроза вечного рабства остудит любое, даже самое благородное сердце?!

— Напротив, — возразил брат Вильгельм. — Если неправомерное поведение будет подтверждено, хотя бы одним свидетелем, хам заплатит по дукату пострадавшему и в Орденскую казну. А если кто не удовлетвориться вирой и потребует дуэли, то и тут со стороны закона нет препятствий. Правда, проводиться поединок должен в специально отведенном для этого месте и в присутствии братьев Ордена. Которые сначала уточнят все подробности возникшего инцидента, установят ответчика, размер налагаемого штрафа, предложат пострадавшему компенсацию и только в том случае, если истец категорически откажется принять денежную компенсацию, разрешат получить сатисфакцию кровью. Но, в случае нанесения серьезного увечья или смертельного исхода дуэли, платить уже придется истцу. И чем больше семья ответчика, тем выше сума начисляемой компенсации. По-моему — очень даже справедливо. Вы как считаете?

— Похоже, — задумчиво прогудел Маковей. — Но без кубка доброго вина, во всех тонкостях дела сразу и не разберешься. Давайте, други, выпьем, чтоб наше пребывание на островах обошлось без происшествий. Дуэлей я не страшусь, но разорять королевскую казну штрафами не намерен.

— Великолепный тост, — согласился брат Вильгельм. Подождал, пока все выпьют до дна, а потом произнес извиняющимся тоном. — Что-то я устал сегодня. Не будете ли вы любезны, предоставить мне одну из кают для отдыха, или парочку матросов — для сопровождения в мои чертоги? Первое — предпочтительнее. Мое появление в порту в столь веселом виде не нанесет урона достоинству, но выдаст аванс подчиненным. А зачем их баловать? Я и так не суров и снисходителен к невинным людским слабостям.

— Конечно, конечно, — успокоил начальника портовой службы Маковей. — Я сейчас же распоряжусь. Оставайтесь нашим гостем, брат Вильгельм, как угодно долго.

— Благодарю, — тяжело уронил голову на грудь 'серый', но последним усилием воли еще раз взял себя в руки и довольно внятно произнес. — А завтра, милости прошу ко мне в самую лучшую харчевню... — после чего уткнулся лицом в сложенные на столешнице руки и сладко захрапел.

— Слабак! — подвел итог Лебедян, потрясая возле уха кувшином и с недовольной гримасой ставя его на пол. — Пустой... Предлагаю, продолжить трапезу на берегу... Вы как?

— Согласен, — поддержал младшего Бобра посол. — Почувствовать под ногами твердую почву, а не эту норовистую палубу, будет приятно.

— Сомневаюсь, что именно сейчас тебе удастся ощутить разницу, но почему бы не попытаться?.. — не стал возражать Маковей.

— А ты разве не с нами? — удивился Мирослав.

— Если кто позабыл, то я охотно напомню. Приказ короля был однозначен. Один из нас обязан оставаться на корабле при любых условиях.

— Точно! — подержал брата Лебедян. — И поскольку приказы не обсуждаются, пошли, сотник, гулять вдвоем. Проветримся, поглядим вблизи на будущего врага.

— Не мели языком! — цыкнул Маковей, указывая взглядом на безмятежно похрапывающего 'серого' брата.

— Будет тебе, — легкомысленно отмахнулся младший Бобер. — 'Монах' спит, как убитый. А если и нет, то и так завтра ничего не вспомнит. И потом, кто в здравом уме, поверит, что мы хотим воевать с Орденом?

— Поверит, или не поверит, но темы этой лучше не касаться даже в шутку. Неприятная и страшная она.

— Ладно, ладно, — сдался Лебедян. — Чего налетели будто коршуны?.. Каюсь, глупость сморозил. Молодой я еще, ветреный. В дальнейшем, с годами, стану более осторожен. Годиться такое оправдание? Или вам, по обычаю островитян, виру заплатить?

— Знаешь, — глядя на ухмыляющегося брата, произнес задумчиво Маковей. — Похоже, не такая уж и глупая придумка... Вот чем тебя, баламута, пронять? Сечь нельзя — дворянин. Сразу на плаху — провинность пустячная. А вот если ты б выложил из собственного кармана парочку талеров, а после прикинул, сколько вина или иных сладостей мог за них приобрести — небось, в следующий раз хорошенько подумал бы, прежде чем рот открывать.

— Хвала, Создателю, что наши хранители не додумались до подобного изуверства... — непритворно ужаснулся Лебедян. — Пошли, Мирослав, быстрее отсюда, пока брат Маковей, на правах капитана, не ввел этот закон на 'Зеленом Бобре'. А то мне нечем будет наш ужин оплатить.

Старший брат оценивающе пригляделся обоим и громко свистнул. В дверях каюты почти мгновенно возник вестовой матрос.

— Боцмана! — бросил отрывисто капитан, и посыльный исчез. А еще через несколько минут на его месте возникла бородатая физиономия боцмана.

— Лобан! Выдать всем полумесячное жалование, разрешить до полуночи вольный выход в город. Штурману и послу обеспечить незаметную охрану. На глаза не показываться, но и шалостей не допускать!

— В общем, все, как обычно, — кивнул понимающе боцман. — Не извольте беспокоиться, капитан. Исполним в лучшем виде...

— Свободен! — рявкнул Маковей, оглядываясь на Мирослава и думая понял ли тот главное в словах боцмана или пропустил мимо ушей.

Наверное, та же мысль посетила и Лебедяна, ибо младший Бобер забубнил что-то о духоте в каюте и необходимости срочно освежиться и заторопился вон, утаскивая с собой совершенно разомлевшего посла...

— За деревнею луга.

На лугах стоят стога.

В небе радуга дуга

Спину вы-гну-ла.

Из-за пасмурных холмов,

Стаю белых облаков,

Утром алая заря

В поле вы-гна-ла... — донесся снаружи до Маковея голос полномочного посла. И хоть изъясняться Мирослав мог уже с изрядным трудом, пел он вполне внятно и громко. Возможно, потому что крепко держался обеими руками за мачту и мог сосредоточить все внимание на любимой песенке.

— Вы-гну-ла!.. Вы-гна-ла!.. — вторил ему хоть и невпопад, но с завидным энтузиазмом Лебедян.

— Вперед, сотник! Гвардия не сдается!

— Вперед! Тур! — заорал тот и, как в атаку, рванул на берег. Первых пять шагов... А там его аккуратно приняли матросы, в последний момент успев поймать в пяди от земли, попробовавшего с разбега нырнуть головой в мостовую, посла. Поймали, поставили на ноги, отряхнули и прислонили к Лебедяну.

После чего оба дворянина, образовав равносторонний, но еще достаточно острый угол, неспешным шагом двинулись в сторону близлежащей портовой таверны.

В отличие от пшеничного вина, валящего с ног качественно и надолго, виноградный хмель тем и хорош, что хоть и забирает быстро, но столь же легко отпускает. Особенно если день ветреный и не особо жаркий. Поэтому, когда они добрались до заветной двери, то уже и шаг печатали гораздо тверже и взгляды их обрели некоторую осмысленность. Но ненадолго... Войдя внутрь таверны, Мирослав перестал вообще что-то понимать.

Каждому купцу известно, что понять истинную покупательную возможность жителей любого населенного пункта, можно наведавшись в парочку окраинных или портовых питейных заведений. И здешний контингент безошибочно укажет нижний уровень платежеспособности населения. Поэтому, если видишь заплеванный пол, грязные столы, непонятно когда стираный фартук хозяина, засаленные передники служанок, неопрятную одежду и опухшие морды завсегдатаев — с качественным товаром в этих краях делать нечего. А на время пребывания в черте оседлости хорошо бы усилить охрану. Ибо эти места для дешевой контрабанды и... торговцев драгоценностями. Потому как крайняя бедность подразумевает стоящий за ее спиной призрак по-настоящему огромного состояния. И тому, кто выкладывает на прилавок товар среднего уровня цен, здесь не найти покупателя ни среди богачей, ни в домах простолюдинов.

Тогда как опрятная прислуга, чисто выскобленные столы, приятный запах, наплывающий из кухни в обеденную залу, и неторопливый говор, зашедших подкрепиться или отдохнуть, степенных клиентов — не менее убедительно утверждают, что тут проживают люди состоятельные и рачительные. За добротный товар готовые заплатить надлежащую цену, а никудышную дешевизну или роскошные безделушки — им лучше не предлагать.

Но это заведение у сотника язык не поворачивался, обозвать таверной или харчевней.

В просторном и светлом помещении все сверкало чистотой. Сквозь прозрачные стекла окон свет беспрепятственно вливался внутрь, придавая ощущение домашнего уюта. Тем более что снизу и чуть выше головы сидящего человека широкие оконные проемы были прикрыты от взглядов прохожих белыми занавесками. Столики, рассчитанные не больше чем на пять-шесть человек, застелены такими же, белоснежно-чистыми скатертями!

Миловидные служанки, разносившие заказы, напоминали сбежавшую из театра группу танцовщиц. Ибо, невзирая на вполне целомудренную одежду, любому было понятно, что под ней скрыто стройное, красивое тело, под стать хорошеньким личикам и ослепительным улыбкам, словно приросшим к пухлым губкам. И наполненные тарелки они не шлепали на стол абы как, а аккуратно ставили, прежде подложив под каждую салфетку из мягкой кожи.

Стоявший за шинквасом детина, своей внешностью и силой рук мог поспорить с мясником или биндюжником, но накрахмаленный фартук на нем сиял девственной чистотой. А разбойничья рожа излучала такое искреннее радушие, что Мирослав, на всякий случай, проверил на месте ли кошель с деньгами. Особенно, после того, как к ним подскочила пара услужливых подростков, чтоб проводить гостей к свободному столику.

А следом ним подлетела улыбчивая служанка и почтительно поинтересовалась:

— Что, гости, желают заказать?

— Для начала, — ответил за обоих Лебедян, — хорошо бы промочить горло. Чем-то не слишком крепким.

— Вино, пиво? — уточнила служанка. И получив согласие на пиво, улетучилась, чтобы вскоре вернуться и поставить перед путниками запотевшие литровые глиняные кружки. Грубой лепки, но покрытых глазурью.

— Это куда же мы с тобой забрели, штурман? — изумленно поинтересовался сотник, стараясь не вертеть головой.

— На вывеске было написано: харчевня 'Приют моряка'... — обстоятельно ответил Лебедян, прихлебывая пенный напиток. — Ох, хорошо пошло... Как сплетня по деревне. Попробуй.