О моём перерождении в сына крестьянского

— Ясно. Что ж... тогда разливай колану, хозяин: чую по аромату, настоялась уже. Выпьем за долгое и всем нам выгодное сотрудничество.

— Выпьем. Точно мясного пирога не хочешь?

— Знаешь, а давай. Пахнет очень уж завлекательно. Как только ты его так ловко без огня разогрел?

Ответом стала хитрая ухмылка:

— А это — секрет!

Встретились мы в подземелье спустя полтора дня. Всё тот же Корноух привёл. Но как привёл, так и самоустранился. Правильно, в принципе: работать с чистильщиками предстоит именно мне и репутацию выстраивать тоже лучше самому.

Перед грядущим знакомством я постарался сжульничать, как только можно. Своему Паучьему Прикиду я заблаговременно придал внешность кожаного комбинезона с пристежным капюшоном и глухой зеркальной маской на всё лицо; причём комбинезон я словно наддул, добавляя себе объёма и роста. Сильнее всего изменились ноги: я удлинил их, визуально смещая колени вниз на три пальца, а стопы — на все шесть.

Собственно, с некоторых пор я и по улице ходил именно так, словно на то ли коротких ходулях, то ли ну о-о-очень высоких платформах. Меня безмерно раздражали мои слишком короткие детские ноги, вот я и вытянул их с помощью плотной иллюзии, чтобы поспевать за взрослыми не только бегом.

Но как я ни старался, дорастить свою внешность до габаритов хотя бы двенадцатилетки не вышло. Точнее, я мог изобразить хоть двухметрового здоровилу — и когда я свой дом снимал, так и сделал, потому как к моему естественному виду у домовладельца возникло бы много лишних вопросов — но тогда пришлось бы свернуться калачиком в "пузе" этого здоровилы, а увеличенным в соответствующей мере Паучьим Прикидом рулить, как крупным человекообразным роботом на магической тяге. (Да, так тоже можно, я пробовал; расход маны, вырастающий при этом раза в три, меня не пугал. Но предстань я в таком виде, и напрочь потерялась бы одна из основных целей всей затеи: тренировка тела с наработкой рефлексов).

Кроме того, как успел просветить меня Корноух, для моей новой подработки малые рост и возраст — это большое преимущество. Банды чистильщиков неспроста вербовали мелочь лет 10-11 и отпускали на волю перестарков, которым исполнилось 16-17.

Среди ожидающей нас тройки самым старшим выглядел крепкий, приземистый шатен как раз лет шестнадцати с ожогом вроде кислотного на левой щеке. Отметина непростая: кривоватая такая загогулина, словно некий густой едкий плевок влетел в лицо, немного промазав мимо глаза, и потёк вниз, к углу рта, покуда не стёрли или не смыли. Для моего беглого магического взора шрам отражался в ауре ещё более неприятной отметиной, чем на теле мясном — словно жёлто-серая клякса с корнями. Собственно, потому я и не спутал бы это с обычным ожогом от огня: совсем разные последствия.

Тот же шатен и шагнул нам навстречу:

— Значит, ты будешь Вейлиф? Что-то мелковат для могучего мага.

— Я в курсе, что ростом не вышел. Но мне не бочки ворочать, я Наблюдатель.

— О-о, целый Наблюдатель. И какой круг чар тебе покорился? Неужто уже даже первый?

— Вообще-то третий. Или вам толком ничего про меня не сказали?

— Наговорить можно много чего, а без испытания на зачистку тебя никто не возьмёт.

— Тогда испытывай, да пойдём. У меня ещё наверху дела не доделаны.

— О, какой важный господин до нас снизошёл! Может, лучше сразу...

— Крюк.

Одного слова стоящей за спиной шатена тёмно-рыжей девчонки хватило, чтобы тот осёкся. Насчёт самого старшего в тройке я, пожалуй, дал маху. То есть по возрасту-то этот самый Крюк и впрямь обходил своих напарников: рыжей вряд ли давно исполнилось пятнадцать, а молчаливый, тощий, наголо бритый пацан смотрелся и того моложе — но вот в лидерах явно ходила девица. Харизмы судьба ей отсыпала щедро, да и мудростью, похоже, не обидела. Если чисто о параметрах говорить. О жребии.

— Третий круг — это уже серьёзно, — сказала она хрипловатым, как бы немного простуженным, но всё же приятного тембра голосом. Была бы постарше — сказал, что сексуальным. — Мага, умеющего плести такие чары, злить глупо. Но и поверить в такое непросто.

— Верить я не предлагаю. Но легко могу продемонстрировать что-нибудь соответствующее.

— И что же?

— Ну... за той стеной ничего важного нет? Отлично. Тогда вот.

Находились мы, как уже сказано, в подземелье. Точнее, в продолговатом зале, вырубленном на глубине метров так десяти в мягком рыжеватом сланце: одной из важнейших причин, почему под столицей так много всяких ходов, штреков, шахт и тоннелей. Учтённых и нет.

Копать легко. Чай, это не гранит сверлить да базальт долбить.

Я повёл поднятой рукой, почти не шевеля предплечьем и делая резкие секущие жесты одной лишь кистью (в чём вообще-то нет нужды, но безмолвное и безжестовое чародейство выглядело бы излишне круто), и в стене с хрустящим треском образовались четыре параллельные щели. Каждая длиной в пол-ладони, шириной в полпальца и достаточно глубокая, чтобы в свете малых осветительных шаров, закреплённых у нас на поясах, казаться бездонной.

— Чары называются Мистический Заряд, — сообщил я. — Формально нулевой круг, но накачка до второго круга, помимо роста размеров каждого заряда, значительно усиливает проникающий эффект. Третий класс защиты такое не остановит, да и четвёртый долго не простоит. Множественность атаки выводит её на третий круг.

В переводе на обычный язык: я только что продемонстрировал, что могу разделать на кровавые лоскуты воина в полных латах. Даже четырёх таких воинов сразу, если латы не зачарованы. И, само собой, если сами воины не особо сильны да опытны.

Шатен проникся. И побледнел.

Да, магия третьего круга — это не шуточки. Владеющий чем-то подобным — примерно как в моём первом мире боец со штурмовой винтовкой (или даже реактивным пехотным огнемётом... если атакующие чары творит не Наблюдатель вроде меня, а мощный Сотрясатель, у которого перекос в энергию). Разница между магом и бойцом в том, что эту "винтовку" нельзя отнять. И боеприпас у мага восстанавливается, причём у Сотрясателей — сам собой и весьма быстро.

Я на свою атаку не потратил и пятой части резерва, кстати. Но сделаю вид, что слил половину.

— Как скоро сможешь повторить? — спросила рыжая.

— Повторить — хоть сейчас. И не одиночный Мистический Заряд, а всю серию. Но вот возместить потраченные силы... если хорошо сосредоточусь, то за сорок вдохов. — Снова преуменьшение. Но я не намерен выдавать не только полный объём резерва, но и насколько хорош мой контроль. — Или сорок пять.

— А если надо восстанавливаться на бегу?

— Тогда дольше. Если надо драпать так быстро, что без ускоряющих чар никак, то может выйти и так, что расход окажется выше пополнения.

— Откровенно.

— Ну так Лидеру надо знать, кто на что способен. Кстати, может, уже познакомимся?

— Разумно. Это, как ты уже слышал, Крюк. Он у нас за Авангарда, хотя скорее просто разведчик и носильщик. В такие места и зарубы, где надо держать удар, мы не лезем. Я — Мокрица. Лидер и сама себе Советник. А это — Болтун, Арьергард. Все вместе мы — банда Кротов.

— Её остатки, — буркнул шатен.

— Да, недавно нас было больше. Но наши ведьмачки... — вздох, — в общем, одной не свезло, да и второй... как бы тоже. Гм. Ты вроде силён, но опыта у тебя нет, так что делай, что скажу, а вперёд не суйся.

— Даже в мыслях не было. Значит, сегодня — притирка?

— Нет, — Мокрица поморщилась. Интересно, за что ей такое прозвище выдали? Чисто за рыжину или ещё какие причины есть? — На притирки и проверки у нас просто нет времени. Придётся лезть с ногами, да сразу в самый жир. Кстати, что ты ещё из боевого умеешь, кроме Зарядов этих?

— А что надо?

— Дело скорее в том, чего НЕ надо. Огня. Или того, что может дать искру.

— Рудничные газы? Риск объёмного взрыва? Понимаю. Значит, в минус Огонь и Молнии. Учту.

— Тогда пошагали. Пока, Корноух.

— Удачи вам, молодёжь.

Вот так легко и просто (нет) я и стал новым Кротом на половинную ставку.

Сомневаюсь, что меня бы вот так сразу взяли в оборот, если бы не общая тяжесть ситуации, в которую попала рыжая с коллегами. Из-за выбытия обеих дам с приемлемым чутьём на магию банде стало слишком уж рискованно работать, вот и накопили долгов перед волчанскими. Я же Кротов совершенно не фигурально спас. Самое малое от расформирования.

Какой же работой занимались Мокрица с коллегами? Зачем спускались под землю?

Если мир пронизан магией, а море маны доступно всем, кто отбрасывает на него свою тень, вышло бы очень странно, если бы пользоваться ею могли только разумные существа. Сверх того, принятие судьбы случается отнюдь не только у вертикальных гуманоидов. Или даже одних лишь млекопитающих. К добру или худу, но такой привилегии у высших животных нет. Более того: иной раз на тропу развития встают даже растения с грибами. С весьма, скажем так, своеобразными результатами...

Вы ведь уже понимаете, к чему я клоню? Именно. Сложно не понять.

Монстры.

Среди прочей литературы, которую я брал почитать (а также скопировать) на своём основном месте работы, имелись и бестиарии. Поэтому знал, что, говоря технически, монстрами стоит называть только существ, относящихся к необычному рангу и выше. Ну, или тех существ обычного ранга, которые по своей природе обладают выраженными опасными особенностями, или хороши в засадной тактике, или являются стайными хищниками повышенной сообразительности — в общем, могут представлять угрозу для взрослого человека, который тоже имеет обычный ранг. Даже если этот взрослый вооружён и защищён чем-то не зачарованным.

И то вокруг темы, где проводить черту между уже монстрами и ещё тварями, не утихают дискуссии. Это с границей между монстрами и чудищами всё ясно: наличие домена сразу даёт понять, кто тут царь природы — а вот тут...

В моём втором мире (обычно называемом, кстати, Цоккэс — что в прямом переводе с имперского означает или Серединный, или Равновесный, или Ценнейший, смотря по контексту) царит вполне себе реализм, пусть и с поправками. Поэтому живые существа, живущие в нём, даже наделённые магией и магическими особенностями, остаются прежде всего живыми существами.

Они не самозарождаются в гнилой соломе. Они не могут существовать на чистой мане (вот дольше терпеть голод и жажду за счёт магии — это запросто; впрочем, для некоторых растений, притом как раз подземных и эндемиков из чародейских оазисов, ну и растительных монстров Леса Чудес, тезис не вполне верен). Они, даже хищные, почти никогда не кидаются на людей с яростью берсеркеров, поскольку желают прежде всего выжить и оставить потомство. Это в фэнтези обычные серые волки будут люто и бескомпромиссно атаковать человека в латах, пока не полягут всей стаей; нормальные волки, если только бешенством не заражены, ведут себя совсем иначе.

Также с местными тварями работают общие принципы экологии. В частности, под землёй, в скудных и специфичных условиях, живут потомки тех, чьи предки проиграли эволюционную гонку за — буквально — место под солнцем. Низовые биомы бедны на ресурсы, обитатели их малочисленны и слабы, монстры в истинном смысле слова, то есть существа необычного ранга угрозы, вырастают под землёй так редко, что тысячекратно проще услышать байки о них, чем повстречать вживую. Ну, если вести речь о слоях, что близки к поверхности, а не о том, что таится на глубине километра и более.

Делает ли это обитателей самых нижних и глухих углов столичных подземелий, куда чистильщики ходят, безобидными и няшными, как домашний белый кролик?

Ещё чего!

— Бояться крыс не стоит, — на ходу рассказывала рыжая. — Они твари умные и трусливые, первыми не кидаются. Ну, если к гнёздам не лезть, но гнёзда — то забота гильдейских новиков, не наша. А на наших, кротовых глубинах крысы появляются редко и малым числом. В общем, можно прибить мимоходом, но не более того. Не стоят они возни. Даже ради миски жидкого супа надо пять хвостов сдать.

— А наш Болтун и поныне за хвостами охотится, — вклинился Крюк. — Только уже не сам в храмы приносит, а мелкоте уличной раздаёт, чтоб тем посытнее жилось. Добрый он у нас, не смотри, что лысый.

— Не добрый, а исполнительный, — поморщилась Мокрица. — Это я велела высматривать годных в банду, подкармливать и учить. Нам смена нужна: не век же по щелям лазать. Ты сам вон уже, считай, настоящий дуб-переросток, а заменить некем.

— Ну да. Какой дурак к нам полезет? Кроты — не банда, а отстой.

— Заткни пасть, — прошипела рыжая. — И не мешай. Или чеши отсюда обратно наверх, к пузатой своей, а потом не возвращайся.

— Да чё ты сразу-то...

— Заткни. Пасть. Ур-род бесячий, фуф. Так. Крысы. Это не наша забота. Наша — это ташши, склоры, фуфисы, бледные плевуны, злапы и ещё всякое по мелочи. Включая едучий мох: его надо отскребать, а потом можно загонять кожевникам за медяшки. Но вот обычный пещерный мох трогать нельзя.

— Почему? — спросил я.

— Предки не велели. Да и что толку с обычного-то? Просто пища слизней, а так даже медяшек не стоит, хоть охапками его таскай. Итак, ташши...

Если просуммировать сказанное, подземная монстрофауна пограничных глубин выходила не особо опасной. Самыми неприятными выходили бледные плевуны (один из которых как раз и оставил Крюку его приметный шрам на морде). Потому как яд у этих дальних родичей садовых слизней имел сильные разъедающие свойства, а плеваться они старались в глаза. Зазеваешься — и ослепнешь, если на месте не помрёшь.

Столь же неприятными представлялись ташши с фуфисами: крупные, длиной с предплечье, хищные многоножки и стайная всеядная помесь мартышек с крысами размером примерно с терьера.

Правда, способы доставлять неприятности у тех и других выходили разные. Ташши — многоножки — умели ну очень хорошо маскироваться; это была их видовая особенность, очень полезная для засадных охотников. Как и яд. Не прям смертельный, с одного-двух укусов не помрёшь, даже ребёнком будучи; но помучиться пару дней придётся. Головокружение, рвота, лихорадка, иногда малоприятные глюки, иногда судороги, иногда иные признаки острого поражения нервно-паралитической гадостью. К тому же у людей порой обнаруживалась уязвимость к их яду. Одна из ведьмачек Кротов, которой не свезло, как раз из таких оказалась. И задохнулась от анафилактического шока, как я понял по скупому, но точному описанию симптомов; обычное противоядие не помогло, да и не могло помочь.

Что до фуфисов, то эти отличались умом и сообразительностью. И шкодливой, пакостной злобой. Основной причиной, почему крыс редко можно встретить в нижних подземных горизонтах, служили как раз они. Ловили крыс и жрали, если без неаппетитных подробностей.

Но двумя основными сложностями с фуфисами, из-за чего рыжая рекомендовала вести себя с ними осторожнее, были злопамятность и случайные таланты.

— Понимаешь, — говорила Мокрица, — они напоминают людей, отдалённо. Только во всём хуже. Мельче, слабее, тупее. Даже могут говорить, просто язык у них — три-четыре сотни слов. Но иногда судьба и им подкидывает дары, что могут возвысить фуфиса над сородичами. Я видала одного, что стал быстрым, как язык жабы. Он болюче кидался камешками, ловко уворачивался от всего и всех, а когда сбежал, настичь его так и не вышло. Другой фуфис наводил страх, и сильный — но, к счастью, только на одного, а не на всю банду разом; его мы таки прибили, поганца. А третий бил током при касании, мог парализовать ненадолго. Его тоже прибили. Я слышала про фуфиса, что кидался шариками кислоты, про очень прочного фуфиса, про очень живучего фуфиса, про того, что копал камень быстрее и легче, чем обычный копал бы землю, и ещё про всяких. Эти твари легко дохнут, но быстро плодятся, и почти в каждом выводке почти каждой самки находится особенный фуфис... хотя чаще эта особенность выражена слабо и не всегда вообще заметна.