— Других смешных имён на вашей "точке" детям не давали? Я своим сотрудникам на работе расскажу, как пример восхищения простыми людьми новой техникой...

— Нет, — отвечает, — техническое имя — только у меня. Зато сестру мою старшую зовут коротко — Ревой, а по паспорту — Революцией...Мои мать с отцом были из бедняков, отец батрачил, — они с восторгом и энтузиазмом революцию встретили, вот сестре и "посчастливилось" стать Революцией...А Вы где работаете, может, зайду к Вам на работу как-нибудь? Встречу после работы? Я сам — тоже сальчанином сейчас стал...Живу в общежитии, стою в очереди на получение жилья. Или, может, родители помогут немного и сам подкоплю, — куплю домишко на окраине Сальска, какую-нибудь развалюху, и буду пристраивать, — я работы не боюсь...

Посмотрела я на парнишку повнимательнее. А что: симпатичный, весёлый, неглупый, родители в деревне живут, — докучать не станут присутствием. Почему нет? Конечно, Грант — интеллигентнее, но, во-первых, у каждой достойной девушки должен быть выбор, чтобы сравнить женихов можно было; во-вторых, с Грантом у нас до сих пор и поцелуев пока не было, так что ничем я с ним вроде бы и не связана серьёзно, кроме как дружбой; в-третьих, родители Гранта мечтают найти ему невесту из "своих", из армянок, — куда мне до чернооких красавиц с гор Арарата...

Сказала я "Тараске", как тут же парня переименовала, что работаю в центре Сальска, на почте. Что родители мои — люди замечательные ( не стала говорить, что у меня не отец, а отчим), что бабушка — моложе молодых и духом, и телом, — веселушка...Что мне скоро девятнадцать будет, — весной будущего года, — он рассмеялся так здорово, по-мальчишески. И что интересно: всё это мы успели обсудить за несколько минут! Похоже, характерами сошлись: такое чувство легкости почувствовала я рядом с этим водителем! Ведь это уже второй кавалер изъявляет желание со мной дружить: стоило, по совету "девчат", начать губки красить, и скоро толпу ухажеров соберу...А ведь отнекивалась: нравилось мне самобичеванием заниматься, и носить лик "гадкого утёнка"! А как приятно, когда тебе искренние комплименты говорят!...

Ради отвлечения, спросила я Тараску об его автобусе. Оказалось, верную тему затронула: шоферить он начал рано, еще до армии...Потом в Вайзенфельсе важную шишку армейскую возил, быстро срок срочной службы истёк. Предлагали сверхсрочником остаться: может, и надо было, но хотелось на родину, — жары хотелось, суховеев милых, ругани родной, — здесь же всё своё! А Германия — она чужая: дожди льют бесконечно, лета как такового нет, — ни жары, ни зноя. Вернулся. Стал вначале дальнобойщиком, но нет в нём тяги к длинному рублю и охоты к перемене мест, — так и перешёл на внутриобластные рейсы. И очень этому рад: автобус предоставил возможность со мной познакомиться...Вот тебе и Трактор!...

Ради интереса спросила у парня об этом конкретном автобусе: что за "зверь" невиданный? Отродясь такой странного не видывала. Тут Тараска, видать, на любимого конька сел, — и давай рассказывать!

— Вот Вы, Зоя, помните, сколько на наших улицах моделей иностранных автобусов бегает? Почитай, десятки, если не сотня, — со всей Европы, — и к нам! Нужно, однако, своё производство налаживать, свои машины и автопарк производить, — чем мы хуже того Запада лощеного? И люди у нас — трудолюбивые, и инженеры — талантливые...Сразу после Великой Отечественной Войны, силами всего СССР, началась индустриализация Западной Украины, — бедной и отсталой провинции. И вот 21 мая 1945 года учредили Львовский автобусный завод (ЛАЗ), началась грандиозная стройка! Сначала завод выпускал детали разные, — вспомогательное оборудование, а потом решили разработать свою модель автобуса. В ее основу легли последние отечественные и западные наработки автобусов "Мерседес Бенц" и "Магирус". И в прошлом 1956 году был выпущен первый львовский автобус ЛАЗ-695. И на нём-то мы сейчас и едем!

— Так-таки и на нём? — спрашиваю. — Именно на самом первом?

Смутился Тараска, покраснел, пробормотал уточняющее:

— Может, не на нём...Первый, наверно, в Москву забрали...Но на втором, — точно!

Очаровательный парень, действительно: старше Гранта на год, а — краснеет...Чудо!

Интересно, а я со стороны какой кажусь? Бросает ли меня в краску от смущения?...

И тут мы доехали до Гиганта. Даже жалко было выходить, расставаться с таким милым водителем. Вот не думала, что бывают еще такие простые, милые люди...

Побежала я к бабушке Матвеевне. Похоже на то, что я по ней соскучилась. Вот бывает же так, что впервые виденный человек в душу навсегда западает...И старушка мне обрадовалась. В этот день у неё и домашние дома были, я хотела засмущаться, но оказалось: зря, и родня у бабули такая же приветливая и гостеприимная... Вытащила я подарок: шоколад "Гвардейский", — извлекла его у мамы из "хранилища" подоконного, — у неё там много чего припрятано, но от меня разве что утаишь? Я ведь как тот шут Шико из романов Дюма-старшего: все вижу, всё знаю, а строю из себя шутиху стоеросовую...Так мне проще играть роль "маленькой", глупенькой дочери — подростка длинновязого...

Старушка и её внучек старый обрадовались, когда извлекла я из авоськи три двухлитровые банки стеклянные с крышками пластмассовыми. Внук банки захватил и побежал их кипятком обдавать, чтобы мёд дольше хранился, а Матвеевна стала спрашивать, какого мне сорту медку охота взять, — боярышникового ли, подсолнечного, чабрецового, кипрейного, с валерьянкою, меда липового или из акации, меда разнотравного или гречишного...Голова кругом пошла! Старушка все виды мне дала откушать,— мне всё понравилось: вкусно! Пальчики оближешь... Тогда я у ней спросила, что лучше для больного человека, который в "горячке" лежит? Отчим мой болеет...Она велела взять липовый, чабрецовый да гречишный, а "в нагрузку", от себя, обещала подарить баночку прозрачнейшего кипрейного мёда, — сказала, от него краса моя девичья ярче скажется, а кое-что округлится более... Ох, и старушка! Моя бабушка, — редкий образец жизнелюбия, но Матвеевна, — диво: ей же восемьдесят семь лет! Крепки здоровьем бабули деревенские, крепки...

Принёс внук идеально стерильные банки, Матвеевна ему объяснила, какого медку куда наливать. Деньги я отдала, — недорого взяли, все спасибо Матвеевне! Он снова убежал с банками, а мы с старушкой-веселушкой сели пирог с потрошками куриными покушать вприкуску с чаем каким-то странным, — без сахара, а с солодкой, — Матвеевна мне посоветовала и отчима таким же чаем поить. Вкуснотища!...

Пирог оказался зарумяненный, с корочкой точно, как я люблю. Слопала целых два куска, — не поперхнулась. Чаю две чашки выпила, — даже пот прошиб, наверно, все инфекция от ангины выходит запоздало...Беседу вели ни о чем, можно сказать: бабуся рассказывала о далёких временах своей молодости, похвалилась, что в один год с "вождём вашей революции рождённая", семнадцать детей родила, а вот доживать приходится с внуком, и так-то тягостно на шее его сидеть — без пенсии-то, — в колхозы-совхозы она же не могла записаться по причине старого возраста, не брали её в совхоз за шестьдесят-то лет, а теперь — ни копейки пенсии, вот и приходится мёд продавать да платки пуховые вязать, а жена внука их продавать ездит "ижнак в Котельниково", — там хороший торг, много проезжающих...

И тут вдруг, неожиданно для меня, Матвеевна тему сменила:

— Помнишь ли, Зоенька, в прошлый раз спрашивала ты меня о Семёне Васильевиче Савчуке, бывшем соседе нашем? Так вот: обманула я тебя ненароком, оказывается, Сёмушка не совсем наши края запокинул! Видели его люди в начале октября здесь, видели! Внучикова женка тож видела...Интересно мне, старой, стало: с чего бы это он у нас объявился через столько времени? А только люди сказывали, что приехал он не на поезде или автобусе, — на машине новой, одет хорошо, только глаза были нервные, ровно расстроен чем-то и торопился очень куда-то...Представляешь, узнала я: он приезжал в сберегательной кассе деньги снять! И немалые, по нашим временам, деньги, сколько-то тысяч, — это Людка-кассирша говорила: она тож ходит ко мне за медочком, у ней муж — лёгочник, вроде как вылечили, но поддержка нужна организму...Так вот: приехал Сёмушка, в сберкассе очередь стояла, он Людку вызвал на улицу, дал ей небось конфеты или еще что, — только в очереди не стоял, она его вне очереди обслужила, забрал он деньги и уехал в шикарной машине, — мы тут таких отродясь не видывали! Но, думаю, ему твой должок невозвращенный — мелочь, ему такие копейки — пшик один, у него знаешь какая пенсия, — наибольшая!

Так-то вот...А ты — хорошая девочка, еще и разыскивала...Порядочная...

Застыдилась я своей лжи перед старушкой: может, сказать ей, что тот "Сёмушка" и есть мой болящий да скорбящий отчим? Но нет, неудобно теперь: раз начала неправду говорить, теперь не стоит раскрываться, впредь доверия не будет...

Возможно, не раз еще придётся к старушке обращаться: мёд у неё и впрямь целительный, и само общество её в душу бодрость привносит...Не открылась я...

Поблагодарила, пожелала доброго здоровьица и благодати всему дому и близким. Старушка ласковым, но безапелляционным тоном велела внуку проводить меня до станции, — тяжело мне одной сумку-то тащить будет! Тот подчинился молча. Неудобно я себя чувствовала, когда мужчина в возрасте нёс за меня мою же сумку, но раз Матвеевна сказала, что "так надо", — значит, так и надо...

Села в поезд "зайцем", как всегда. Проводница меня в купе определила обычное, места были. И так интересно я назад возвращалась: ехали из Ростова двое парней, сказали, что в Шаблиевке сойдут, а оттуда — полями — три километра протопают пешком до конезавода, через плотину, через реку Егорлык, до самой центральной усадьбы, в правление. Они в том конезаводе длительную учебную практику проходят по агрономии... Всё бы в их рассказе показалось мне обычным, кабы не внешний вид юношей: глаза — узкие, черные, скулы — широкие, а сами — китайцы! Один — Ли, а другой Феликсом представился, на европейский манер...Удивительно...Но, если вспомнить, много их у нас учится по сей день, они — народ старательный, трудолюбивый, угодливый, приятно с ними общаться и работать, наверное, тоже...Мао Цзэдун их раньше очень уважительно к СССР относился, но сейчас, отчим говорил, некоторое охлаждение, в связи с некоторой переоценкой памяти и деятельности Иосифа Виссарионовича: они, китайцы, его "вторым Лениным" хотели почитать, а Никита Сергеевич так отнёсся к Сталину...Ну, я не знаю об этом много, мне большая политика мало интересна, всё равно мне в ней не участвовать...Но товаров китайских у нас в стране — немало: вот у меня, например, зонтик китайский, и платье есть одно, пошитое из китайского супер-дефицитного шёлка натурального...А на стене в зале у мамы с отчимом висит огромный, два на три, китайский чистошерстяной ковёр, с ликом Мао Цзэдуна. Отчим вначале смеялся над этой "маоистской иконой", но мама его убедила, что "других расцветок" не завезли, он рукой махнул, ковёр как ковёр, — пыли много...

Китайцы приятными оказались, а как сказала, что в том конезаводе бываю каждый выходной с бабушкой, езжу кататься на лошадях местных, — так парни вовсе возрадовались, приглашали в гости заходить, — я сделала вид обиженный. Они объяснили, что комнату снимают у бабы Нюси Будулуцевой, — оказалось, я ей знаю. Порой кажется мне, что весь мир — большая деревня!...

Доехала весело. Китайцы дальше поехали, им еще минут пятнадцать-двадцать до Шаблиевки на пассажирском "пиликать", а я к "родителям" поспешила...

Не знаю: то ли мёд мой помог, то ли просто организм у дяди Семёна крепким оказался "по роду-предкам", а только постепенно пошёл он на поправку, что меня очень порадовало. Потому как мама привязалась к нему всем сердцем: шутка ли, за столько лет — первое сердечное увлечение...А ну, как если бы она его потеряла? Для мамы это явилось бы огромной трагедией: мой папа ведь на фронте погиб...Правда, худым отчим оставался еще долгое время, но худоба вскоре перестала выглядеть болезненной, скорее жилистой казалась. И глаза понемногу отошли, снова синевой засветились. Гемоглобин Маина нашла пониженным, но не критически, велела гематоген есть "в коровьих дозах" да мясо красное, говядину типа, кушать побольше и вином красным сладким запивать, и спать круглые сутки. Пришлось маме все свои связи поднимать, — с говядиной-то трудновато в наши дни, дефицит, но раз надо... Вот у бабушки — своё хозяйство есть, но корову она не держит, говорит, мороки много, зато у бабушки столько кроликов...Я с ними раньше играть любила, приручала...Даже есть не могла, жалко было дружочков-пушистиков...

Мама моему возвращению обрадовалась, побежала скорее отчима потчевать медами привезёнными. А вечером она меня попросила на другой день заплатить на почте за коммунальные услуги по дому: что-то многовато за воду мне показалось...

Посмотрела я те платежки: всюду мамина фамилия, интересно стало, спрашиваю:

— Мама, почему же везде твоя фамилия указана? Дом же дядя Семён покупал?

Мама засветилась ласковой улыбкой внутренней, глаза обогрелись теплом:

— Так Сёмушка, Зоенька, дом-то на меня оформил в собственность. Потому я и из квартиры нашей выписалась, что не могу сразу в двух местах быть прописана... А Семушка в доме просто прописан...

Платежки коммунальные я взяла, оплатила всё, как надо, все тридцать четыре рубля, а сама подумала: почему это дядя Семён дом сразу на мать оформил? Как-то странным мне это показалось. Как-то все это непонятно выглядит: домишко в Гиганте стоит гораздо дешевле сальского "домины", неужели дядя Семён так благороден в своей любви? И как он может быть здесь прописан, имея ТАМ дом?

Или он просто не захотел оформлять здешний дом на себя в собственность? Одни непонятности. Я, конечно, не юрист... Но надо всем этим стоит задуматься...

Глава 7.

Следующий день на почте для меня выдался напряженным: с утра "замша" велела учиться пенсии выдавать, — прежде мне доверяли только работу с приемкой и выдачей почтовых отправлений. Сегодня вдруг решили учить выдавать пенсии и переводы. Оно, конечно, дело интересное, но хлопотное, и очередь постоянно стоит. Вроде и городок невелик, а вон их сколько, "товарищей" в очереди...Утром, еще до открытия почтового отделения, сунула быстро Польке все платежки, вместе с деньгами, она мне потом корешки притащила, когда я возле Вальки сидела почти с высунутым язычком... Как мне раньше здешний коллектив не нравился, — сама не понимаю: просто, мне самой простоты не хватает, наверное...

Многие люди не желают пенсии получать дома: на почту идут за пенсией. Иные и заявления пишут, что будут получать только на почте. Некоторые, собираясь в отпуск или там к родственникам на долгое время, выдают доверенности близким людям или соседям, — на право получение их пенсий. Есть и такие, которые приходят к "замше" и просят почту, в её лице, переводить начисленную пенсию на их счет в сберегательной кассе, — опять-таки, если приносят необходимые справки об отправке в санаторий, билет об отъезде в другой город и т.д. Лично я с такими справками пока не сталкивалась, я в этом мало компетентна, — не соображаю, что к чему! Через несколько часов, после обеда, Вальку "замша" куда-то с поручением отправила, а мне пришлось сидеть самой с ведомостями пенсионными и путаться, отбиваясь от претензий "товарищей" из "живой" очереди...