Питер. Война (Питер-2)

В этот момент кто-то вошел в палатку — шелест ткани, негромкое «кхм». Изюбрь взвилась, как ужаленная, отскочила от Артема на пару метров. Залилась краской, став ярко-пунцовой. Артему даже показалось, что в полутьме палатки лицо девушки светится тревожным красным огнем.

— Я… — сказала Изюбрь. — Мне…

— Иди, — сказал вошедший. Девушка кивнула и выскочила из палатки.

Вошедший выпрямился. Это был прежний силач Игорь. Мощный, спокойный. Артем снова поразился, насколько тот крепко сбит, словно до краев налитый грубой неумолимой силой. Человек-отбойник. Человек — стальной тюбинг.

Игорь молча разглядывал парня равнодушными сонными глазами. Артем попытался выпрямиться под этим взглядом, но не смог. Даже такое простое движение пока ему не давалось. Словно из Артема вынули все кости. Он упал на подушку.

— Ясно, — сказал Игорь. И вдруг сделал резкое движение рукой, словно выхватил что-то из воздуха.

Мелькнуло желтое. Плюх.

Артем с удивлением посмотрел на свою правую руку.

В пальцах был зажат засаленный желтый теннисный мячик.

В следующее мгновение мяч выпал. Пальцы не слушались. Рука Артема упала на одеяло,в глазах потемнело.

Головокружение. Артем с трудом заставил себя выпрямиться.

— Хорошая реакция, — сказал наконец Игорь. Повернулся и вышел из палатки.

«Черт, — подумал Артем. — Кому нужен больной жонглер? Кому вообще я нужен?!»

Опять накатила знакомая черная волна отчаяния.

Артем без сил откинулся на подушку. Слабый луч, что осветил его существование при словах девушки«ты в цирке», исчез. Фонарь выключили.

Осталась одна кромешная тьма разочарования и одиночества, в которой он, Артем-Арц’иви, неудавшийся Орел, витязь в тигровой шкуре, обречен бродить до конца своих дней.

«Как я устал». Повеситься бы, с тоской подумал он. Или застрелиться. Чтобы она… чтобы они все… Чтобы… Не знаю, что.

Лали, бедная сестра. «Лали… будет плакать».

Он представил, как сестра, сидя в своем плавучем домике, закрывает лицо руками. Ее плечи вздрагивают. Лали воет. Часы-ходики — желтая пластмассовая кошка с глазами — продолжают за ее спиной отстукивать «тик-так», «тик-так». А его, Артема, нет. И больше никогда не будет. Он представил это, и ему вдруг стало жаль Лали до слез.

«Она такая красивая». Такая хорошая. Воображает себя взрослой и всезнающей, глупышка. Наивно уверена, что знает, что лучше для него, Артема, а сама не понимает даже, как найти свое счастье. Почему тот диггер Иван, взрослый и крутой мужик, не остался в Венеции? С ним сестра могла быть счастлива. Артем вздохнул. Иван сильный. С ним бы Лали, по крайней мере, была под защитой — теперь, когда Артем ушел из Новой Венеции…

Ушел, как когда-то их с Лали отец.

После его исчезновения внутри Артема точно появился клубок колючей проволоки. Воспоминания царапали до крови. Стоит их коснуться — обдерешь все руки, оставишь на колючках обрывки кожи и кусочки мяса… И, шипя от боли, отползешь подальше.

— Ушел?

Артем поднял голову. В палатку заглянула Изюбрь, настороженно огляделась. Артем кивнул. Девушка скользнула внутрь, опустила полог.

— Пугает он меня, — сказала Изюбрь. — Питон… он такой, знаешь…

— Питон? — Артем растерялся. Какой еще Питон? И тут вспомнил слова поддатого униформиста. «Только питону не попадайся». Замечательно. Оказывается, служитель имел в виду не двухголовую желтую змею…

— А почему тебя Изюбрем назвали?

Девушка замолчала. Лицо пошло пятнами от смущения.

— Извини, — сказал Артем. — Я не хотел тебя обидеть. Это не мое дело.

— Да нет, — девушка пожала плечами. — Ничего такого. Нормальный вопрос. Изюбрь — зверь был такой до Катастрофы. Редкий. Изысканный. Его еще называли «благородный олень».

Оленей Артем видел только в книге. Впрочем, они уж точно все вымерли. Или их сожрали эти, клыкастые, что сейчас властвуют в зараженном Питере…

— Красивый?

Лицо девушки вспыхнуло. «Ну, вот», с досадой подумал Артем.

— Необычный скорее. Они же рыжие были иногда. И даже почти красные...

Артем поднял брови. «Теперь понятно, почему ее так назвали». Из-за этой самой краски в лице.

— Интересно, — сказал Артем, чтобы не смущать девушку еще сильнее.

— Ага, мне тоже нравится, — она кивнула. — А ты… — Изюбрь наконец посмотрела на него прямо. Глаза у нее были серые и круглые, челка падала на брови. — Ты теперь с нами останешься, да?

— Не знаю, — Артем вздохнул. После того, как он выронил этот дурацкий мячик…

«Если бы знать».

* * *

— Встал? — силач Игорь по прозвищу Питон окатил его равнодушной волной внимания. — Садись, ешь.

На табурете у лежанки, старом, разрисованном человечками, стояла жестяная миска с кашей. От запаха горячей еды у Артема закружилась голова.

Еда. Внутри словно вспыхнул прожектор, разогнал темноту. Артем подался вперед. С трудом заставил себя остановиться.

Нельзя. Стой, помнишь…

Артем с усилием, преодолевая сопротивление занемевших мышц, покачал головой. Нет.

— Интересно, — сказал Питон. И посмотрел на Артема по-новому.

— Я плачу за свою еду. Всегда.

Питон помедлил, глядя на Артема неподвижными, тусклыми, словно погасшие прожекторы, глазами. Парень поежился. Это было… неуютно. Неожиданно вспомнился сон — огромный угорь, смотрящий на Артема серебряными глазами…

Питон наконец кивнул: хорошо. Движение головой, и вот он уже развернулся и двинулся прочь — замедленным, гипнотическим движением. При своих габаритах силач двигался удивительно бесшумно. Словно всегда заранее знал, в какой точке пространства нужно оказаться.

Действительно, большая змея. Питон. Который, насколько помнил Артем из детской книжки, питается раз в год, зато по-крупному. Оленя там переварит (иллюстрация в книге: красивый) или человека. С человеком картинка представлялась нагляднее.

Артем вздохнул.

Питон на пороге задержал шаг, повернулся — огромный, сильный. Холодный, как большая змея.

— Ешь, — велел он.

— Но я…

Питон легонько качнул головой.

— Метлу видишь?

Артем кивнул. Метлу он видел.

— Теперь ешь, — сказал Питон. — Потом — за работу.

Силач повернулся на пятках и вышел из палатки. Полог колыхнулся за ним. Артем перевел взгляд на инструменты. Метла. Ведро. Итак, начинаем новую жизнь.

Теперь ты в цирке, ага.

Он с трудом выпрямился, постарался встать ровнее. Он был еще очень слаб. Палатка норовила уплыть в сторону. Но хотя бы не штормило, как раньше. Уже хорошо. С палаткой Артем как-нибудь справится.

Он медленно пошел к выходу, упираясь ладонью в стену палатки, чтобы не упасть. Голова почти не кружилась. Почти.

Когда протянул руку к метле, то едва удержался на ногах. Подметальщик из него пока так себе. Но еду надо отработать. Это важно. Есть хотелось зверски. Сейчас бы ложку каши, чтобы хватило сил махать метлой… Живот свело. Артем покачал головой, отгоняя искушение. Сначала принципы, потом голод. И никак иначе.

В следующее мгновение в палатку шагнул Питон. От неожиданности Артем выронил метлу, она со стуком упала на землю, покатилась…

— Оставь, — велел силач.

— Но я… я сейчас все сделаю… — Артем понял, что еще чуть-чуть, и заплачет.

— Потом, — сказал Питон.

А вот теперь он меня точно выгонит, подумал Артем в отчаянии.

— Бери тарелку и пошли со мной. Не отставай.

— Я… — Артем заставил себя замолчать. Стиснул зубы, чтобы ни один звук не прорвался. Он, Арц’иви, витязь, выдержит.

Цирк раскинулся на захламленной служебной платформе. Цветные палатки циркачей стояли полукругом, словно маленький городок. Артем огляделся. Станция была незнакомая. Коричневый мрамор, светильники под потолком. Несколько рабочих под руководством тощего человека с желтым, словно после гепатита, лицом, сноровисто разбирали тюки и расстилали ковер. Ковер — ярко-алый, местами потертый, в десятке мест заштопанный, —выглядел огромной заплатой на сером выщербленном бетоне. Несколько циркачей поодаль готовили реквизит и репетировали номера, болтали и смеялись.

При виде силача болтуны замолчали. Питон медленно кивнул, циркачи закивали в ответ.

— Что это за станция? — шепотом спросил Артем. Силач покачал головой.

— Что я должен делать? — Питон не ответил и в этот раз. — Куда мы идем?

Молчание.

— Питон…

Великан остановился. Медленно, пугающе повернулся. Немигающие глаза его смотрели на Артема полусонно.

— Как ты меня назвал?

Артем почувствовал, что вспотели ладони, вытер их о штаны. Беспричинная тревога… нет, именно страх, что внушал ему силач, не поддавался разумному объяснению. Словно перед Артемом был не человек, а ледяная глыба, черный провал на сто метров под землю… Или… Артем вспомнил гигантского угря с серебряными глазами, словно кусочки фольги. Пасть раскрывается… Это только сон, напомнил Артем себе. Но пережитый во сне страх засел под кожей.

«Неужели только со мной так?» Нет, конечно. Наверное, все циркачи это чувствуют — вроде Изюбря. Леденящий холод от этого человека.

— Не парься, шнурок. Правильно назвал, — силач медленно кивнул. — Для своих я — Питон.

— Так я свой?

— Видно будет, — сухо ответил Питон.

Дальнейший путь они проделали в молчании. Когда они вышли к дальней палатке, Артем еле дышал. Ноги подкашивались, сердце гулко, иногда сбиваясь с ритма, стучало в груди. Слабость в коленях. Хриплое, с надрывом, дыхание. Артем закашлялся, постучал себя по груди ладонью, затем с трудом догнал Питона.

— Пришли, — сказал тот.

Палатка — старая, латаная-перелатаная. Они прошли внутрь, полог закачался. Артем едва не уперся в спину Питона, сделал шаг в сторону и огляделся. В палатке был только один человек. И сейчас этот человек завтракал. Мелко жевал уцелевшими передними зубами кашу. При виде вошедших человек поднял взгляд, поморгал слезящимися старческими глазами.

— Акопыч, вот тебе ученик, — сказал Питон.

«Что?»

Сухощавый старик отставил тарелку с кашей в сторону, вытер жилистые руки грязной тряпкой, критически оглядел Артема.

— Слишком высокий. Я просил маленького роста.

— Зато он ловкий. Не веришь?

Старик покачал головой. Сказал сухо:

— Посмотрим.

То есть… Артем не поверил ушам.

— Я остаюсь в цирке?!

Акопыч усмехнулся. Взглянул на Артема прищурившись, так, что лицо пошло морщинами.

И промолчал. Снова взялся за свою кашу.

— Так все же…

Питон медленно покачал головой, словно говоря: даже не надейся. Артем замер, заморгал. В животе неожиданно образовался огромный угловатый кусок льда. То есть, все это было напрасно?!

— Остаешься, — произнес Питон нехотя. Артем выдохнул. Силач неторопливо оглядел парня с ног до головы.

— Посмотрим, что из тебя можно сделать.

Глава 9. Лорд Вегана

Глава 9

Лорд Вегана

Перегон Достоевская-Лиговский проспект, час X + 2 часа

Герда не понимала, как получилось — бродяга, вытащенный в последний момент из камеры, вдруг превратился в лидера маленького отряда. Это что, врожденная мужская уверенность в собственном превосходстве?

Они шли по служебному тоннелю, тянущемуся вдоль путевого; если слышали голоса, сворачивали в сторону.

Запутанный лабиринт служебных ходов и заброшенных помещений пока позволял маленькому отряду маневрировать. Но что будет, когда они столкнутся с по-настоящему серьезным препятствием? Герда вздохнула. Мы в тылу наступающих сил Вегана. И вернуться к своим будет очень непросто.

Кажется, она уже начала жалеть, что поддалась порыву.

«Дьявол» шел впереди, собранный, ловкий. И веселый. Словно война была его стихией, родной и привычной. Но что он собирается делать дальше? Есть у него план? Он вообще знает, что делает?! Герда сомневалась. В путевой тоннель до Пушкинской хода нет, там — Провал. Служебная ветка в обход Провала блокирована веганцами. К Площади Восстания тоже не сунешься — они попытались, но, услышав выстрелы и взрывы, повернули обратно.

Чудо, что они до сих пор не столкнулись с патрулем веганцев.

Но даже чудо не может длиться вечно.

— Бодрее, бодрее! — покрикивал «дьявол». — Спать будем на рабочем месте!

Герде, наконец, это надоело.

— Подожди, — она остановилась. — Тебя как зовут?

Он повернул голову, замедлил шаг.

— Уберфюрер.

— Как?!

«Дьявол» ухмыльнулся. Сукин голубоглазый сын. Герде снова захотелось приложить его чем-нибудь тяжелым.

— А что? — поинтересовался он невинно. — Ты недолюбливаешь скинхедов?

— Я недолюбливаю шутников!

Таджик молча ждал финала перепалки.

— Но меня действительно так зовут, — сказал «дьявол». Погладил себя по бритому затылку, поморщился. — Я — большой и страшный скинхед. Зови Убером — так короче. А ты — Герда, правильно? Как в «Снежной королеве».

Она оглядела его с ног до головы. Ноги босые, почти черные от грязи, джинсы рваные,голый торс — мускулистый и в шрамах. Бритая голова, щетина и наглая ухмылка.

Девушка пожала плечами. Потом вскинула голову:

— Так теперь ты все помнишь?

— Местами, — ответил Убер туманно. — Местами помню, местами — нет. Я весь такой противоречивый. Таджик, подтверди!

Названный Таджиком невозмутимо поднял брови. Потом отвернулся, словно его это не касалось.

— Видишь? — сказал Убер. — Таджик понимает.

Прежде чем Герда собралась с ответом, скинхед взвалил на плечо заржавленный железный прут, двинулся вперед. Прут был их единственным оружием. Времени на тщательные поиски не было, пришлось схватить то, что под рукой. Теперь Герда тащила медицинскую сумку, Убер — железный прут, а Таджик — невозмутимое молчание.

— Но куда мы…

— Скоро увидишь.

«Так я и думала». Герда покачала головой. Импровизация, нет у него никакого плана. Любовь мужчин к планированию сильно преувеличена.

— А что ботинок у тебя нет — этого тоже вполне достаточно?

Скинхед ухмыльнулся. Голубые глаза блеснули.

— Надо же, заметила.

* * *

— Тихо, — приказал Убер. Рослый скинхед мгновенно присел, влился в бетонный тюбинг — с двух метров не различить. Словно тень, а не живой человек.

Герда с Таджиком последовали его примеру — хотя девушка не видела причины…

И вдруг увидела.

Путевой тоннель расширялся здесь до огромного, по меркам метро, открытого пространства. Два путевых тоннеля сходились вместе, уже не разделенные стеной, и бок о бок пронизывали гигантскую пробку из серого крошащегося бетона, чтобы за ней снова пойти каждый своим путем. Межлинейник. Сбойка. Лучи прожекторов расчерчивали пространство на неровные черно-белые участки. Ржавые рельсовые пути образовывали сложный и запутанный геометрический узор.