— Ведьма, она, — трагическим шёпотом сообщил Санёк.
— Кто? — не понял городской фрукт.
— Ведьма, говорю, — озираясь, зашептал абориген. — Страшное дело, товарищ.
— Как так ведьма? — удивился Платон, пятясь от Санька.
— Т-ш-ш, натурально ведьма, и летает, — не унимался Санёк. — Я сам раз двадцать видел, как она на помеле летает, факт и истинный крест. Хочешь подробно обскажу? С тебя только литр самогона. У бабки Мани возьмём. Да, не боись ты, у неё самогон вкусный, и димедрол она в него не кидает, как некоторые. Для своих Маня марку держит. Тогда я тебе всё обскажу. Точно тебе говорю, летает как скаженная, и представляешь, без всего ... голая. Раз двадцать уже видел, лично, вот как тебя.
Платон, наконец, сообразил, что этот пролетарий решительно не подходит на роль свидетеля.
— Товарищ, — не унимался Санёк. — Товарищ городской, погоди, ты никому в этой деревне не верь, кроме меня. Здесь все поголовно или чокнутые, или ведьмы, или совсем ненормальные. Один я только нормальный в этой местности. Представляешь, с какими сволочами живу. Как думаешь, если попа пригласить, чтобы освятил деревню, поможет?
Платон решил, что дальнейшее общение с этим аборигеном бесперспективно, странный он какой-то. Платон быстрым шагом направился в сторону домишка Тимофеевны, а абориген ещё продолжал что-то бормотать вслед. Что-то насчёт замечательных вкусовых качеств самогона бабы Мани. Хорошее настроение от белого снега и всей пасторали резко испортил первый же встречный абориген. Алкаш, — дал аборигену презрительную характеристику Платон. Вот же деревня Гадюкино. На кой ляд мы сюда приехали?
Платон шагал, а абориген топал вслед за ним, что-то бурча. Как бы отделаться от алкаша? Голова от него заболела, ещё и девочка с косичками пришла на ум, совсем погасив настроение. Платон решил зайти в первый же дом и уточнить у селян, где точно расположен дом лжезнахарки. Может тогда алкаш-абориген отстанет. Тук-тук, постучал в дверь большого дома горожанин. И точно, навязчивый селянин не стал ломиться во двор к односельчанам вслед за Платоном. На тук-тук никто не отозвался, поэтому Платон потянул дверь на себя. Ага, в деревнях двери не запирают. Шагнув через порог, гость громко вопросил: "Хозяева!" На его голос из дома в коридор вышла ... девочка с косичками. Ну, точно такая, какую и представлял Платон, когда писал свои статьи о несчастном ребёнке. Копия выдуманной девочки стояла и смотрела на дядьку: худюшая, с горящими глазами, одета ... не очень хорошо одета, и эти косички. Вид ребёнка потряс Платона до щелчка в голове.
— Молишься! — почему-то шёпотом поинтересовался гость у девочки. Вот зачем он это сказал?
— Я пионерка, — недоумённо смотрела на незваного гостя девчонка. Чего странному дядьке надо?
— А косички? — невпопад произнёс Платон. Ещё бы предложил девочке перебраться в детский дом. А ведь хотел такое сказать.
— Что, косички? — взвизгнула девчонка: в её глазах появился страх. — Бабушка, тут какой-то дядька пришёл...
На визг девчонки выскочила бабулька ... одетая во всё чёрное. Ага, в подпольный молельный дом попал, — смекнул Платон. Кубло у них здесь. Голова ещё сильней разболелась. И как с бабкой разговаривать?
— Бабушка, а чего дядька хотел? — выпытывала Каринка информацию у бабушки. — Странный он какой-то, спрашивал молюсь ли я.
— Болеет мужчина-то, — сообщила подробности бабушка внучке. — Из города он приехал. К нашей Тимофеевне: прослышал где-то, что она праведникам помогает. Может хоть Тимофеевна ему голову-то поправит. Беда у мужика.
Небольшой деревенский дом Тимофеевны стоял несколько особняком. С улицы его почти не видно, так как перед ним, со стороны улицы рос густой вишнёвый сад, где вишни росли вперемешку с ясенем. Чтобы добраться до дома, надо пройти метров тридцать по дорожке между заборами, разделяющими участки и упереться в тупик. В тупике стояли деревянные ворота, а в них калитка. До самого дома надо топать ещё метров пятнадцать. На участке росло много деревьев и кустарников, за кособокими хозпостройками раскинулся приличных размеров огород, по зимнему времени хорошо засыпанный снегом.
Вот кто так строит, — возмутился Платон. Нет бы, строили по одной линии, как в городе. Платона всё стало раздражать в этой местности.
Толкнув калитку, Платон вошёл во двор. На его стук во входную дверь кто-то внутри дома отреагировал. Вскоре дверь открылась, и в дверном проёме показалась фигура пожилой женщины с накинутой на плечи солдатской шинелью. На голове у женщины наблюдался тёплый платок непонятного цвета, а на ногах резиновые калоши. Строго говоря, женщина одета в соответствии с деревенской модой сезона 1971 года; мода, правда, несколько устарела, лет так на двадцать пять.
— За водичкой пожаловали? Рупь ведро, — вместо приветствия произнесла женщина. — Давайте, что ли тару, налью.
Женщина протянула руку за тарой, но, с удивлением увидела, что у посетителя в руках ничего нет, кроме тонкой папки с бумагами.
Она недоумённо уставилась на гостя.
— Я из города. Платон Герасимович меня зовут, — представился Платон хозяйке.
Разговор происходил на веранде, на свежем воздухе. Женщина явно не собиралась приглашать Платона в дом.
— Интересуюсь я, — продолжил Платон. — Это правда, что вы людей лечите?
— Что ты, милок, — всплеснула руками женщина. — Как можно? Я же простая крестьянка, совсем неграмотная. Лечить людей я не умею.
Такое заявление обескуражило Платона.
— Так поговаривают, — неуверенно произнёс Платон.
— Эх, милок, — улыбнулась женщина. — У нас много чего говорят, поговаривают и даже заговариваются. Пройдись по деревне: таааакого наслушаешься. Вон, говорят, на прошлой неделе на полях Пути Ильича лешего в летающей тарелке поймали. Причём и свидетели есть. Ты, поверишь?
Платон понял, что вытянул пустышку. Но, всё же, переспросил:
— Говорят, вы молитвами и водой лечите...
— Как можно? — стала отвечать женщина. — Я же даже не знаю, чем человек болен. Ведь неграмотная я. И дура старая. Человеку помогает Он, Господь Бог, ну, если пожелает, конечно. Грешников Он не лечит. Так что всё в руках Божьих, захочет Он, то облегчит страдания человеку, не захочет — так человеку придётся продолжать маяться. Грешные мы все, так-то милок.
Платону сказать слово "Бог", это как перед носом быка махать тряпкой. Быку это не нравится. Платону тоже не понравилась такая оголтелая религиозная агитация, и он начал, по привычке, активно дискутировать на эту тему:
— Гражданка, — раздражённо начал он. — Бога нет. Советские космонавты этот факт доподлинно установили. Нету его на небесах. Советские люди уверенно строят коммунизм, партия торжественно обещала, что в 1980 году обязательно наступит коммунизм. А вы, Бог. Нету никакого Бога. Поповская пропаганда. Вот вы знаете, в какое интересное время мы живём? Знаете?
Женщина неуверенно кивнула, что знает, в какое время мы живём. Ещё её удивило, чего это, явно городской товарищ, вдруг стал так нервничать и кипятиться. Прямо как чайник. Может не только в деревне живут "особенные" люди, а и в городе таких полно. Долго ли с такой жизни. Вот и этого торкнуло. Может беда у этого человека приключилась? Тимофеевна хотела спросить у молодого человека: "А когда коммунизм построим, будет как сейчас, или станет ещё хуже". Но такое спрашивать у постороннего человека с папкой в руке остереглась. За такой спрос могут и привлечь. Вместо этого, чтобы успокоить гостя, она ответила ему на вопрос про интересное время, в котором мы живём:
— Вестимо знаю, — уверенно начала она. — Живём мы в марте 1971 года от рождества Господа Бога нашего Иисуса Христа. Вот в январе как раз очередной день рождения Спасителя праздновали...Чего ж не знать какой год...
Женщина перекрестилась по православному канону.
Платона от такого кощунства прямо перекосило. Действительно дурость какая-то происходит с этим календарём. И партия по этому поводу ни мур-мур. Как мог Бог родиться, если его не должно существовать? Тогда почему этот календарь не заменят. Сложно всё. Но, как ответить этой глупой крестьянке, что Бог не мог родиться, так как его нет.
Платон так и заявил Тимофеевне. Та, удивлённо замолкла, сказав, что тёмная она. Однако, вот в Святом писании и других книгах пишут, что Иисус Христос таки родился и жил.
Услышав о книгах, не успевший остыть Платон, заявил:
— В книгах только враньё пишут, а вы верите всякой галиматье...
— Что, во всех книгах только враньё пишут? — сильно удивилась тёмная крестьянка.
— Да, — в запале, уверенно произнёс Платон. — Во всех книгах только враньё и пишут.
Тмофеевна сильно поразилась таким сообщением.
— А радио? — удивлённо спросила она.
— Что радио? — сказал Платон. Вдруг он понял, что дискуссия на свежем воздухе забрела явно не туда, надо срочно съезжать с этой скользкой темы. А то договорится он до того, что отправят его до самой тундры в "глубины сибирских руд" писать статьи для белых медведей.
— Так, говорите, лечит людей молитва? А какая? — лихо он соскочил с опасной темы. Почему-то, из головы вылетели все умные мысли, теперь собирай их в кучу.
— Так Отче Наш, — пожевав губами сообщила крестьянка. — Но помогает только праведникам. Грешникам не очень помогает. Ещё я угощаю людей своей водичкой. Дюже хорошая у меня в колодце водичка. У вас в городе такой нет. Налила бы тебе, милок, да тары у тебя нет. Могу в бутылку свою налить ... на 20 копеек водички ... и сама бутылка 12 копеек. Будешь брать?
Платон махнул рукой, чтоб отвязаться от предприимчивой крестьянки. Отсчитав ей тридцать две копейки, он протянул ей деньги. Женщина лихо смахнула их из рук Платона и пригласила того в дом: чего стоять на холоде. В доме Платона поразила беднота. Не то слово: беспробудная нищета. Ещё он увидел около печи человеческое существо, сидящее в обнимку с кошкой. Но, то, в чём щеголяло это существо, сразило Платона. Он вспомнил, что местный абориген говорил, что у Тимофеевны живёт её внук, страдающий неполноценностью. Вот куда смотрит государство, — с горечью подумал Платон. Он знал, что тема больных и бесхозных детей очень неприятна для властей. Если раньше в городе имелся один детский дом, то теперь в каждом районе по два детских дома. Что с этим делом надо делать, Платон не знал, поэтому на сердце легла боль. Хорошо, что я занимаюсь мракобесами и суевериями, — подумал Платон, — если бы занимался социальной сферой, то точно свихнулся бы.
Платон достал из кармана простенький фотоаппарат "Смена-8М" и попросил разрешения сделать фото ребёнка с кошкой. За это он готов отдать рубль денег на конфеты ребёнку.
— Да фоткай, — согласилась Тимофеевна. — Это мой блаженный внучок Василёк. Головой он сильно страдает, бедняжка. Еле-еле научился говорить несколько слов и ходить.
Тимофеевну обрадовал рубль, полученный от гостя, поэтому она к нему прониклась:
— Может, милок, сам молитву прочтёшь, и водички колодезной попьёшь? Господь он милостив.
Платон, подумав, согласился. В виде эксперимента, конечно, и для конспирации. Какая молитва? Какая вода? Смотреть нужно в корень, а здесь сплошная ересь. Но надо уже закругляться с этой дурной деревней и ехать домой. Цикла статей про подпольное лечение людей явно не получится. Разве что написать про поимку лешего в летающей тарелке или о замечательном самогоне без димедрола. Тьфу ты, куда я качусь!
— Что бы ты, милок, хотел от Господа получить касательно здоровья? — спросила Тимофеевна перед тем, как начать читать молитву.
Платон задумался. Есть у него на теле одна неприятная особенность. Это пятно на коже. Какая-то неизлечимая кожная болезнь. От пятна не больно, но неприятно, так как пятно выросло достаточно большое и шло по шее до середины правой щеки. Все люди, с которыми приходилось общаться Платону, прежде всего, обращали внимание на это уродство. Естественно, все делали вид, что ничего страшного, но, всё равно неприятно.
— Ну, если пятно вот это исчезнет, то обрадуюсь, — сказал Платон. Естественно, он не верил, что оно вдруг возьмёт и исчезнет. Нонсенс.
— Всё в руках Его, — буркнула старушка.
Платон стал вместе с Тимофеевной читать Отче Наш. Креститься он не стал. Зачем. Потом Тимофеевна поднесла ему кружку с холодной водой. Её блаженный внук и кошка внимательно смотрели, как Платон пьёт воду. Что сказать? Вода действительно оказалась отличной. Да не просто отличнойя, а супер. Такую воду Платон никогда не пил: прохладная, бодрит, заряжает какой-то энергией, так что голова закружилась. Наверное, это минеральная вода. Вот повезло хозяйке, что на её участке такой колодец. Теперь понятны слухи. Всё дело в минеральной воде. Только и всего.
Платон получил запечатанную пробкой бутылку и покинул этот дом. Почему-то настроение у него улучшилось. Ещё бы, Василёк, поняв, что гость расплатился целым рублём, влил в больную точку гостя целых две магических единицы. Ибо в их с Тимофеевной условиях рубль это просто замечательно: целых пять булок белого хлеба.
Платон по белому и чистому снегу дошёл до машины. Сел в неё и обратил внимание на странный взгляд шофёра.
— Что, Фомич? — спросил он.
— Ваше пятно на щеке. Оно исчезло, — с удивлением прокомментировал шофёр.
Платон посмотрел на себя в боковое зеркало и похолодел. Его привычный мир рушился у него прямо на глазах. Но, как? Выходит, высшие силы всё же существуют? Платон не наивный человек, чтобы согласиться с тем, что пятно исчезло из-за того, что он выпил немного воды, но факты говорят о другом. Ага, конечно. Значит, в этом мире всё неоднозначно. Получается, что старшие товарищи что-то знают, но скрывают. Вот, значит, почему партия не спешит менять календарь, да и преследование церковников и мракобесов в последнее время какое-то пассивное. Даже кое-где церкви открываются после ремонта. Уму непостижимо. За что боролись?
Воочию рушилась вера в непогрешимую мудрость партии.
В этот день Платон много думал, даже заснуть не мог, мешали крамольные мысли. Он вспоминал, как во время его учёбы в универе, на семинарах студенты доказывали ошибочность мнений великих учёных, которые говорили о боге в благоприятном свете. Правда, что-то больно много развелось таких учёных. Студенты опровергали таких горе-учёных с помощью цитат классиков. Но ... имелось большое "но" ... все эти великие учёные действительно внесли огромный вклад в науку, они действительно очень знающие в своей области и весьма информированные люди, а о партийных классиках так не скажешь. Да и не смешивали они понятия "Бог" и "Церковь". К церкви все учёные относились скептически, а вот Бога уважали. Даже те, кто в него не верил. Как сказал один человек: "В Бога я не верю ... но я его боюсь". Получается все эти Карл Маркс и Фридрих Энгельс, это которые не муж и жена, и даже не четыре человека, а два еврея, которые писали всякую гадость про славян и, особенно, о русских, безбожно врали в своих книгах. Получается, что этот Маркс, который не любил мыться и стричься, это лохматое чмо, учит нас, как нам строить коммунизм, который, честно говоря, хрен когда построим, хоть усрись.
