А молодой маг тем временем уже поднялся в мансарду. В отличие от прошлых дней, дверь второй комнаты была распахнута, и из-за нее раздавались скрипы, постукивание и бормотание. Арчи нацелился подойти поближе и выяснить, что происходит, но тут из дверного проема выглянула хорошенькая девушка в сунланской одежде:

— Здравствуйте! Я знаю, вас зовут Арчер эт-Утус! Вы — мой новый сосед! А я думала, вы старше! Вы же практикант у Бегемотика... в смысле, у магмейстера эт-Лотуса. Так? А меня зовут Ланя Брис, я учусь на втором курсе! Уже год живу здесь! И переезжать не собираюсь! Я уже переехала, раньше я жила на втором этаже, но тут такой вид из окна! Мне очень важен вид! Да и плата меньше! А вы не могли бы мне помочь?

Арчи растерялся.

С одной стороны, новая соседка была премиленькой. Есть такой тип девушек: их невозможно назвать красавицами, но в них есть что-то, делающее их удивительно привлекательными.

Высокая, наверное, почти на голову выше самого Арчи, и худая настолько, что просторная сунланская рубаха болталась на ней, как на швабре. Как, впрочем, и шелковые шаровары. Вышитый бархатный жилет, какими степнячки обычно подчеркивают талию и прочие формы, только ухудшает впечатление. Подчеркивать у девушки решительно нечего. Черты лица новой соседки тоже сильно отличаются от того, что принято считать красивым. Вздернутый носик и широкие скулы покрыты веснушками так густо, что Арчи вспомнил альвийскую присказку — "словно под решетом загорала". Рыжие волосы коротко острижены и торчат во все стороны непослушными кудряшками.

На зато у девушки такие зеленые глаза и такая задорная улыбка, что молодой некромант невольно улыбнулся в ответ:

— Ну, вот и прекрасно, мне не нужно представляться. А чем я могу быть полезен прекрасной даме?

Девушка смущенно рассмеялась:

— Помогите мне передвинуть кровать! Я думала, справлюсь, а она такая тяжелая!

Арчи недоуменно посмотрел на новую соседку (зачем что-то двигать в комнатушке, в которой и так еле вмещается вся необходимая мебель?), но не смог отказать.

Впрочем, Ланя умудрилась за несколько мгновений рассеять все сомнения молодого мага. Оказалось, что новая соседка — иллюзионистка, и ей обязательно нужна пустая стена, на которой будут создаваться ее великие творения. Поэтому стол надо переставить к окну, шкаф — к двери, а кровать — к перегородке, которая отделяет комнату от крохотной клетушки с умывальником и канализационным сливом.

Эту информацию Ланя сообщила молодому магу за то время, пока они дошли до кровати — а для этого каждому потребовалось не больше трех шагов. Однако, ухватившись за резную спинку, Ланя не замолчала, а продолжила посвящать Арчи в подробности своей жизни. Он получил бесценную информацию о батюшке новой соседки — капитане Гуннорского кавалерийского полка, матушке — урожденной сунланке из кочевников, младшей дочери одного из племенных вождей, всех братьях и сестрах, как родных, так и двоюродных, троюродных и четвероюродных, как со стороны батюшки — сына альвийского рыцаря, так и со стороны матушки, а так же о друзьях детства и новых друзьях, появившихся за год учебы в Келе, о преподавателях Высшей школы магии, о продавцах и ассортименте в магазинчиках Школьного квартала и о лучших кондитерских города, где можно почти за бесценок полакомиться самыми вкусными пирожными...

После того, как кровать заняла уготованное ей место, у Арчи уже слегка шумело в голове от вороха имен и прозвищ.

"К счастью, теперь дневники старого рыцаря в надежном месте, и вряд ли эта болтушка сунет в них нос", — подумал Арчи.

Но вслух сказал:

— А я смогу когда-нибудь угостить вас пирожными?

— Конечно! Только не надо звать меня на "вы", я этого очень боюсь, — ответила иллюзионистка. — Вот закончу уборку, и можно будет куда-нибудь сходить. А если хотите, то я могу за это сделать вашу иллюзию, и вы пошлете ее своей девушке. У меня очень хорошо получаются иллюзии лиц, а у вас такое интересное лицо... немножко хитрое, но доброе.

— Знаешь, Ланя, я тоже не люблю, когда мне "выкают", — ответил Арчи. — А девушки у меня нет. Так что посылать иллюзию некому. Ты можешь использовать меня для любого количества иллюзий, но своими произведениями будешь распоряжаться сама.

* * *

Добравшись наконец-то до собственной комнаты, Арчи с огромным облегчением плюхнулся на кровать и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Несмотря на ошеломление от первого знакомства с новой соседкой, Ланя все же понравилась молодому некроманту.

"В Школьном квартале свободные нравы, — подумал он. — И ничто не мешает нам время от времени вместе ходить по кондитерским. К таким вещам здесь относятся просто, я девушку не скомпрометирую. Тем более, что стремиться к чему-то большему страшновато. Слишком уж темпераментная девица. Но милая. Очень милая".

Впрочем, в последующие дни Арчи убедился, что он — далеко не единственный мужчина, с которым приятельствует юная иллюзионистка.

С появлением Лани в мансарде стало шумно. Количество и, главное, разнообразие знакомцев Лани порой приводили в недоумение. Девушка могла на улице пристать к кому угодно с требованием срочно попозировать для ее новой иллюзии. Большинство, особенно мужчины, не выдерживали напора магички и соглашались на использование их в каком угодно качестве. Но, что было самым забавным, Ланя никогда не пыталась получить от людей чего-то большего, чем то, о чем она говорила с самого начала.

Арчи не раз видел, как какой-нибудь юный офицерик, потащившийся за иллюзионисткой в надежде провернуть необязательную интрижку с такой вроде бы доступной девушкой, вдруг обнаруживал в комнате, куда его привели, не одну, а сразу нескольких иллюзионисток да еще парочку забредших "на огонек" парней-студентов. Причем девушки смотрели на гостя не как на мужчину, а как на породистого коня или охотничью собаку, вслух обсуждали особенности его внешности и те детали иллюзии, которые должны подчеркнуть характер этой "натуры". Лицо бедняги вытягивалось, а дальнейшее развитие отношений зависело от того, насколько "натура" обладала чувством юмора. Кто-то обижался и сразу же сбегал, кто-то позировал и даже покупал портрет, а кто-то появлялся на следующий день с букетом цветов и коробкой конфет — "чтобы выразить восхищение талантом художниц", оказывался втянут в очередную авантюру юной иллюзионистки и превращался в одного из ее многочисленных приятелей.

Впрочем, что касается авантюр, то тут чаще всего страдал Арчи. Магичка могла постучать к нему в дверь в любое время суток, и не успевал некромант протереть глаза, как уже обнаруживал себя занятым чем-нибудь, о чем еще минуту назад и не помышлял.

* * *

Так получилось и в один из вечеров после Эйван Осенней. Вернувшись в пансионат, Арчи с удивлением понял, что в мансарде царит тишина. Впрочем, соседка была дома — из-под двери падала желтая полоска света.

За день до этого молодой некромант обещал Лане придумать, как можно окрашивать "волшебные огоньки" в разные цвета.

— Ты только представь, — тараторила иллюзионистка. — Букет белых хризантем на черном фоне, но свет меняется, он то синий, то красный, и из-за этого лепестки переливаются перламутром, словно морская раковина. Представил? Самих "огоньков" не видно, только пульсирующий свет и скользящее движение. Это гениально, не правда ли? Изысканно и гениально, такого еще не было!

Но Арчи уже не слушал — он быстро научился не слушать соседку, когда та начинала рассуждать о современном искусстве иллюзии и собственной гениальности, — но прикидывал, нужно ли добавить в состав "огонька" какие-то вещества, или его цвет можно регулировать изменением заклинания.

Задача показалась интересной даже мастеру эт-Лотусу, и они вдвоем налепили с дюжину разноцветных "огоньков", которые могли по команде становиться ярче или почти гаснуть. И теперь Арчи решил, что позднее время — вовсе не препятствие для того, чтобы зайти к соседке и похвастаться результатами работы.

Однако тишина в мансарде не означала, что Ланя скучает в одиночестве. На кровати сидела одна из ее ближайших подружек — Норсита Дебус.

Норсита училась с Ланей на одном курсе и, наверное, больше времени проводила в пансионате, чем дома. Арчи Норсита тоже нравилась. Худенькая брюнетка с узким смуглым лицом, она напоминала магу взъерошенного галченка.

"Если бы вдруг Нори оказалась в Кромешном мире, то была бы там растрепанной черной птицей", — думал иногда Арчи, глядя на молоденькую иллюзионистку.

У Норситы не было такого солнечного темперамента, как у Лани, но по части авантюр она не уступала подруге.

Однако сейчас девушки сидели, вздыхали и хлюпали носами. Вид Лани с закрытым ртом настолько поразил мага, что он даже забыл, зачем пришел к соседке.

— А, это ты, — вяло приветствовала она некроманта.

Норсита попыталась соблюсти приличия и пробормотала:

— Добрый вечер, Арчи.

Маг с удивлением посмотрел на девушек и строго спросил:

— И что все-таки случилось?

— Ничего, — хором ответили они.

— Врете! — сказал Арчи.

— Какая разница? Все равно мы ничем не поможем, — пожала плечами Лани.

— Почему это?

Сначала слова пришлось тянуть из девушек клещами, но потом Ланя все-таки разговорилась, и постепенно Арчи начал понимать, в чем дело. Правда, для этого пришлось выслушать лекцию по истории семьи Дебус.

— Все началось с бабушки, — всхлипнув, проговорила Норсита. — У меня бабушка с характером!

— А при чем тут бабушка?

— А при том!

Лет тридцать тому назад оставшаяся вдовой купчиха Гертруда Мильд не стала искать помощи и покровительства у мужчин, но твердой рукой повела торговый дом "Мильд и сыновья" к богатству и процветанию. Этому не помешали даже малолетние дети — те самые "сыновья", которые были упомянуты в названии компании, — и младшая дочь — крохотная кокетка Энритта. Конечно, юридически собственность торгового дома принадлежала детям, но все работники знали, что настоящая хозяйка — госпожа Гертруда, а мальчишки, даже когда они выросли и стали работать в компании, — всего лишь мальчишки. Которые на побегушках.

Все больше кораблей "матушки Мильд" ходило по Вастальскому заливу, потом были построены океанские суда, способные добираться до Жемчужных островов и даже огибать южную оконечность континента, чтобы попасть в Марид. Торговый дом рос и богател. Но вот в личной жизни госпоже Гертруде не очень везло.

Первый удар ее самолюбию нанесла не кто-то, а родная дочь. Энритта оказалась не менее строптивой, чем мать. Вместо того, чтобы по совету старших выбрать себе достойного мужа, родство с которым принесло бы торговому дому приращение богатства, она в семнадцать лет влюбилась в голодранца-штурмана Тонира Дебу и тайком выскочила за него замуж.

К сожалению для Гертруды, она не могла совсем лишить дочь тех денег, которые ей оставил отец. Но завещание было составлено так хитро, что Энритта получала наследство или в качестве приданного, или лишь по достижении двадцати пяти лет. Матушка Мильд объявила заключенный без родительского благословения брак незаконным.

"Восемь лет — большой срок. Пусть покрутится девчонка со своим нищим морячком, поймет, что надо слушать маменьку, а не на черные глазки заглядываться", — говаривала Гертруда своим приближенным — капитанам судов и приказчикам.

Впрочем, молодой штурман тоже оказался не так уж прост. Через год после свадьбы он получил жезл мага-стихиальщика, став Тонирусом эт-Дебусом, а еще через пару лет его перевели на королевский флагман. Семья морского офицера скромно, но без риска впасть в нищету жила в тихом и уютном Бастбире. К торжественному дню посвящения в маги супруга преподнесла эт-Дебусу здорового и красивого сына, а через три года родила дочь.

Правда, тут получилось не очень ладно, из-за чего родители с самых первых дней посматривали на Норситу с некоторым подозрением.

Старший брат, Петер, родился похожим на мать: такой же крепкий, розовощекий и улыбчивый. А вот маленькая Нори оказалась копией прабабки с отцовской стороны, маридской невольницы, от которой, собственно, и достался мастеру Тонирусу магический дар. С этой прабабкой была связана какая-то не очень красивая история, в которой было место и убийствами, и всевозможным тайнам, и вообще — сам факт женитьбы добропорядочного моряка на невольнице-иноземке был из ряда вон выходящим.

Нори была черноглаза, черноволоса и смугла настолько, что добросердечные соседки, увидев играющую на улице "чумазую" девочку, порой тащили ее к колодцу и заставляли умываться.

Кроме внешности, Нори получила в наследство от полумифической прабабки и недюжинный магический дар. Он проявился очень рано, в том возрасте, когда дети еще не способны думать о последствиях своих шалостей. В сочетании с живым и веселым характером девочки это доставляло ее близким множество неудобств.

Постепенно отношения в семье накалились настолько, что в неполные четырнадцать лет Норсита сбежала из дома. Правда, дар не дал ей погибнуть и превратиться в одну из продажных женщин, которых хватает в любом порту. Юная иллюзионистка прибилась к бродячим актерам. Хозяин маленького театрика не мог нарадоваться таланту девушки. Теперь ему не нужно было таскать по дорогам тяжелые декорации. Все, что требуется по ходу пьесы — роскошная комната во дворце или морской берег — сами возникали перед зрителями, стоило только маленькой магичке развернуть свою очередную иллюзию. Мало того. Смотреть на созданные девушкой картины людям нравилось не меньше, чем на игру актеров. Бродячий театр стал популярен. Норсита приносила хозяину театра немалый доход, поэтому антрепренер относился к ней по-отечески, оберегая от всевозможных неприятностей, которые могут случиться с молоденькой девушкой, оставшейся без присмотра родителей.

Почти два года Норсита путешествовала с театром. Потом, как это бывает, наверное, со всеми магами, в один прекрасный день встретила Учителя — старого прославленного иллюзиониста, чьи работы украшают королевский дворец и множество других, самых роскошных зданий.

Магмейстер эт-Витурис уже давно удалился на покой и жил в маленьком городке, Вильмоле, что неподалеку от границы с Малье. Норсита до сих пор не знает, о чем разговаривали мастер эт-Витурис и хозяин театра, но уже на следующий день после первого выступления в Вильмоле хозяин сообщил ей, что теперь она будет жить у мага.

Год, проведенный на берегу залива Роз, был самым счастливым в жизни девушки. Она вдруг обнаружила, что все, чем занималась раньше, — это полная ерунда. Есть иллюзии, с большим или меньшим правдоподобием копирующие натуру, а есть искусство, позволяющее создавать то, чего нет, но что, тем не менее, заключает в себе всю красоту природы.

Норсита училась взахлеб, радуясь каждому новому открытию. Но прошлой осенью магмейстер эт-Витурис, скептически посмотрев на очередную созданную девушкой иллюзию, вдруг сказал:

— Ты молодец, малышка. А я — старый дурак. Если так дальше дело пойдет, ты сможешь скопировать все мои работы, но не станешь самой собой. Впрочем, где ты могла увидеть еще хоть что-то, кроме того, что тебе показывал я? Поэтому завтра мы с тобой отправляемся в Келе.