На дорогу выбирается Серега. Ну это мне понятно, наш следопыт сейчас разберется в том, грамотно ли следы замели. Что-то обсуждают с сапером, начинают возиться вдвоем. Бумажки какие-то раскидали. Потом Серега по обочине аккуратно подходит к нам.
— Ну как, твои питомцы нажрались?
— Не уверен. Пора отходить?
— Да, время.
— А с боссом что?
— А с ним уже все. Мальчик синеглазый сейчас его успокоит, приободрит, а твоя задача Мутабору объяснить, что надо бы куснуть босса. И что времени нету уже.
— Ну, ты того, посматривай — говорю я Сереге прежде чем до меня доходит, то именно для этого пулеметчик и подошел. И то, что я по-прежнему не вижу ни снайперов, ни хромого, ни майора означает, что они сейчас тоже подстраховывают.
Иду ближе к канаве. Становится немного муторно — оказывается морфы свои жертвы выпотрошили, слыхал я, что они любят жрать печень и сердце, вот оно и впрямь так. Помню, что стоять мне можно только так, чтоб ни Ремеру ни Сереге ни остальным не перекрывать тушкой сектор обстрела. Заранее настраиваюсь на то, что морфа придется долго уговаривать, я ведь помню, какой он душный собеседник и упертый зануда, но тут то ли они уже червячка заморили, то ли еще что, но по первому же моему: 'Мутабор, пора, время, конец', он отрывается от своей неаппетитной трапезы и лезет из канавы. Блондинка упирается. Но он дергает ее за цепочку и та, шипя как бутыль с кока-колой, неохотно семенит за хозяином.
Ремер выслушивает что-то, потом так же негромко и спокойно заявляет, что надо Мутабора попросить изодрать правое плечо бывшему ремеровскому шефу.
— В смысле? — уточняю туповато я.
— Блонда не успевала, Андрей вынужден был объекту прострелить дельтовидную мышцу, да ты должен был видеть — автомат он тут же потерял, самое подходящее для сушки. Вот не нужно, чтоб следы остались огнестрела. Андрей уверен, что кость не задел, так что прожевать достаточно будет. Давай, толмачь.
Он перехватывает автомат поудобнее, потом чуток перемещается вбок и рекомендует мне в спину не сходить с обочины. Как бы не замкнуло чертовы пульты, они и так уже почти плавают в ладонях, словно резиновые утята в ванне.
— Мутабор! Просьба!
— Ы? — поворачивается ко мне жуткая харя, что-то неторопливо дожевывающая.
— Мускулюс дельтоидеус декстра — рана пуля. Ликвидация следа. След пуля ликвидация, след укуса необходимость.
— Хых... — бурчит морф.
Нехорошо на себе показывать, но мне кажется что у морфа проблема если не с латынью, то с определением права-лева точно. Тыкаю пальцем себя в правое плечо. Морф возвращается к трапезе. Пятясь отхожу обратно.
— Договорились?
— Не знаю. Потом лучше все равно проверить.
— Это само собой.
Минуты продолжают тянуться, словно они и не минуты, а часы. Наконец Ремер окликает — пора двигать. Зову Мутабора из канавы. К моему удивлению парочка выбирается без повторных напоминаний, двигаются несколько грузнее, чем раньше. Не ожидал я, что их так удастся легко оторвать от жратвы. Даже странно, я — то думал, что они себя будут вести нормально, как английские туристы, дорвавшиеся до пойла в режиме 'олл инклюзифф', то есть черта лысого их оторвешь.
— Третий объект можно кусать. Добивать не стоит, пусть нормально зомбанется. Напомни Мутабору.
Напоминаю. Никакой реакции у него на мои слова нет. То ли не услышал, то ли не понял, то ли после обеда не хочет заморачиваться. Тем не менее вальяжно вразвалку бредет по пыльной дороге. Мы с Ремером и Серегой перемещаемся тоже, стараясь не перекрывать сектора обстрелов.
— Ы? — доходчиво спрашивает Мутабор, глядя на сидящего в пыли босса.
— Хьясссо — отвечаю ему я.
— Ы? — удивляется морф.
— Время конец — отвечаю я стараясь отодвинуться от как-то нехорошо заинтересовавшейся мной морфиней. Уповать на запах конечно можно, но у меня такое впечатление, что эта зверюга как-то оживилась, словно после бокала ледяного шампанского в прошлой своей жизни.
— Сыой! — строго говорит Мутабор и дергает за поводок.
Та недовольно осаживается, потом снова оживляется на этот раз в сторону Сереги.
Серега недвусмысленно направляет на нее ствол пулемета.
А мне кажется, что Блондинка лыбится. Ну, назвать улыбкой такой оскал никак не выходит, но определенно гримаса выразительная. Она что, по старой памяти кокетничать взялась? Вот уж совсем другие ответные чувства вызывает ее такая ухмылка. Страшно, если честно. Хотя почему бы и не осталось что-то с прошлого, вроде как не старой погибла. Ясно видно, что грязнючие белые волосюшки без столь характерных для основной массы блондинок темных корней. И ловкая она, гибко движется. Грациозно. Гимнастка что ли была?
Идем по обочине, парочка морфов — по дороге.
Лейтенантик конечно тот еще фрукт, но держится спокойно.
— Вы ведь обещали? Мы ведь договорились? — несколько нервно спрашивает у него вывалянный в пыли глава анклава.
— Разумеется — очень искренне и убедительно заявляет синеглазый.
— Тогда зачем эти? — показывает пальцем на стоящих от него в паре метров морфов.
— Чтобы у вас не было глупой попытки бежать. Сейчас пойдем по кустам, нас как видите совсем мало, хотелось бы доставить вас целым и невредимым, а не с простреленными конечностями. Так что будьте паинькой. А мутантка выдрессирована отлично, можете даже ее погладить по голове, она ничего не сделает, не бойтесь.
Не успеваю я удивиться, как этот идиот и впрямь тянет руку к Блондинке. Ну да, если он политик, то должен автоматически моментально переходить от панического страха к наглой самоуверенности, иначе бы не удержался б в кресле.
— Хас! — выдыхает Мутабор.
Длины поводка как раз хватает, Блондинка достает жертву даже не прыжком, просто мягко шагнула и теперь повалив босса на дорогу дерет его вовсю. Тот орет и пытается отбиваться, но движения зубастой башки на гибкой шее так молниеносны, что страшно становится, мельком вижу, что и Серега побледнел, приготовился стрелять.
Но мне кажется это он зря. Морф свою подружку держит крепко и она что-то сильно мне напоминает. Точно! Так кошки с мышами играют. Даже укусы не такие, как могла бы, не как у акулы, скорее как у собаки не слишком крупной. Если бы не адская слюна зомбаческая — вполне бы босс сошел за человека, нарвавшегося на питбуля... Его бы и вылечить было можно. Она ему даже и лицо повредила несильно.
Искусанный орет, визжит и пытается даже аппелировать к вероломному лейтенантику, не понял что ли, что все организовано было? Толку-то теперь помощи просить...
Мне показалось или нет, но в его панический визг вроде как вплелся тот самый шип-свист, который я слыхал уже, когда морф посылал Блонду в атаку.
— Ффу! — вроде как говорит Мутабор, оттаскивая напарницу от корчащегося на земле толстяка. Та напоследок рвет лежащему щею. Под ним стремительно расползается странно-карминового цвета лужа, руками плачущий и мычащий хозяин жизни пытается заткнуть дыру в шее. Но засос зубастой блонды вырвал ему кусок трахеи и явно порвал сонную артерию. Во всяком случае струйка крови цвиркает пару раз на несколько метров. Толстяк хрипит, булькает, слабеет на глазах, пытается свернуться в калачик и медленно вытягивается на спине во весь рост.
— Отходим! — командует равнодушно наблюдавший все это ясноглазый лейтенантик. Ну, точно старший лаборант кафедры патологической физиологии...
Все, уходим. Мне проще всех — я иду по следам Мутабора, а вот остальные чего-то мудрят и химичат выбирая себе дорогу не абы как. Мне разрешено топтать траву как попало, моя задача — морфы, так что на них я и смотрю, а вот остальные отходят как-то мудрено, выбирая свой маршрут тщательным образом. Вижу далеко не всех — только тех, кто был с нами на дороге, сапер что-то доделывает за нами, потом исчезает из моего поля зрения. Все действо оказывается заняло, оказывается, 18 минут, мне-то показалось, что мы тут полдня торчали. За моей спиной остается стоящий посреди дороги сверкающий джип, битое стекло в пыли, новехонькая запаска, блестящие на солнце инструменты и домкрат из набора, кровища и вот — вот встанущий очередной зомби. Идею я понял — босс как раз успеет отожраться до шустера на своих подчиненных и потому те холуи, что прибудут, а они обязаны прибыть в ходе поисков пропавшего шефа, будут иметь возможность тоже повеселиться.
Тем временем начинает накрапывать и чем дальше, тем гуще сыплется вода с неба. Наконец асфальт. Не вижу где партнеры — впереди меня морфы, рядом Серега, сзади и сбоку — Ремер.
Очень приятно обнаружить наконец свои джипы — они грязные и запыленные, словно давно тут стояли, только вблизи понятно, что нет, недавно катались. Грузимся, я с морфами — первым, в шикарный ранее джип у которого сзади не багажник, а забранное сеткой здоровенное отделение. То ли на пяток овец, то ли на пару крупных псов. Сейчас там приварено кресло такого вида, что может даже и самолетное. Морфы располагаются там. Я предлагал Мутабору сесть в салон, к моей хорошо скрытой радости он отказался. Все, хлопают двери и тут сильно темнеет и падает стеной нормальный такой ливень, здорово получилось. Теперь черта лысого кто что сумеет доказать. Пульты в руках уже высохли, напряжение спало, тут же приходится себя обругать, чтоб не разблаженствовался, такие обмякшие потом дурно кончают. Операция еще в ходу.
Енот тихо ругается на то, что пришлось сегодня побегать, Ремер помалкивает, аккуратно вертит руль, мы куда-то быстро едем всей колонной. Потряхивает, словно прем не по дороге, а то и дело проезжая поребрики.
— Здорово все прошло, гладко — говорю я просто чтоб что-то сказать.
— В общем да. Если не считать, что если б Андрей не прострелил нашему начальничку плечо, неизвестно чем дело бы кончилось. Ишь, обрюзг, растолстел, а как пользоваться автоматом не забыл, навыки. Старая школа.
— А я и не слышал выстрела...
— Тык ПБС — он и в Африке соответственно.
— А...
Дождь льется струями, ничерта не видно, и как у нас в Питере бывает, кажется, что так оно будет литься вечность, пока не затопит город по пятые этажи. Посвежело. Даже похолодало. И тут же внезапно и кончилось. Опять солнце вылезло. Но в салоне уже прохладно.
Спохватываюсь, у меня как стояла рация на передаче, так и стоит. А Ремер закрутив рулем загнал джип в какой-то двор. Остальные присоединились, стоим в сильно заросшем травой внутреннем дворике, ждем чего-то. Из машин не вылезаем.
— Что случилось-то?
— Да там люди какие-то возятся на перекрестке, нам светиться не стоит. Тем более с пассажирами. Посидим, отдохнем.
Ремер протягивает мне пластиковую бутылку, странно, она даже запотела. Ну да, роскошная машина у нас, встроенный холодильник наверное. О, и прохлада-то наверное от кондиционера.
С наслаждением потягиваю кисловатую от добавленного сухого вина водичку. Енот похрустывает галетой. Хорошо отдохнуть, еще бы поснимать с себя всю эту амуницию с тяжеленными башмаками, самое бы то в шортах и легкой рубашке... И в сандалиях... Но это уже неслыханное барство. Морфы по прежнему рядом. А я не уверен в их добропорядочности и в том, что сетка между нами всерьез их остановит.
Никакой радости ни у Енота, ни у Ремера по поводу свершившейся мести не вижу. Говорить как-то неохота. Видимо из-за этого капитан начинает мурлыкать тихонько широко известную песенку:
Wenn die Soldaten
Durch die Stadt marschieren,
Öffnen die Mädchen
Die Fenster und die Türen.
Ei warum? Ei darum!
Ei warum? Ei darum!
Ei bloß wegen dem
Schingderassa,
Bumderassasa!
Ei bloß wegen dem
Schingderassa,
Bumderassa-sa!
Zweifarben Tücher,
Schnauzbart und Sterne
Herzen und küssen
Die Mädchen so gerne.
Ei warum? ...
Eine Flasche Rotwein
Und ein Stückchen Braten
Schenken die Mädchen
Ihren Soldaten.
Ei warum? ...
Wenn im Felde blitzen
Bomben und Granaten,
Weinen die Mädchen
Um ihre Soldaten.
Ei warum? ...
Kommen die Soldaten
Wieder in die Heimat,
Sind ihre Mädchen
Alle schon verheirat'.
Ei warum? ...
— Фигасе! Ты бы еще 'Эрику' спел или там 'Хорста Веселя' — удивляюсь я.
— С чего это? Старинная песня. Никак не нацистская, прям почти как 'идет солдат по городу'.
— Ну ты скажешь. Старинная...
— Ага, представь себе. Она появилась где-то вместе с 'Железным крестом'.
— Погодь, желкрест утвердили во время войны с Наполеоном — на нем сзади 1813 стоит. Ты считаешь, что и песня оттуда?
— Ага. Не знаю пели ли ее немцы когда в Москву входили, но то, что в корпусе Блюхера ее горланили через год — уверен. Да и припев как раз характерный для того времени. Эти разные намеки и Schingderassa, Bumderassasa!
— А текст?
— Что текст? Нормальный текст — когда солдаты маршируют по городу девушки открывают все окна и двери. А почему? А потому, что все просто — Шингдерасса, бумдерассаса! Только из-за Шингдерасса, бумдерасса-са! Ну и дальше про то, что девушкам нравится военная форма и усы и что они готовы угостить своих солдат винцом и жарким, а когда в поле рвутся гранаты и бомбы, то девушки плачут по своим солдатам, а когда солдаты наконец вернутся на родину, то все их девушки уже замужем.
— Что и все?
— И все. Так что угомонись важно не что за песня, а кто поет. Кстати и Эрика тоже имеет совершенно невинный текст... Растет на лугу цветочек и зовут его Эрика... Ладно, хватит меломанить... Гляди-ка, это что за фрукт?
Я замечаю в направлении, которое указал капитан странную фигуру — ковыляет, но по-живому и тянет бутылки и какие-то пакеты. По виду и за зомби принять можно, но двигается иначе, явно живой. Живой бомж. Этот как тут выжил, интересно?
Бомж не успевает рыпнуться — к нему выскакивают лейтенантик, Серега, да и из первого джипа кто-то вылез. Мой спутники чуть приопустили стекла и видно, что взяли свои сектора под наблюдение.
— Босс, тут живой, только очень вонючий. Берем? — раздается из моей рации голос лейтенантика. Майор помалкивает, Ремер показывает усердным вращением глаз, что вопрос явно ко мне. А, понятно, мы ж тут как бы и не мы.
— А зачем? — удивляюсь я.
— Ну может кронштадтским на что сменяем — отвечает синеглазый. Я слышу, как он громко спрашивает: 'Тебя как зовут? А? Вадик? Ты тут с кем? Один? С самого начала?'
— Может и впрямь пригодится, если он тут безоружным выжил, то какие-никакие навыки есть — негромко толкует Ремер.
— Бомжи и в прошлое время проявляли чудеса выживаемости. Толку-то? Мы это применить не можем.
— Ну, а все-таки. Невооруженный. Выжил. Уникум — упирается Ремер.
— И что?
— Может вонючки зомби не привлекают? Типа натерся кишками дохляка — и маршируй? Запаховая маскировка?
— Или напился ацетона — и дыши — бурчит Енот.
— Так как скажете, босс? Можем забрать его в свой лагерь для беженцев — раздается из рации голос лейтенантика.
— Как он спасается от зомби? Они его атакуют? Морфы здесь есть? — спрашиваю я рацию.
