Сон 10-2

Ласт мысленно подбирал, подстраивал слова во фразы и строфы, незаметно для себя беззвучно шевеля губами. Что кто-нибудь из идущих рядом заметит и заинтересуется, да ещё и с вопросами полезет — он не опасался. Этот аспект его жизни был решён и обговорен ещё в моблагере. Что он знает много песен и... этих, ну, что не поют, а просто голосом как с листа читает, и вот губами шевелит, бормочет чего-то, так это он вспоминает, ну, чтоб потом уже вслух для всех проговорить. Это стало известно и решено где-то на второй или третий день его службы...

...Настороженное напряжение первых суток уже отпускало, его статус "галчонка" помогал многого не знать, а знания и умения — спасибо старому рабу-библиотекарю с его неизменным: "Знания не отберут", — позволили занять достаточно высокое место во внутренней иерархии рабочих дюжин. Но самая большая проблема — язык. Совершенно новый, странно звучащий. И знание согайнского, айгринского и алеманнского — он знал все три, потому что личный раб-шофёр-секретарь-камердинер и так далее должен уметь развлекать своего хозяина чтением старинных книг и рукописей в оригинале — не помогало. Но он старался учиться и его охотно учили, смеялись без злобы или издёвки над его ошибками. И очень помогало пение. Не так для изучения языка, так как пели, как ему объяснили, по приказу только по-ургорски, а для... приобщения, чтобы стать как все, одним из многих.

И однажды он услышал. На ургорском. Не старинный романс, не "Вечерний звон", не "В полях под снегом", что принесли в лагерь сторрамовские и, как потом оказалось, услышали от Рыжего. А ту, что они сами — он и Младший — нашептали во время одного из совместных дневальств. Как?! Откуда?! И не удержался, спросил. Ему и раньше говорили, что мало ли кто где и от кого услышал, если песня хорошая, то она сама по себе разойдётся. А тут Сизарь, что был с Рыжим у одного хозяина, рассказал о Тихоне. Мальце, которого хозяин привёз из Аргата, куда за новым большим фургоном ездил, и поставил подручным к Рыжему. Такое... стечение обстоятельств казалось невозможным, невероятным, но, поглядев на ухмыляющегося Рыжего, понял — правда! И опять же, не удержался, решил договорить до конца, выбрал момент, когда они были вдвоём и никого рядом, впрямую спросил:

— Тихоня — Младший?

Рыжий кивнул, но вслух сказал так, чтоб если кто и услышит, то будет... непротиворечивой версией.

— Ну да, самый молодой в усадьбе.

Он кивнул и не сказал — выдохнул:

— Про меня... говорил?

Рыжий покачал головой.

— Что было, забудь, как не было. Но... про него догадывался. Ты... тоже?

Он хмуро кивнул и спросил:

— А... остальные?

И спокойный, как о давно решённом, ответ:

— По отстойникам и хозяевам наездишься, всякого насмотришься да наслушаешься, а если грамотный, то и начитаешься. Вот и... — мгновенная злая, но не над собеседником насмешливая улыбка, — вспоминается.

Он кивнул, принимая совет...

...Так и пошло. Вперемешку читанное, слышанное и... своё, выстраданное. Кто что кому сказал, кто о чём догадался... не спрашивай, и тебе не будут врать. И "ладить с лохмачами" оказалось довольно просто. Особенно если следовать рабскому Уставу. Краткому, ясному и всеобъемлющему. "Не подличай, не предавай доверившихся тебе, помоги слабому и дай укорот наглому" и — главное: "Выживи, но не за счёт других". Сам Рыжий его придумал, или от кого услышал, или... вариантов много. А Рыжий мог и сам, ох, и не прост же, да, знает, умеет и... есть в нём что-то... да, родное, не по крови, не по утробе, а по сути, той, что его самого с Младшим роднила. Но об этом ни словом, ни намёком нельзя.

Дорога заметно подсохла и отвердела, пошли быстрее и увереннее, дюжина Четырка радостно заорала строевую-маршевую, щедро пересыпанную руганью. Многие подхватили, сразу перейдя на многоголосие. Ласт привычно откинул в глубину памяти незаконченную песню и присоединился к хору.

Бездумно выпевая привычные чуть ли не с детства слова, подрядовой вспомогательных войск Ангур Тарр, позывной — Метчик, держал строй и темп. Нет, всё-таки он — счастливчик. И не только потому, что до сих пор жив, но и потому, как выжил и будет жить дальше. Конечно, всегда возможен перевод в другую часть и даже другой род войск, но с лохмачами он теперь уживётся и сработается. И знает теперь достаточно, и... да, он сам хочет остаться с... ними. Потому что здесь он на равных, а в чём-то даже и сам кое-чему научить может. А знатоков и умельцев лохмачи уважают. И учатся охотно. Как ему объясняли: "Много умеешь, дороже стоишь, вот хозяин тебя и поберегёт".

Петь на марше, не сбивая дыхания, тоже надо уметь. Подрядовой вспомогательных войск Каорр Арг, позывной — Стрый, умел. И учить этому и многому другому тоже умел. Оправдывая — Арг усмехнулся — позывной. Стрый — дядя, брат матери, и, когда отца нет, то на себя его груз берёт. Как раз по нему. А что хорошо здесь, так табель сам по себе, а работа сама по себе, кто знает и умеет что, так в этом и старший. Толково Рыжий дело поставил. Список списком, но на каждое — хм — мероприятие свой расклад. Так что... как говаривал тот, когда-то так же спасавший его — новобранца-неумёху: "Будем живы — не помрём, помрём — не воскреснем, а воскреснем — по второму кругу". Ну так, судьба — она такая, как все бабы, стервозная.

Аттестованный рядовой вспомогательных войск Карько Чернобор — это Рыжий, когда заново переписывали по именам-прозвищам с материнскими-отцовскими вместе, придумал вместо хозяйского Рам ставить нашенское исконное, вот в память о бабке, что из Черноборья род вела, и стал он Чернобором, а что на ихний перевели, так это чтоб на перекличках начальство, не знающее по-нашенски, не спотыкалось — озабоченно оглядывал свою дюжину, тащившую на себе большую часть ротного имущества. Вроде все держатся, до привала точно дойдут, а там сменит другая дюжина. Но это если какого, как голозадые называют, форс-мажора, а по-нашенски непрухи не будет. А пока всё в должном порядке. А поёт Урлан громко, только его и слышно. Ну и пускай, пока ни другим, ни делу не во вред.

Подрядовой вспомогательных войск Дарг Кройг позывной Злыдень дисциплинированно пел со всеми, стараясь аккуратнее ставить вывихнутую накануне ступню. Н-да, по старому уставу, как положено, его бы сразу добили, а здесь вправили, перевязали и сутки не нагружали. Хорошо, конечно, но... больно же и шаг получается неровный, сбивчивый и дыхалка с перебоями, и как ни старайся, то в пении сразу заметно.

— Молча иди. Не сбивай дыхалку.

Посоветовал идущий рядом, как его, ну, никак не запомнишь их прозвища дикарские. Дарг последовал совету, но не поблагодарил и даже не посмотрел в сторону советчика. За что немедленно получил лёгкий, но от того не менее обидный тычок в спину от старшего своей дюжины. Вот сволочь, всё-то он видит и всегда за дикарей. А ведь чистокровный... тьфу дюжину дюжин раз. Иногда Дарг жалел, что тогда рванул за тройкой, те-то оказались давней и слаженной командой, а он так и остался сбоку, допущенным, но не принятым, а в другой части... но это поначалу, пока по "солдатскому радио", самому верному и честному, не пришло, что из тех, оставшихся в том строю, почти все уже за Огнём, кое-кто, говорят, и одной ночи среди лохмачей не прожил, так что... хреново-дерьмово, но живой пока. Вот и живи. Вторую часть старинного изречения: "И не мешай жить другим", — он не любил. Думай о себе, а о других... Аггел траханый, опять неловко ступил, боль аж до бедра прострелила. Стон удержать удалось, всё же он ещё не слабак.

Сзади просигналила машина, и колонна уже привычно, не теряя темпа, перестроилась на "вдвое", сместившись к обочине. Колонну обогнала, не останавливаясь и не замедляясь "коробочка" с кем-то из начальства, и Гаор облегчённо перевёл дыхание: любое начальство всегда не вовремя. А до привала с обедом... да, уже период, не больше. Если, конечно, Огонь позволит.

Проезжая мимо колонны вспомогательной роты, майор политуправления Эрлинг отметил уже привычное сочетание строя с "вольным" шагом. Не эффектно, но эффективно, строевая знакома, но используется рационально. Как и внутренняя перетасовка дюжин по необходимости. Да, особый вспомогательный — специфический род войск. И по составу, и по функциям. И эту специфику надо учитывать, приспособление — процесс взаимный. И только тогда он станет взаимовыгодным. И вопрос пополнения именно этой роты будет сложным. Семейные и родственные связи у... шагъяров — будем соблюдать официальные вариант, чтобы он стал привычным — неожиданно оказались разветвлёнными и очень прочными. К тому же преобладают связи по женской линии. И всплывают странные названия... племён? Ну, скажем, объединений родов. Иерархия в принципе стандартная: семья — род — племя — народ. У нас было так же, и сохраняется обрывками и осколками. Но о нас потом, это пока не очень важно, хотя... родовые и семейные соглашения вплоть до восстановления давно угасшего и практически исчезнувшего рода... Но это — уже другой отдел, даже нет, отделение, и потому об этом можно не думать. Но учитывать в своей работе придётся. Потому что в твоей зоне ответственности не только и не столько шагъяры, а вполне активные участники этого, хм, процесса. В будущем, конечно, но у будущего есть такое вредное свойство — становиться настоящим и тут же прошлым. Но вопрос пополнения связан с перенаправлением полка, на это достаточно прозрачно намекнули, но пока без конкретики. Хотя если вспомнить всю эпопею с аэродромом... ладно. Сколько уже прикинул на пару с полковником вариантов? Три? Пока достаточно.

* * *

Дамхар

"Капитанова усадьба"

575 год

Лето

2 декада

Дамхар жил уже совсем обычной, почти как довоенной жизнью. Где-то там вдалеке грохотала война, а здесь тишина и спокойствие.

В посёлках отвыли погибших, на которых не пришло известие о перемене статуса и просили матерей набольших сберечь живых. Что не вернутся те в родные дома — так это издревле. Как угонят, так всё, только в Ирий-саду и увидимся. Но пусть хоть где, да живут. А в остальном... всё тот же, издревле сложившийся и незыблемый круг работ на земле.

И в "капитановой усадьбе" всё, ну, не как раньше, всё-таки трёх работников из хозяйства вынули, и не абы каких, двое-то — Рыжий и Джадд — мастера каких поискать, да и Сизарь тоже не малец, на всё про всё и везде на своём месте.

Тихоня в ладного мужика выровнялся, но до Рыжего ему как... так ведь только-только из мальцов, наберёт своё, но свою лямку тянет, совсем нашенским стал. Большой фургон Коррант ему не доверял, а на малом тот уже вовсю в самостоятельных рейсах, правда, всё-таки по своему сектору, но мотался изрядно.

Гард как мобилизованный на Трудфронт в усадьбе появлялся на выходных и с ходу бросался в гараж — помочь, а то и покомандовать. Тихоня внешне подчинялся и даже повиновался, но всё чаще это получалось у обоих не всерьёз. Коррант в их перепалки и "задумки" не вмешивался, требуя соблюдения рабочего графика при любых обстоятельствах.

А Тихоня был просто счастлив. Всё у него... как надо и как положено. И семьи теперь не разлучают, так что даже если он и окажется на торгах, то Трёпка и тот, кто ещё без имени и только ждёт своего мига, будут с ним. А это... это... ладно, загад не бывает богат.

День был самый обычный. Летний, пересменка между рейсами, плотно заполненный гаражными и общими работами. Хорошо, что у Гарда как раз сегодня выходной, в усадьбе лишних рук нет. Даже хозяйские дети где-то чего-то и как-то, но в работе.

Все как раз были во дворе, когда у ворот пискнули тормоза и коротко просигналил незнакомый гудок.

— Это кого аггелы принесли? — не так сердито, как озадаченно поинтересовался Коррант, как раз распекавший за что-то Гарда.

Оказавшийся ближе всех к воротам Лузга распахнул их, и во двор въехала легковушка. Не новая, но аккуратно ухоженная. Из машины вышел и встал, оглядываясь с искренним и внешне доброжелательным интересом молодой мужчина в штатском тёмно-сером костюме.

Коррант и Тихоня узнали его одновременно, оба всё вспомнили и поняли.

Обменявшись со странным и страшным, как все почувствовали, гостем сдержанно приветственным кивком, Коррант коротким, но не властным жестом пригласил того в дом. Тихоня, побледневший до белизны, остался стоять посреди двора. Гард, вышедший из гаража на шум мотора, недоумённо оглядел его и окликнул:

— Эй, ты чего?

Тихоня вздрогнул и очнулся.

И резким рывком бросился к Няньке.

— Это за мной! Они ещё тогда договорились. Это тихушник. Трёпку спрячьте, а то и её...

Нянька только коротко взглянула на него и кивнула. И на дворе закипела бесшумная, но на удивление слаженная работа.

Ничего не понимающего Гарда пинком загнали в гараж с коротким приказом молчать и не дёргаться. Переживший за время работы на Трудовом Фронте начальственные проверки и прочее подобное, Гард молча подчинился, встав за косяк гаражных ворот так, чтобы его снаружи не видно, а ему весь двор открыт. Так же стремительно и бесшумно Тихоню переодели в порты и рубашку из поселкового полотна. Понятно, что отберут, но пусть хоть недолго, но будет на нём наговоренная полотнянка. Не спасёт, но силу даст.

Когда Коррант и тихушник вернулись, Тихоня в полотнянке стоял у машины, а двор был практически пуст.

Коррант молча и несколько демонстративно указал Тихоне на приезжего, повернулся и, не оглядываясь, ушёл в дом. Приезжий так же молча открыл багажник и жестом приказал Тихоне залезть туда. Тихоня молча повиновался. Хлопнули крышка багажника и дверца, взревел мотор, и чужая машина вылетела со двора.

Тишина во дворе держалась ещё две доли, а потом... А что потом? Оставшимся надо жить. И выживать. Трёпке дали пореветь: всё же первое такое у девки, а потом напомнили, что дитё носит, и об нём теперь думать должна. А что семьи теперь не разлучают, а Тихоня отказался от неё и детёнка, так оно, может, и к лучшему. Купил-то его тихушник, а ты вспомни, каким Рыжий от тихушника вернулся, и Джадда тоже, когда тихушники увозили, Цветну оставили. И вечером отвыли Тихоню угонной, а не смертной песней. Как Рыжего когда-то. И Рыжий вернулся, и по сию пору жив. Так что...

Машину Тихоня сразу узнал: та же самая. А вот багажник заметно теснее. Но уменьшиться багажник не мог, значит, это он вырос. Тихоня мрачно усмехнулся. Несколько мгновений, когда его никто не видит, он может думать и чувствовать — новая злая ухмылка — свободно. Цени, раб, милость... не хозяина, а Огня. Да, ему есть за что благодарить Огонь. За эти годы, прожитые среди... своих, за счастье обретения любви и семьи, за возможность петь и... нет, вот об этом не надо, за дружбу...

Машина остановилась, и Тихоня решительно заглушил все ненужные сейчас и даже вредные мысли и воспоминания.

Клацнул замок багажника, поднялась крышка, и хозяйский голос скомандовал: