Планета-мечта

— А вы?.. что думаете? — откликнулась я живо.

— Интересный человек этот хранитель, — сказал Михаил Александрович, — Энтузиаст.

— Они все такие.

— Н-да.... А вы хотите послушать новое сказание, Кристина? Хоть вы им скажите, а то меня ведь Эмма не слушает. Она уговорит-таки Стэнли на "Марию". Она, знаете ли, ее собирает, разные варианты, а вариантов этих немереное количество. В каждой деревне свое исполнение.

— "Марию из Серых гор"?

— Да. Печальная история, правда? В сущности, мне всегда было интересно, почему они похищают девушек. Я слышал даже, что среди воронов совсем нет женщин.

— Да, так говорят, — сказала я тупо. Обсуждать воронов, даже с Кавериным, в первый момент мне показалось невозможным. Иногда даже думать странно о том, как в жизни все просто: они были, и их — нет.

— ...и интересно еще, почему таких молоденьких или совсем даже детей. Зачем ворону дите пяти лет?

— Ну, это я вам скажу, — усмехнулась я вдруг, — это я вам объясню, — говорила я, с неожиданной ясностью вспомнив мою Элизу, ее печальные глаза и полный тоски голос, когда она говорила про Альверден, про свой Альверден. Почти все, что я знаю о воронах, рассказала мне она — вечерами, укладывая меня спать, и я слушала, как сказки, эти безумные, странные, пронизанные нечеловеческим колдовством истории.

— Это я вам объясню, — сказала я, — Это просто. Что будет, если украсть взрослую девушку? Она уже привыкла к определенной жизни и мышление ее уже устоялось, все понятия о жизни. И тосковать она будет. А ребенка можно переучить. А ребенок будет считать своим домом Серые горы. Да и воспитать себе жену — в этом есть своя мудрость. В мудрости воронам не откажешь, их представления о жизни на наш, человеческий взгляд, странные, но на проверку, пожалуй, более мудрые и верные.... Хотя и взрослых похищают конечно. Похищали, — прибавила я, вспомнив, о ком говорю.

— Жалко их, конечно. И Альверден.... Ах, какой красивый был город! Опять же, университеты. Но, знаете, Кристина, я, например, не замечал никакой неприязни. Ведь это уже не первая колонизация планеты, да и колонизацией-то это не назовешь, нас здесь так мало и больше, пожалуй, не будет. Ведь это же настоящее космическое захолустье.

Тихо я пересказала ему свою версию случившегося. Михаил Александрович покрутил головой.

— Что ж, это не так уж и глупо. И вороны! Очень может быть, что вы правы, Кристина. Каких только версий мы не строили! Но этот тонкий момент о продолжительности жизни воронов.... Никому и в голову не пришло, что они могли задумать это еще тогда, никто и не подумал, что у них совсем иная психология, ведь для них прошедшие годы — это так.... Конечно же. Но какая интрига! Как они терпели нас все эти годы, делали приветливое лицо! Кстати, я могу сказать вам кое-что, что подкрепит вашу версию. До последнего времени здесь было не меньше десяти звездолетов, ну, и персонала соответственно. А сейчас такой момент.

— Да, — сказала я, — да.

— Что-то вы погрустнели, Кристина. Я вот иногда думаю, каким же могуществом должна обладать раса, способная к космическим перелетам, так сказать, вживую.

— А вы в это верите? — живо спросила я.

— Верю — не верю. Я, Кристина, фольклорист, так что я уж и сам не могу сказать, во что я верю, а во что нет. Мышление у меня такое, испорченное мифологией. Я, может, и не верю, да только принужден брать в расчет, и потому часто не могу отличить, что действительно реально, в реальности чего я убежден, а что нереально. Понимаете?

— Н-не совсем, — сказала я, несколько ошарашенная.

— Так я объясню. Видите ли, кроме того, что я собираю фольклор, я ведь анализирую, выявляю, так сказать, систему, ищу связи, сопоставляю с мифологическими системами других планет. Понимаете? Я привык оперировать мифологическими понятиями не со ссылкой на их недостоверность, а с полным признанием их реальности. Я так привык, у меня такая работа, а ведь вера или неверие суть принятие и непринятие.

Я улыбнулась. Небо сплошь уже было белесым, в серину, хотя десять минут назад ярко светило солнце. Только слева открывалось размытое окно голубоватого бледного оттенка, и по нему веером расходились полосы перистых облаков. Воздух был теплым, но ветерок поостыл и задувал по-осеннему, холодными порывами.

— А странно, вам не кажется, Кристина, что здесь нет художественной литературы?

— Отчего же? — вяло сказала я, — Так бывает.

— И вовсе нет. Вы подумайте, прекрасные университеты, масса образованных людей, Дома Сказаний в каждой деревне. Но никому даже в Альвердене не пришло в голову собрать хотя бы эти сказания воедино, записать их на бумаге. И это при том, что иная, научная литература процветает во множестве. А художественная — только устная.

— Ну, вам виднее, — сказала я, — здесь мне с вами спорить трудно.

— А со мной, Кристина, спорить не надо, меня надо слушаться. А впрочем, кому же спорить, как не вам, хоть я и сижу здесь десять лет. Вы ж у нас княжна Севера!

— Михаил Александрович! — воскликнула я, задетая его насмешливым тоном.

— А что? — невозмутимо отозвался Каверин, — Все так и есть, разве нет? Кстати, а у торонов есть сказки?

— Да как вам сказать...

— Как есть.

— Они ведь не говорят так, как мы. Но, пожалуй, есть. Но не сказки, а легенды.... Это у всех, наверное, есть, — продолжала я задумчиво, — легенды о прошлом, о том, откуда они появились, о богах и героях.

— А у них есть боги? — спросил Михаил Александрович тоже тихо, невольно, видно, подстраиваясь под мой тон.

Я мотнула головой так, что челка упала мне на глаза. Поправляя ее рукой, я сказала:

— Нет, богов у них нет. В обычном смысле. Но они все одушевляют — воду, траву, ветер, дождь. Они живут в мире, где обитают мириады существ, существование которых мы не признаем. Тороны считают, что могут говорить и с деревом, и с ветром, и с мельчайшими песчинками бытия. Считают, что они способны понимать все, что не может изъясниться звуком. Может, так и есть, я не знаю.

Тут вышли Стэнли и Эмма Яновна. Мне пришлось встать со ступеньки и посторониться. О торонах Михаил Александрович больше не вспоминал.

...Вечером мы собрались в Доме Сказаний. Читали "Историю о Марии из Серых гор". На сцене сидели две женщины и говорили по очереди, тихо и нараспев. Этот вариант я уже слышала, как мне кажется, только тогда его пели. У легенды о Марии столько разных вариантов, и песенных, и прозаических, что просто диву даешься. Кажется порой, что все художественные таланты Алатороа заняты лишь обработкой этой легенды; во всяком случае, это исполнение было великолепно, его хорошо было бы запустить в центральный информаторий. Зрителей было очень много, не только сидели, но и стояли вдоль стен. Посреди исполнения вдруг распахнулась дверь, и на пороге появился наш проводник.

В полутемное помещение хлынул сноп солнечного света. Тонкая высокая фигура стояла в этих лучах, темная, лица не рассмотреть. Он стоял неподвижно, выпрямившись, натянутый, как струна. И в этот миг я действительно поверила в то, что он и впрямь из дивного народа. Словно сиянием его окружал солнечный свет, и тонкая напряженная фигура и впрямь казалась фигурой файна.

8. История Марии из Серых гор. Фрагмент диктофонной записи.

Она была лишь нелюбимое десятое дитя.

Ее ждала нужда. Ей предрешен был тяжкий труд.

И всем казалось, ей дано судьбой

Лишь стать крестьянкой, сгорбленной трудами.

Но в этом всем судьба дала урок:

Не предрекай, не зная.

Она была совсем дитя,

Носила жалкие обноски

И коз пасла на берегу реки.

На этого несчастного ребенка

Никто не посмотрел бы с умиленьем -

Уж больно был ребенок неказист

И жалок, с растрепанными космами волос.

Родная мать, и та не привечала

Десятую, ненужную ей дочь.

И в жаркий полдень бедная малышка

Заснула вдруг среди цветущих трав.

Все коза разбежались кто куда....

Она спала, и верят все, что это был не сон,

Не просто сон усталого ребенка,

Но посланный судьбою....

И некто проходил по той поляне.

Он встал над человеческим ребенком

И усмехнулся. И готовился уйти.

Но взгляд его остановился вдруг,

Прикованный неодолимой силой:

Из-под запачканной косынки выбивались

На шейку пряди золотых волос.

То был не просто путник, то был Ворон,

По волшебству принявший этот облик.

Все издавна познали — девочку,

Родившуюся златовласой, надо прятать,

Не оставлять ее одну в лесу и поле,

А лучше вовсе и не выпускать из дома,

Иначе Воронам достанется она.

Лишь золотые косы смертных дев

Имеют власть над ними, и они

Всегда берут светловолосых в жены.

Малютку в пол не нашли

(Как не нашли и коз),

Но вот о козах горевали больше.

И скоро даже мать забыла свою меньшую дочь,

И имя, что дала ей.

А впрочем, проживи она среди людей

Всю жизнь и нарожай детей,

Ее забыли бы едва ли не скорее.

Но судьба

Ей уготовила иное.

И Марию,

И жизнь ее,

Наполненную мукой

И величьем той,

Что жизнь свою с Великими связала,

Мы помним до сих пор

И будем вспоминать,

Покуда снова в звездные глубины

Не унесется это племя,

С которым

Ее судьба объединила.

Она проснулась в комнате,

Открытой всем ветрам,

В вершинах высочайших гор.

И тот, кто стал ей мужем,

Смотрел, как пробуждается она.

Она была еще ребенком — острый меч

Их разделял во время сна.

Но в остальном она была женой.

Так с детства приучалася она

Жить, любить и соблюдать обычаи этого народа,

Что отныне был ей родным.

Но много времени прошло, пока

Ей не открылось, что она

Жена не просто воина и мага,

Но Короля....

Она росла.

И полюбила мужа своей душой.

Она ждала лишь дня,

Когда он, наконец, коснется ее тела.

Она была так счастлива любовью -

Прекрасное невинное дитя. Пятнадцать лет.

Беда пришла нежданно.

Война, где нелюдь шел на человека,

А человек на нелюдя...

И Вороны должны были решать,

Им, существующим как птицы и как люди,

Была дана от мира эта власть.

Но и они не избежали тех ошибок,

Что каждый должен совершить.

Людей им было не за что любить, и Вороны желали

Встать на иную сторону, и лишь Король противился.

Был среди Воронов старик, что ненавидел Короля,

Он выступил вперед и объявил,

Что обвиняет Короля,

И произнес такое заклинанье:

Ничья тень да не падет на тебя,

Травы выдернут корни свои и отступят пред тобой,

Воды текучие побегут от тебя,

Воды стоячие в землю впитаются, чтобы не питать тебя,

Капли дождя обойдут тебя стороной,

Все живое отвратиться от тебя,

Все мертвое рассыплется в прах перед тобой,

Ибо ты отныне изгой и во веки веков изгой.

Прочь от мира пусть уведет тебя тропа.

То было заклинание изгнания.

Такая власть над миром Воронам дана,

Что мир их слушается, и отныне

Изгнаннику лишь смерть была уделом...

9. Из сборника космофольклора под редакцией М. Каверина. Литературная обработка Э. Саровской. История Марии из Серых гор.

Когда эта девчонка, Мария, родилась, никто этому, понятно, не обрадовался. В семье было уже девять детей, да семеро — девки, куда еще одну-то? В год ее рождения у них и вовсе пожар случился, да так, что не только добра не вытащили, но и двоих детишек не уберегли. Отец ее продал землю и купил развалюху на краю деревни. Там-то Мария и росла, пока жила со своими. Да только жила она там недолго, всего-то шесть годков.

Когда девочка пропала, никто особо не опечалился. Мария была светленькая, и хоть ребенком она была нескладным, худеньким и некрасивым, все сочли, что ее похитили вороны — демоны, поселившиеся в Серых горах с незапамятных времен. Они только тем и занимались, что похищали девочек и молоденьких девушек, и преимущественно светленьких. Если б семья жила хорошо, родители пожалели бы о своей младшенькой, а нынче только рады были, что одним ртом стало меньше. Отец даже сходил в Храм Света в благодарность за то, что эта участь постигла младшую — самую некрасивую, а не вторую дочь Веру, которую можно было при удаче выгодно выдать замуж (она и вправду стала женой бургомистра Альвердена и важной дамой).

Мария же, уснувшая на опушке леса в жаркий и душный полдень, проснулась в просторной комнате с каменными стенами, на широкой кровати под серым балдахином. Во все глаза смотрела девочка вокруг, и не сразу она поняла, что на кровати с краю сидит кто-то и смотрит на нее. Этот кто-то сидел так неподвижно, что девочка не замечала его, прежде чем не наткнулась несколько раз на него взглядом. Но так же, как прежде она не замечала его, довольно долго она не видела, какие у него глаза. Прежде Мария увидела всю его внешность целиком: худое сухое лицо с определенными красивыми чертами, короткие черные волосы, черные свободные одежды, странная металлическая узорчатая палка на поясе. И только потом она увидела его глаза.

Разрез глаз у того, кто сидел перед ней, был человеческий, но под веками таилась абсолютная тьма. Эта была чернота ночного неба или вод глубокого колодца. В сущности, это были глаза птицы или собаки, в общем, того существа, у которого радужка настолько велика, что белка не видно. Но из-за того, что глаз эти были не просто темные, а именно черные, нельзя было понять их выражения, и они производили странное и страшное впечатление. Мария и впрямь испугалась, но после того первого мгновенного страха она больше никогда не боялась его.

Тот, кто показался девочке человеком, пусть и со странными глазами, был Царь-ворон и один из величайших магов, что когда-либо рождались среди этого народа. До него никто не сумел овладеть Жезлом Тысячелетий, который всегда был знаком Царя и в котором была сосредоточена вся магия воронов, этого чудесного народа, пришедшего из космических далей. Жезл этот в незапамятные времена был сотворен Кордом-магом, и до недавнего времени его сила была неподвластна никому. И теперь Мария должна была стать его женой. Она, конечно, была слишком мала еще, потому, пока ей не исполниться восемнадцати лет, они должны были спать, разделенные мечом.

Девочка выросла под присмотром Эльмы, жены старика Тэра. Именно от Эльмы Мария, с раннего детства страстно полюбившая мужа, узнала достоверно, что он за создание. О том, что он существует в двух ипостасях, она знала давно, и это не смущала ее так, как то, что ему уже было больше шестисот лет и что он еще много проживет после того, как она состариться и умрет. Марию это открытие страшно разозлило, она ревновала его к тем женщинам, которое — шесть веков! — были у него до нее и которые будут после. Два дня она ходила красная и злая и ссорилась с мужем, пока Эльма не допыталась, в чем дело, и не объяснила ей, что вороны женятся лишь однажды и что ни одной женщины, кроме нее, в его жизни не было и не будет. Другой мукой было для Марии то, что он женился на человеке, и оттого все будут плохо о нем думать. Но она выяснила — к немалому своему удивлению, — что среди воронов есть только мужчины, и они испокон века женились на человеческих дочерях, у которых при этом рождались только мальчики и только вороны.